Аннотация:
Каждый из нас смотрит на других через призму собственных страстей. Но что делать, если сосед видит в вас ведьму… и хочет уничтожить?
[свернуть]
…Она летела по коридору, и вихрь тянулся за ней хвостом, сдирая со стен клочья обоев и плакаты. Её спутница-кошка тёрлась о шею хозяйки; изгибаясь, насмешливо моргала сквозь водопад чёрных как ночь волос. Эти волосы казались бесконечными, отполированными до зеркального блеска; они постоянно двигались, будто любимые змеи Горгоны, и манили всех за собой…
Она приближалась. Её руки свободно порхали по сторонам, рассекая ногтями воздух. Деловито стучали каблуки – тонкие иглы, от стука которых болезненно трепыхалось сердце, а с губ, что улыбались в любую погоду, срывался модный мотив.
Она приближалась.
С кончика его носа скатилась капля пота и упала куда-то в темноту. Дыхание стало хриплым и жарким. Разноцветные глаза – искристо-зелёный и невинно-голубой – будто рентген прошили дверь, чтобы вонзиться в него. Задыхаясь, он сполз ещё на дюйм ниже.
У девушек не бывает таких глаз. У девушек не бывает столь кукольно-белой кожи!..
Запах ядовитых цветов – совсем близко…
Девушки не могут знать пять языков. Не могут ездить на огромном мотоцикле. Они не могут зарабатывать больше мужчин!..
Сладкий мотивчик оборвался. Она поравнялась с щелью и вскинула ладонь, делая привычный колдовской пасс.
– Привет, Джейкоб!
Джейкоб Стоун резко захлопнул дверь.
Бесси-Бесс грустно мяукала над пустой миской. Почуяв возвращение хозяйки, она кинулась к ней и, выписывая восьмёрки вокруг её ног, принялась жаловаться на судьбу.
– Ах, негодяйка! Неужели всё слопала?
Селия Джонс расхохоталась и, балансируя, словно канатоходец над пропастью, двинулась на кухню. Поддерживая её намерения целиком и полностью, голодная Бесси тыкалась в неё носом и голосила, путаясь у хозяйки в ногах.
– Ну вот. – Доковыляв до холодильника, улыбнулась Селия. Холодные недра раскрылись, показав царство, наполовину забитое кошачьей едой, – Лови, маленькое чудовище!
Бесси-Бесс подпрыгнула и с урчанием, достойным настоящего тигра, заглотила кусочек лосося. Вторая подачка была съедена не так жадно: Бесси была воспитанной кошкой, поэтому, поймав еду в полёте, чинно отнесла её в миску, чтобы насладиться из неё.
Селия потянулась, потёрла усталые за день глаза. Сэндвич с огурцом и лососем, термос горячего шоколада, неизменный ноутбук и, разумеется, Бесси – всё это было взято в охапку и водружено вместе с ней на диван. Работа не отпускала и дома, поэтому Селия, немного похрустев огурцом, вскоре уставилась в мерцающий монитор, и меж её бровей пролегла морщинка. Бесси, получившая имя от египетской богини Бастед, опять вообразила себя котёнком: вспрыгнув на плечи хозяйке, она мягко играла её локонами и урчала, привычно прижимаясь к ней. Селия усмехалась, изредка гладила свой живой воротник и продолжала стучать по клавиатуре…
Селии Джонс было двадцать восемь лет. Она обожала сладости, лингвистику и электронный дизайн. Любила гонять на мотоцикле и проводить время в пёстрой компании друзей; любила кошек, свою маленькую квартирку, из которой смогла сделать райский уголок, свою работу-хобби и хобби-работу…
День Селии начинался с неизменного ритуала: обернув Бесси вокруг шеи, она бежала на прогулку и лишь после – надев кожаную куртку и любимый галстук – неслась на работу, чтобы создавать. Великолепные сайты, ярчайшие логотипы и реклама – «увидишь раз – и любовь на всю жизнь» – вот что Селия Джонс творила за день.
Многозадачность порождала рассеянность. Селия не укладывалась в сроки, опаздывала на работу и порой путала дни… Бывало, что не один, и не два клиента ждали её в офисе, недовольно цокая языком. Однако, делая ставку на личное обаяние, Селия встречала их белозубой улыбкой; не моргнув и глазом, придумывала невероятные бонусы за задержку проекта – и получала новый контракт.
Иногда улыбки не срабатывали. Тогда Селия пожимала плечами и, пританцовывая, отправлялась за конфеткой.
Она старалась справиться с любой задачей, добавляя в решение щепотку улыбок, горсть обаяния или внимательный взгляд. Она стремилась найти общий язык с каждым.
С каждым…
Ну почти.
Взбивая подушку с сушёной лавандой, Селия посмеивалась, вспоминая своего непутёвого соседа. Джейкоб Стоун жил в этом доме третий год и, сгорая от зависти, следил за всеми её успехами. Ничего выдающегося в нём не было – так, мелкий клерк в какой-то конторе – и тем забавнее казалась Селии его игра в великого борца. Она помнила отвисшую челюсть и оцепенение Джейкоба при первой встрече, свою приветливую улыбку – и хлопнувшую перед носом дверь. Знакомство состоялось, и…
Противостояние «Стоун-Джонс» началось.
Селия не слишком удивилась, увидев своё фото на сайте «Ведьмы среди нас». От души хохотала, разглядывая приходящую на её имя почту: все эти кресты, молитвы и угрозы на открытках, без сомнения пропитанных святой водой… Вскидывала бровь и усмехалась, читая электронные письма с подписью «Охотника на ведьм»…
Мелкие пакости и гадкие сообщения лишь раззадоривали Селию. У её друзей чесались руки, но она сдерживала их, как могла, считая Джейкоба Стоуна милым, безобидным психом. Селия отправляла письма в «Спам», регулярно посылала воздушные поцелуи закрытой двери и в ночь Хэллоуина громче всех кричала «Бу!» именно под соседским окном…
Селия веселилась и жила, как хотела, в полном согласии с миром и самой собой. Она совершенно не была связана с магией.
Но этому было суждено измениться.
Пена холодила щёки, мягко шлёпалась в раковину и тут же смывалась водой. Джейкоб брился – тщательно и неторопливо – то и дело вертел перед зеркалом лицом, выискивая незатронутые участки, и мысленно повторял в голове план на грядущий день. Пухлый отчёт – результат трёх бессонных ночей – лежал на столике, грея ему душу. Времени, чтобы успеть всё, хватало с лихвой; Джейкоб прямо-таки видел, как гордо он заходит в офис, отдав честь охраннику, пружинистой походкой шествует в зал заседаний, возлагает на кафедру свой отчёт и…
Из комнаты донёсся какой-то шорох. Брови Джейкоба сошлись к переносице. Он вышел из ванны – и окаменел.
Шлёп-шлёп – пена упала на лакированные, свежевычищенные туфли. Бритва в руке неудержимо затряслась.
В комнате находилась кошка. Кошка, которая хозяйничала у него дома: нюхала священные книги, брезгливо переступала лапками по исчерченному знаками ковру… Она прикасалась к его майке, штанам, так небрежно скинутым на пол, кончиком языка пробовала на вкус застарелое пятно от пролитого кофе… А потом – подняла голову и увидела его.
Их взгляды встретились. Джейкоб задохнулся и отпрянул, крестцом ударился о шкаф и выронил бритву. Спутница Ведьмы мяукнула и ступила к нему, но мозг Джейкоба уже лихорадочно заработал.
– Изыди, чудовище! – заорал он, бросаясь вперёд.
Немигающие зелёные глаза ослепительно сверкнули. Кошка сорвалась с места, одним прыжком заскочила в открытое окно и вихрем промчалась по парапету – только её и видели.
По лицу Джейкоба градом катился пот. Он закрыл окно, сотворив крестное знамение; дрожа от отвращения, собрал все вещи, которые трогала кошка, и покидал их в мусорное ведро, а после – залил все полы святой водой, не боясь затопить соседей. День обратился кошмаром: Джейкоб потерялся в безвременье, и только взгляд на часы заставил его подпрыгнуть, как от удара током. Подавившись молитвой, Джейкоб кинулся к зеркалу, чтобы закончить бритьё – и с размаху порезал щёку...
В тот день всё пошло не так. Дьявольские глаза – насмешливые, зелёные – мерещились у каждой встречной кошки, заставляя его перебегать на другую сторону улицы. В итоге, опоздав на час, взмыленный, пахнущий потом и страхом Джейкоб ворвался в зал заседаний и напоролся на мёртвую тишину. Чувствуя лёд каждым волоском, Джейкоб протиснулся на своё место и вытащил отчёт. Руки трясла мелкая дрожь, уши заложило, как от высокого давления, и только тычок в бок заставил его очнуться и медленно, деревянной походкой взойти на кафедру.
Лица коллег расплывались в глазах, галстук обернулся тонкой нейлоновой удавкой. Миссис Блэк, сидевшая в первом ряду, махнула ему рукой, чтобы выступление начиналось; изумруд на её пальце зловеще мигнул, и…
Не выдержав, Джейкоб выплеснул на страницы отчёта весь свой завтрак.
Вечером, спасаясь от холода под одеялом, Джейкоб скороговоркой читал молитвы, упрашивая послать кару на головы всех живущих ведьм. Он ни капли не сомневался, что кошку подослала Селия Джонс: вынюхивать, шарить, искать… Его слабые места, его тайны и секреты, собранные более, чем за пять лет…
Джейкоб корчился и бился, как муха в паутине, жмурился до звёздочек в глазах, но ядовитая зелень так и сияла из темноты, насылая на него свои хитрые проклятья.
На следующее утро вся подушка Джейкоба была в волосах. Стоило провести ладонью – и на ней оставался клок, отчего где-то в глубине тела начинала завывать паника. Отстояв в безумной очереди, Джейкоб был осмеян врачом («Это всё от нервов!») и побежал в аптеку за витаминами…
Но ситуация становилась всё хуже. Домашняя техника то и дело выходила из строя, задания на работе становились невыполнимыми, а взгляды сослуживцев – косыми, мелкие травмы не заставляли себя ждать, а шевелюра стремительно уменьшалась, облезая клочьями…
Спустя неделю Джейкоб начал седеть. Остатки волос выцветали, превращаясь в уродливые белые нити. Джейкоб ходил, как сомнамбула, скупая и заказывая по Интернету всю литературу по борьбе против ведьм. Мысли закручивались в тугой клубок, которым играла чёрная кошка, пока однажды он не выдержал – и сделал ответный ход.
– Бесси, я дома!
Селия захлопнула дверь и весело подмигнула своему отражению в зеркале. Миловидная ведьмочка – грива густейших волос, необыкновенные глаза с огоньком – подмигнула в ответ, улыбаясь от уха до уха. «Пожалуй, надо сменить линзы, – подумала Селия, нежно погладив стоящий на подоконнике цветок, – Может быть, мне подойдёт фиалковый?»
Обдумывая эту идею, она прошла на кухню, скользнула взглядом по пустой миске и огляделась. Никто не нёсся во весь опор, горя желанием её поприветствовать, никто не прятался под столом в засаде – так, что только блестят изумрудами глаза… Достав коробку кошачьего корма, Селия потрясла её, породив ритмичный звук мексиканских маракасов, а потом – хмыкнула и пожала плечами.
Особого беспокойства не было: в свою бытность котёнком, Бастед часто исследовала окружающий мир, возвращаясь под вечер с каким-нибудь трофеем – яркой ленточкой для волос, комочком старой губки или птичьим пухом… Став взрослой и умной кошкой, Бесси стала предпочитать дом, но иногда, вспоминая детство, любила отлучаться, чтобы сунуть нос (и не только) на чужую территорию.
Закинув в рот вишнёвый леденец, Селия плюхнулась на диван, устроилась поудобнее и взялась за книжку. Первый час, второй, третий – и глаза начали слипаться. Утопая в мягком, словно взбитое облако, диване, Селия клевала носом, пока наконец книга не выпала из ослабевших пальцев и вечер не перешёл в ночь…
Она проснулась в десять утра. По-кошачьи потянулась, изогнув хрустнувший позвоночник. Ветер дул из открытого окна, парусом раздувая занавеску и путая её волосы.
– С добрым утром, Бес… – зевая, проговорила Селия – и замолчала.
В квартире было тихо. Ни мяуканья, ни лёгкого стука от крадущихся коготков.
Вспомнив минувший день, Селия, посерьёзнев, медленно поднялась с дивана.
– Бесси? Бесс?
Отзыва не последовало.
– Ну что за несносная кошка! Опять загуляла!
Твёрдо решив, что устроит ей хорошую взбучку по возвращению, Селия стала собираться, проигнорировав от расстройства ежедневную пробежку.
На небе сгущались тучи; лавируя между машинами на мотоцикле, Селия крепко стискивала зубы и, чтобы успокоиться, повторяла в уме спряжения испанских глаголов…
Рабочий день, словно зыбучие пески, затягивал всё глубже и глубже. Драйва и удовольствия не было: Селия хмурилась, чаще обычного пропускала вопросы мимо ушей, то и дело поглядывала на часы... Шея с убранными вверх волосами сегодня казалась особенно голой и беззащитной. По ней скользил холодок, отчего Селия то и дело порывалась обхватить её ладонями, желая ощутить знакомое, живое тепло. Она никогда не брала Бесси на работу, но её фотография в весёлой рамочке стояла у монитора, всегда повышая ей настроение. Однако сегодня от взгляда на фото в её сердце втыкались булавки.
Едва дожив до конца рабочего дня, Селия помчалась домой – и с визгом тормозов остановилась у ближайшего магазина. В глазах появился лихорадочный блеск; руки по-птичьи точными движениями закидывали в корзину лучшие деликатесы: свежие сливки, хрусткую, в ледяной корочке, форель и парную телятину…
«Пожалуйста, окажись дома! Несносная кошка, нет, хорошая, замечательная кошка!..»
Оставив мотоцикл, Селия, шатаясь от груза объёмных пакетов, поспешила домой. Она вздрогнула всем телом, когда слева от неё, из подворотни, донеслось мяуканье. Чуть не свернув себе шею, Селия вихрем повернулась на звук, чтобы увидеть кота – крупного, холёного самца, который не спеша удалялся от неё мимо мусорных баков.
«А, может, всё из-за него?» – мелькнула безумная мысль. Кот был хорош, даже очень…
Покрепче ухватив пакеты, Селия кинулась в переулок, вообразив, что этот кот вполне может привести её к Бесси. «Дурочка, твоя кошка давным-давно дома!» – говорил внутренний голос, но булавки в сердце не исчезали, и Селия, идущая за котом, внезапно напрягла слух.
Из мусорного бака доносился вой. Глухой, далёкий и почти неслышный – он заставлял волосы подниматься на затылке, а руки – покрываться противным холодным потом. Что-то билось там, в глубине, задыхаясь от вони и недостатка кислорода, завывая из последних сил, перед тем, как…
Пакеты с покупками полетели из рук. Селия метнулась к баку, без усилий рванула вверх тяжеленную крышку и стала раскидывать мусор. Осколки бутылок, рваная масляная бумага, истлевшие тряпки, пакеты, мешки…
Грязный мешок дрогнул под рукой. Селия вцепилась в него, словно кошка, и одним движением порвала верёвку с туго завязанным узлом.
Затихший было вой вернулся рёвом. Чёрное, гибкое существо выпрыгнуло вперёд, ударилось о неё и свалилось вниз, неуклюже приземлившись на четыре лапы. Оно было готово дать дёру, но Селия оказалась быстрее. Селия плакала и прижимала его к груди, а существо плевалось и завывало, в клочья раздирая её рубашку…
Так они и появились на пороге ветлечебницы: девушка с заплаканными глазами и кошка – дрожащая мелкой дрожью, с порванным ухом и повреждённым хвостом.
Селия крепилась. Стискивая в руках нетронутый чай, смотрела, как Бесси после укола успокоительного сонно сидит на столе. Смотрела, как промывают мелкие ранки, как бережно зашивают слабо вздрагивающее ухо… И думала, чувствуя, как всё внутри сворачивается в ледяной комок: кто же посмел сотворить с ней такое?.. Лишь стоило представить, что было бы, опоздай она хоть на минуту – и у Селии отказывали ноги. Пару раз ветеринар кидался к ней, но Селия отвергала помощь, подталкивая его обратно к кошке.
Так прошло несколько часов. Застегнув пиджак на все пуговицы, Селия уложила спящую Бесси в корзинку и побрела к мотоциклу, спотыкаясь на каждом шагу. Чудом не угодив в аварию, она остановилась у дома, мимоходом заметив неподалёку соседку – миссис Грин и мужчину, тихо разговаривающего с ней.
Она не сразу признала в этом худом, с залысинами, человеке Джейкоба Стоуна. Этому помог взгляд: Селия не могла забыть то выражение глаз, что всегда появлялось у него при виде её.
Не договорив с миссис Грин, Джейкоб резко развернулся и пошёл – почти побежал – в противоположную Селии сторону. Всего мгновения хватило ему, чтобы убрать руки в карманы – но и Селии этого оказалось достаточно.
Вся тыльная сторона его ладоней была покрыта царапинами, будто кровавой паутинкой…
Постояв на месте минуту, Селия – бледная, с застывшим лицом – поднялась к себе в квартиру.
Бесси проснулась к вечеру. Она неуверенно ступала по дому, будто видела его впервые, вздрагивала от любого шороха и съела лишь пару кусочков из своей миски. Потом, забившись в самый дальний уголок, съёжилась там и тихо шипела, не даваясь Селии в руки.
В комнатах воцарилась духота: все окна были накрепко закрыты. Музыка, обычно звучавшая даже в ванной, в секунду оборвалась. Свет был выключен, и лишь мерцание ноутбука, на мониторе которого горел сайт «Ведьмы среди нас», освещал белое, как у призрака, лицо Селии Джонс.
Бесси мяукнула из своего угла и принялась тоненько завывать. У Селии дрогнули губы.
– Значит, война, – сказала она, захлопнув крышку ноутбука.
План был провален: целиком и полностью. Накладывая бинты на окровавленные руки, Джейкоб скрежетал зубами от боли и страха. Седые космы липли ко вспотевшему лбу, красные от лопнувших капилляров глаза то и дело обшаривали комнату, всё время натыкаясь на царивший в ней беспорядок: царапины на полу, разодранные в клочья подушки и разбросанные по углам книги…
Завязав последний бинт, Джейкоб с ногами забрался в кресло и обхватил руками колени. Непоправимая ошибка этого дня – его слабоволие – несомненно будет иметь последствия. Ну что, что помешало тебе прикончить её прямо здесь?!
Всхлипнув, Джейкоб уткнулся в колени лицом. Перед глазами кричала Спутница Ведьмы, широко раскрыв клыкастую, красную пасть. Спутница Ведьмы, которая была брошена в мешок – и спасена самой Ведьмой…
Ночь пролетела в молитвах и кошмарах. Освежив лицо холодной водой, Джейкоб, давясь, закинул в себя скудный завтрак и собрался на работу. Чемоданчик, шляпа и плащ – полностью экипированный Джейкоб Стоун твёрдой походкой вышел из квартиры, доставая ключ. Но…
Ключ скрежетнул по двери, промахнувшись мимо замочной скважины.
– Дорогу!
Сбросив оцепенение, Джейкоб вжался в дверь, всё ещё слабо веря в происходящее. Мимо него тянулась вереница грузчиков: деловитые, словно крупные муравьи, они тащили большие и маленькие зеркала, жаровни и сундуки, столики с кривоватыми ножками…
Из горла Джейкоба вырвался писк, когда рядом с ним пронесли огромный котёл, пару котелков поменьше… И метлу.
В конце коридора медленно распахнулась дверь.
– Заносите, ребята!
Глаза Джейкоба полезли из орбит. Пальцы впились в дверной косяк, будто желая выдрать кусок древесины… Вытянув изо рта вишнёвый леденец, Селия Джонс одарила его роскошной улыбкой и пропустила мимо себя метлу и всё остальное.
Подавившись криком, Джейкоб метнулся обратно в квартиру и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Ведьма больше не пряталась. Обретя новые силы, она стала гулять ещё беззаботней, выглядеть – ещё красивей, а петь так, что у Джейкоба ныла каждая косточка. Из окон её квартиры шёл разноцветный дым, из карманов шлёпались черви, а в продуктовых пакетах шевелились жабы и паучки. Подруги-ведьмы в цветастых нарядах приходили каждую ночь; устраивая совместные шабаши, помадой рисовали пентаграммы на его двери, кричали его имя под окнами…
Джейкоб зажимал уши и катался на кровати, умоляя рассвет скорей наступить. Он худел и бледнел, перестал узнавать себя в зеркале и проводил всё свободное время за книгами, почти забросив свою работу.
Салем. Инквизиция. Молот Ведьм. Эти слова огненным вихрем крутились в его сознании, выжигая разум. Джейкоб рыдал и задыхался, корчась от страха перед Ведьмой, ибо с каждым днём она вытягивала из него жизнь.
Как-то утром, засев на своём посту у двери, Джейкоб увидел, как Селия Джонс, проходя мимо, издала радостное восклицание. Она наклонилась и подняла с пола нечто, сверкнувшее в пальцах тонким серебром. Скосив взгляд в сторону его двери, Селия загадочно улыбнулась – и спрятала находку в карман.
Вцепившись себе в голову, Джейкоб отполз от двери и, распластавшись, рухнул среди комнаты.
Серебряный. Тонкий. В их коридоре.
Разумеется, это был его волос.
Издав полувсхлип-полустон, Джейкоб поднял дрожащую ладонь. На ней лежала парочка таких же волосков…
Глаза неудержимо защипало.
Ведьма нашла его волос.
Счёт пошёл на дни.
Стоило этой мысли стрельнуть в мозгу, как его вывернуло наизнанку.
Джейкоба тошнило всю неделю. Взяв больничный, он, шатаясь, передвигался по дому зеленоватым мертвецом и тратил всё время на исторические книги. Приближался ноябрь, а вместе с ним – День Всех Святых. Джейкоб не сомневался, что на Хэллоуин Ведьма соберётся на свой главный шабаш. Финал близился, но Джейкоб совершенно не хотел погибать.
Голова распухала от знаний, защитные молитвы покрывали стены, потолок и его кожу; разгоняя тьму, в каждом уголке квартиры горела свеча… И внезапно Джейкоб понял, что он должен сделать. Разум прояснился до такой степени, что Джейкоб расхохотался.
Озарение вспыхнуло свечой. К нему вернулся аппетит и румянец, слабые пальцы окрепли, отражая готовность к бою.
– Я сделаю это! Ведьма ответит за всё!
Последняя книга захлопнулась, успев показать деву, объятую огнём. Джейкоб притиснул книгу к груди и, улыбаясь, закрыл глаза. Под ресницами залегли густые чёрные тени.
– Ворожеи… не оставляй в живых. – Прошептал Джейкоб.
Стежок – раз…
Стежок – два…
Стежок – три.
Селия откусила нитку и с удовлетворением осмотрела своё длиннющее платье. Тёмно-фиалковое под цвет фиалковых глаз, оно было приготовлено на Хэллоуин, полностью соответствуя образу великолепной ведьмы. Шелковистая ткань струилась сквозь пальцы, играя разными оттенками, и покрывала собой чуть ли не половину пола.
Робкое мяуканье, раздавшись снизу, отвлекло её от платья. Бесси ткнулась в лодыжку, прося ласки, и заглянула ей в глаза. Моментально подхватив любимицу, Селия прижала её к себе и стала баюкать.
– Всё в порядке, маленькая… Я с тобой…
Встав, Селия начала расхаживать по комнате. По углам, фосфоресцируя, светились бутафорские грибы; кружева паутины покрывали дизайнерскую мебель, а чугунный котёл, что гордо возвышался посередине ковра, стал вместилищем для книг. Зеркала – маленькие и большие, старинные и не очень – отражали Селию и кошку; их смутные силуэты то и дело мелькали в колбочках и склянках с надписью «Яд», то тут, то там раскиданных на стеллажах.
Остановившись у окна, Селия отодвинула занавеску и прищурилась. Сквозь тонкую щель она отлично видела Джейкоба Стоуна, который, воровато оглядываясь, тащил небольшую канистру.
Бесси хрипло зашипела и вывернулась из её объятий.
Губы Селии стянулись в ниточку. Но потом она усмехнулась и, насвистывая, стала складывать платье.
Хэллоуин приближался.
На улице зажигались тыквы. Измазанная чёрным и белым ребятня бегала от дома к дому, требуя «конфеты или жизнь», хрустела карамелью и блестящими обёртками. Привидения, вампиры и ведьмы всех мастей крались по переулкам вместе с осенней листвой, накидывались на обычных прохожих. Хохот, завывания и крики «Бу!» заставляли дребезжать стёкла и присоединяться ко всеобщему веселью…
Их дом не был исключением. Пожилые матроны с внуками, влюблённые парочки и одинокие любители приключений – все они, нацепив маски из резины и папье-маше, неслись по ступенькам, чтобы внести свою лепту в ночной хаос.
Но Джейкоб Стоун не спешил. Он стоял, сминая в руках вязаную шапочку, и медлил, разглядывая своё отражение в тусклом зеркале. Чёрный костюм без единого светлого участка оттенял его мертвенную белизну. Кончик языка то и дело смачивал сухие, потрескавшиеся губы; взгляд утыкался в стоящие рядом, у стены, предметы и, словно стыдясь, возвращался обратно в зеркало.
– Ах-ха-ха, – засмеялась на улице какая-то ведьма.
Джейкоб сглотнул скопившуюся в горле слизь и решился. Лом обжёг руку могильным холодом, бензин мерзко булькнул в наполненной до краёв канистре, но Джейкоб уже шёл по коридору, видя перед собой ту самую дверь…
Было тихо. Никто не видел его, дрожащего от предвкушения скорой мести. «Никто и не увидит», – вкрадчиво шепнул внутренний голос. Ведь это не так уж трудно: взломать дверь, разлить бензин и притаиться внутри, ожидая, мечтая, молясь… Она зайдёт, и останется лишь чиркнуть спичкой, выпрыгнуть в окно победителем и смотреть – долго, с наслаждением смотреть! – как распускается огненный цветок…
Дно канистры ударилось о пол. Рука в чёрной перчатке занесла лом, и капля пота скатилась на кончик носа.
– Джейкоб…
Пальцы дрогнули, внезапно онемев в тёплой перчатке.
– Дже-е-ей-коб…
Он обернулся…
…и окаменел.
По коридору плыла Ведьма.
Аметистовые глаза под чернильными бровями. Фарфоровый лик, светящийся в полутьме. Оскаленная кошка на плече: шерсть стоит на ней дыбом, и свет мерцает на каждом волоске. Платье – струящееся, невероятное – оно заполняет весь коридор, словно щупальцами тянется к нему вместе с волосами…
– Что ты здесь делаешь, Джейкоб?.. – сладким голосом вопрошает Ведьма.
Крик рвётся у него изнутри, но горло лишь сжимается спазмом. Он не верит в то, что происходит, ведь он своими глазами видел, как уходила из дома Селия Джонс. Она никогда не возвращается в Хэллоуин до утра, никогда!..
– Что ты задумал? Джейкоб?..
Пальцы ожили, крик прорвался наружу.
Джейкоб с силой размахнулся, занося перед собой лом.
Рука Ведьмы быстрее мысли скользнула в складки платья. В ладонь выскочила куколка и игла. Обострившимся до предела зрением он видел, как восковую куколку обхватили покрепче…
… и вонзили ей в сердце иглу.
Коридор заполнило шипение. Что-то блеснуло серебром на измятом, в царапинах, воске.
Лом гулко ударился о плиты пола. А следом полетел Джейкоб Стоун.
На его губах выступила розовая пена. Он судорожно дёрнулся, подкатился к ногам Селии, заставив её отшатнуться, дёрнулся ещё раз – и застыл.
Уняв дрожь, Селия достала телефон, чтобы вызвать скорую.
Закутавшись в плед¸ она сидела на диване, рассеянно помешивая ложечкой кофе с корицей. За пределами дома, внизу, карета скорой помощи увозила бездыханного Джейкоба Стоуна – неудачника, которому вздумалось умирать в День Всех Святых, нацепив на себя костюм взломщика… Медработники покачали головой, глядя на лом с бензином, поставили диагноз – инфаркт и посоветовали Селии – свидетельнице ужасного происшествия – попить успокоительной ромашки. Ни о какой попытке убийства речи быть не могло. Ни с его… Ни с её стороны.
Белёсая куколка лежала на столе. Отверстие в её груди прожигало Селии глаза. Она хотела только отпугнуть врага. Но вызвала смерть. Почему?..
Взяв куколку в руки, Селия вертела её так и эдак, рассматривала трещинки в воске – и отметины кошачьих зубов.
Что-то лёгкое соскользнуло с восковой поверхности, чтобы приземлиться на мизинце Селии. Она нахмурилась, поднося к свету тонкий – и совершенно седой волосок. На куколке было ещё много погрешностей: пылинок, кусочков грязи и колечек ниток. Бесси любила играть с тряпичными куклами и мягкими игрушками, утаскивая их в своё логово в углу. И эта кукла не была исключением…
Селия взглянула на Бесси.
Кошка сидела рядом и играла длинными лохмотьями, свисающими с её рукава.
Селия невольно улыбнулась. Самый тёмный час близился к концу, первые лучики солнца вот-вот позолотят занавеску.
«Что ж, – подумала Селия, доставая ноутбук, – Проблемы исчезают, стоит встретить их лицом к лицу. Кошки остаются котятами…
… а ворожеи – не оставляют в живых».
Сразу замечу - я не церковный человек.
Мне куда ближе исламская идея уммы, чем церковная бюрократия христиан.
Но я не дурак и понимаю, что эта церковная бюрократия - исторически обусловленная фаза монотеизма.
Как, кстати, и доталмудический иудаизм.
Кстати, в исходной концовке натурально появлялись ангелы, но авторы струхнули и решили не злить свою атеистическую целевую аудиторию.
Главный злодей - гибрид Дэвида Кореша и Фреда Фелпса.
Дэвид Кореш - это тот пророк, которого замочили ФБРовцы во время осады американским правительством секты Ветвь Давидова (фильм показывает похожую осаду).
А Фред Фелпс, например, утверждает, что Бог ненавидит США, а разрушение башен-близнецов и смерть американских солдат в бесконечных войнах - это справедливое божественное наказание за отступничество и гордыню.
Вот - настоящий правоверный!
А вот ещё один антихристианский фильм, после которого сложно не поддержать христианство.
Фильм является чистым фэнтези - Ипатия ничего подобного не открывала, и вообще, минуточку, является христианской святой .
Но вы же не ждали от талмудистов услышать что-то хорошее о христианстве, правда?
Впрочем, любая критика со стороны талмудистов является антикритикой, пиаром.
Христиане в фильме показаны как культисты-аллахакбаровцы (коими они на деле и являлись), которые откровенно высмеивают языческих божков и ниспровергают основанное на рабстве и социальной несправедливости кастовое общество язычников.
Это роднит их не только с современными мусульманами, но и с "политическими религиями" двадцатого века - коммунизмом и нацизмом. Как мы знаем, немецкая аристократия ненавидела нацистов именно за их эгалитарность, отказ от кастовости и сословности. Другой вопрос, что в нагрузку шла украденная у англичан бредовая расовая теория - но тогда наука ещё не знала о структуре ДНК, поэтому дадим скидку нацистам на их недостаточную научную подкованность.
К христианам в фильме предъявляются четыре основных претензии: "враги науки", "ограничивают права женщин", "сжигают людей", "не любят евреев".
Учитывая, что западная наука зарождалась в монастырях - святилищах грамотности, а эффекты феминизма мы легко можем лицезреть в современном мире, такая критика бьёт мимо цели.
Что же касается сжигания людей и антисемитизма - тут, я думаю, комментарии не требуются.
События, описанные в фильме, повторялись много раз, и они повторятся вновь.
Ми заставым нэвэрных свынья уважать наш културный асобиннасть, слюшай!
Биомассу - в биореактор! Кафиров - в ГУЛАГ! Бей кафира бластером!
Покуда язычники будут возводить идолы - правоверные будут их жечь.
Всех деградантов, всех оккупантов - Сжечь! Сжечь!! Сжечь!!!
Огонь Герострата - огонь Прометея!
Башни. Будут. Гореть.
Дома. Надо. Сидеть.
Пол. Пот. Жив.
Мы выжжем старую траву, чтобы выросла новая.
FIRST-THOUGHT//GIVER-OF-WILL_KNOWS_ALL--ACKNOWLEDGE//SUBMIT!!
Сохранено
Различные формы магии и чародейства, волшебство и связь с потусторонним миром, гадание по звездам и другие формы оккультизма известны с глубокой древности. В Библии не раз упоминаются и различные оккультные практики того времени, и люди, прибегающие к ним. Ветхий завет различает хартуммим, чародеев и волшебников при дворе фараона, и хашшефим, магов, гадателей и чародеев, распространенных в Вавилонии, Ассирии и Палестине. Первые, вероятнее всего, были египетскими жрецами и известны главным образом тем, что повторили некоторые чудеса, совершенные перед фараоном Моисеем и Аароном. Их могущество не простирается дальше этого, великие чудеса, совершаемые Богом для спасения избранного народа, остаются для них недосягаемыми. Сила хартуммим, хотя и реальная, выглядит в библейском рассказе ограниченной. Вторые, хашшефим, чаще всего не были жрецами, хотя их деятельность так или иначе оказывается связанной с язычеством, особенно в Палестине. Гадатели и астрологи, вызывающие мертвых и изготовители приворотных зелий, они были широко распространены по древнему Востоку и пользовались популярностью у местных племен.
Для Израиля хашшефим представляли значительный соблазн, тем более что у них нашлись подражатели и среди самих иудеев. Поэтому синайское законодательство включает ряд запретов на занятия оккультной практикой. Наиболее подробно сформулирован этот запрет в Втор. 18:9-13 , где различные виды магии названы «мерзостью», по причине которой Бог отвергает предающихся магии хананеев. Характерно, что отвержение ворожбы, гаданий и вызывания мертвых обычно находится не в культовых и религиозно-практических разделах закона, но в его нравственной части; запрет на оккультную практику соседствует с запретом на блуд и требованием почитать старших (Лев.19:26-32) . Наряду с более или менее понятными вещами, закон перечисляет и давно забытые формы волшебства и чародейства. К числу таких архаических явлений можно отнести запрет варить козленка в молоке его матери, портить край бороды, стричь голову кругом и т.п.
Важное место в том, что Пятикнижие говорит о чародействе, занимает рассказ о Валааме, астрологе и прорицателе, вызванном, вероятно, из Вавилонии. Валаам, маг и заклинатель духов, тем не менее, был способен услышать волю Единого Бога. Он благословил Израиль, вместо того, чтобы проклясть его; согласно сообщению Чис. 23:23 , именно отсутствие волшебства и ворожбы в избранном народе сделало его неуязвимым для заклинателей.
В рассказе о первом израильском царе Сауле пророк Самуил говорит о волшебстве и идолопоклонстве как о тягчайших грехах, сопоставимых по существу с противлением воле Творца. Книга пророка Наума называет главными причинами гибели ассирийского царства жестокость и чародейство его обитателей.
Однако, поселившись в Ханаане, Израиль не избежал соблазна прибегнуть для достижения земного благополучия к популярным среди хананеев оккультным практикам. Многие пророки обличали эти факты, предупреждая, что волшебство и чародейство отвратительны Богу и являются прямым нарушением Завета. Гнев и сарказм обрушивают пророки как на самих чародеев, так и на тех, кто прибегает к их услугам, чтобы добиться желаемого ценой неверности Всемогущему. В День Господень, когда явится суд Божий над всею землей, всякое чародейство будет уничтожено и прорицатели будут посрамлены.
В Деяниях апостолов приводится ряд примеров столкновения апостолов с магами (в русском переводе они обычно называются волхвами), так или иначе противящимися проповеди Евангелия. Так, волхв Симон пытается купить у апостолов благодать Святого Духа за серебро, откуда появился и термин «симония». Елима и другие маги и прорицатели прямо характеризуются как служители сатаны. В целом Новый завет полностью подтверждает категорический запрет на занятия оккультизмом и магией, поскольку они несовместимы с верой в Господа Иисуса Христа.
Доказать на суде причастность человека к колдовству — дело весьма трудоемкое. Гонители ведьм были рады любой официальной помощи. В течение многих лет две книги, написанные со знанием дела и свободно трактующие понятия, дали судам необходимую правовую базу.
Одна из этих книг называлась «О демономании ведьм». Автором ее был французский юрист и демонолог Жан Воден. Впервые книга вышла в Париже в 1580 году, впоследствии была переведена на многие языки и неоднократно переиздавалась. Боден сам принимал участие в судах над ведьмами и в «Демонологии» обобщил свой богатый опыт. Он предложил первое официальное определение ведьмы: «Та, которая, зная законы Бога, пытается совершать свои поступки, заключив сделку с дьяволом».
«Демонология» поистине учила жестокости и бессердечию, поскольку в ней Боден давал рьяным охотникам на ведьм, например, такие советы: «Нельзя придерживаться общепринятых правил ведения следствия, ибо доказательства могут быть настолько неубедительны, что вряд ли удастся вынести смертный приговор хотя бы одной из миллиона ведьм, если вы будете действовать лишь в рамках закона».
Он советовал применять следующие методы ведения следствия и допросов: имена тайных осведомителей не называть, заставлять детей давать показания на родителей. Если на человека падала лишь тень подозрения, ему уже гарантировалась верная дорога в камеру пыток, «так как людская молва редко ошибается». Лицо, однажды обвиненное в близости с дьяволом, не могло быть оправдано, если, конечно, ложь обвинителя не оказывалась уж очень явной и «не затмевала солнца».
С не меньшей жестокостью высказывался Боден и о мерах наказания за колдовство. Будучи сторонником практикуемых тогда мучительных казней, он был обеспокоен тем, что ведьм часто предают слишком легкой смерти: «какое бы наказание ни определили ведьме, пусть даже поджаривание на медленном огне, оно все равно будет легким и не идет ни в какое сравнение с тем, что уготовано им в этом мире сатаной, не говоря уже о вечных муках, которые ожидают их в аду. А наш огонь может жечь их не более часа, пока ведьмы не погибают…
А тот судья, который не доглядит и упустит ведьму, сам должен быть казнен», — утверждал Боден. О другой книге, любимой охотниками на ведьм, как-то сказали: «…совершенное орудие законного убийства». Она называлась «Молот Ведьм» и вышла в свет в 1486 году. Сам Боден, проявив изрядное усердие, почерпнул немало информации с ее страниц. Написанная на латыни двумя монахами доминиканского ордена, деканом Кельнского университета Якобом Спренгером и братом Хайнрихом Крамером, книга представляла собой настоящую энциклопедию колдовства. Кроме того, она стала одним из первых интернациональных бестселлеров, выдержав к 1520 году не менее тринадцати переизданий. Это пособие было переведено на немецкий, французский, английский и итальянский языки.
Книга состояла из трех частей. В первой из них авторы убеждали гражданские и церковные власти в том, что число ведьм и колдунов огромно и они творят ужасные злодеяния. Приводились не связанные друг с другом унылые очерки, во всех подробностях описывающие отречение от католической веры приверженцев дьявола, оказывающих почести Сатане и забавляющихся с инкубусами и суккубу-сами. Говорилось о том, что любые сомнения в существовании ведьм уже сами по себе еретичны. В Библии было написано: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исход, гл. 22, ст. 18). Где еще можно отыскать лучшее руководство?
Вторая часть книги предписывала тщательное изучение тех злодеяний, которые ведьмы могли совершить. Сюда входили все бедствия и невзгоды, известные человеку: от гибели урожая до сердечного приступа. И не существовало им иного объяснения, чем проделки ведьм. В последней, заключительной части «Молота ведьм», описывались частные истории, объяснялось, как возбудить судебное дело против ведьмы, как собирать факты и как получить от обвиняемой необходимое признание, без которого приговор не мог быть вынесен. В книге, по некоторым подсчетам имеющей четверть миллиона слов, кроме всего прочего, предлагались многочисленные советы по ведению допросов, содержанию в камере и применению пыток в отношении ведьм. Очевидно, что необходимые улики от обвиняемой получить было не так уж сложно.
Заключительная часть «пособия» полностью написана одним автором — Хайнрихом Крамером, человеком с богатым опытом преследования ведьм и экзекуций над ними. Он отличался такой жестокостью, что возроптали даже местные жители. Известно, что для большего правдоподобия обвинений он нанял женщину, покладистую, но не отличающуюся большим умом, и заставил ее прятаться в печи, изображая дьявола. По указанию Крамера, она оклеветала многих горожан. Палач загонял невинных в казематы и подвергал жестоким пыткам. Епископу Бликсенскому стоило немалых усилий избавить эту область от бесчинств Крамера. Но последний тоже не бездействовал и в 1484 году получил от Иннокентия VIII папскую буллу — документ, запрещающий препятствовать преследованию ведьм. После публикации «Молота ведьм» Крамер был морально реабилитирован и даже стал необычайно знаменит как эксперт-демонолог.
"Интересная газета. Оракул" №11 2013 г.
1–20. Различные случаи нанесения вреда собственности ближнего и наказания, налагаемые за нарушение заповеди «не укради». 21–27. Указание правил отношения к людям, находящимся в стесненном бедственном положении. 28. Об отношении к судьям и начальникам. 29–31. Обязанность приносить Богу начатки хлеба и винограда и первенцев чистых животных и запрещение есть мясо растерзанного зверем животного.
. Если кто украдет вола или овцу и заколет или продаст, то пять волов заплатит за вола и четыре овцы за овцу.
Покража вола, как более ценного и полезного в хозяйстве животного, чем овца, наносит ему больший ущерб; за больший ущерб назначается и большее наказание. Заколовший или продавший животное наказывается строже того, в руках которого оно найдено. Причина этого заключается в том, что заклание или продажа украденного животного, с одной стороны, лишает хозяина возможности когда-либо воротить похищенное, а с другой – свидетельствует об отсутствии у вора всякого желания принести повинную в своем преступлении.
. Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему;
. но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь. Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им;
. если [он пойман будет и] украденное найдется у него в руках живым, вол ли то, или осел, или овца, пусть заплатит [за них] вдвое.
Убийство вора ночью приравнивается к убийству ненамеренному, так как в темноте трудно определить куда наносится удар, и соразмерить силу последнего. Как ненамеренное, оно и не наказывается . Убийство же вора при дневном свете, когда домохозяин мог избежать его, употребив другие средства для охранения своей собственности, считается сознательным и, по общему закону (), карается смертью. В том случае, когда вор пойман с поличным в руках, – не успел привести в исполнение своего замысла продать или заколоть похищенное животное, он не наносит домохозяину ущерба и наказывается только за самое преступление: за вола и овцу платит вдвое (). Подобное постановление совершенно неприменимо к ворам-беднякам, что в свою очередь могло поощрять их к воровству. Ввиду возможности совершения краж людьми, являющимися по указанным предписаниям безнаказанными, в закон вносится новое постановление: если укравший не в состоянии своим имуществом возместить нанесенный им убыток, то он продается, и продажная цена идет на удовлетворение потерпевшего.
. Если кто потравит поле, или виноградник, пустив скот свой травить чужое поле, [смотря по плодам его пусть заплатит со своего поля; а если потравит всё поле,] пусть вознаградит лучшим из поля своего и лучшим из виноградника своего.
. Если появится огонь и охватит терн и выжжет копны, или жатву, или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар.
Собственность ближнего должна быть ценима и уважаема, как личная. Пренебрежительное отношение к ней, тем более сознательное: «пустив скот свой травить чужое поле» , наказывается тем, что нанесший ущерб достоянию ближнего возмещает его с избытком: платит лучшим из виноградника своего. Греческий и славянский текст говорят о вознаграждении лучшим в том лишь случае, когда потравлена вся нива или виноградник. При полном истреблении растений трудно определить, каковы они были, хорошие или худые; но так как закон – на стороне обиженного, а не обидчика, то последний и отдает первому лучшее из своего поля. Разводящий огонь на своем поле, предполагающийся, может быть, для сожжения сорных трав, виноват в том, что дал ему возможность достигнуть громадных размеров, – сжечь терн, изгороди из колючих растений, отделявшие одно поле от другого, и хлеб соседа ().
. Если кто отдаст ближнему на сохранение серебро или вещи, и они украдены будут из дома его, то, если найдется вор, пусть он заплатит вдвое;
См. толкование ст. 2–4.
. а если не найдется вор, пусть хозяин дома придет пред судей [и поклянется], что не простер руки своей на собственность ближнего своего.
При не нахождении вора подозрение в покраже падает на того, кто взял у ближнего на сохранение пропавшую вещь. Для освобождения от него достаточно со стороны подозреваемого одной клятвы пред судьями, что он «не простер руки своей на собственность ближнего» .
. О всякой вещи спорной, о воле, об осле, об овце, об одежде, о всякой вещи потерянной, о которой кто-нибудь скажет, что она его, дело обоих должно быть доведено до судей: кого обвинят судьи, тот заплатит ближнему своему вдвое.
Вышеуказанный частный случай дает повод установить общее правило о разрешении тяжб «по всякому делу неверному», т.е. по таким делам, в которых предполагается неверный, несогласный с правдой образ действования заинтересованных сторон. Вопрос, кому принадлежит спорная вещь или животное, решается судьями, причем, если правда на стороне собственника, то присвоивший их платит ему вдвое. Если же собственник оклеветал ближнего, то он подвергается наказанию, назначенному за ложное показание ().
. Если кто отдаст ближнему своему осла, или вола, или овцу, или какой другой скот на сбережение, а он умрет, или будет поврежден, или уведен, так что никто сего не увидит, –
. клятва пред Господом да будет между обоими в том, что взявший не простер руки своей на собственность ближнего своего; и хозяин должен принять, а тот не будет платить;
Отсутствие свидетельских показаний («никто сего не увидит» ), при каких обстоятельствах произошла утрата взятого на сохранение скота, заменяется доверием к клятве подозреваемого (). Хозяин скота «должен принять» ее, – довольствуется и не имеет права требовать уплаты.
. а если украден будет у него, то должен заплатить хозяину его;
Если украден будет отданный на сбережение скот, причем предполагается и то, что вор не найден, и то, что скот украден из дома, где можно бы уберечь его, то взявший скот на сбережение платит потерпевшему.
. если же будет зверем растерзан, то пусть в доказательство представит растерзанное: за растерзанное он не платит.
Представление растерзанного диким зверем животного служит не только подтверждением совершившегося факта, но и доказательством того, что взявший животное охранял его, прогнал хищника (растерзанное не съедено). Поэтому он не виноват ().
. Если кто займет у ближнего своего скот, и он будет поврежден, или умрет, а хозяина его не было при нем, то должен заплатить;
Скот, взятый у ближнего на пользование, должен быть охраняем более, чем взятый на сохранение, так как в первом случае он доставляет прямую пользу взявшему. Поэтому если он не будет заботиться о нем, то наказывается за свое небрежное отношение, последствием которого является смерть или повреждение животного от жестокого обращения с ним.
. если же хозяин его был при нем, то не должен платить; если он взят был в наймы за деньги, то пусть и пойдет за ту цену.
Присутствие хозяина при смерти или повреждении скота, отданного на время другому, освобождало последнего от обязанности платить за него, потому что хозяин лично мог видеть, что в обращении с его животным не было небрежности или жестокости, и сам мог принять меры к охранению своей собственности. «Если он наемный, то пусть и пойдет за наемную плату свою». Ссужая другого своей скотиной из выгод, за плату, ссужающий извлекая выгоду, берет на свой страх и ущерб, который может быть покрыт полученной наемной платой.
. Если обольстит кто девицу необрученную и переспит с нею, пусть даст ей вено [и возьмет ее] себе в жену;
. а если отец не согласится [и не захочет] выдать ее за него, пусть заплатит [отцу] столько серебра, сколько полагается на вено девицам.
Обольщение девушки является кражей ее высшего достояния – девственности, а вместе с тем и обесценение ее на случай выхода замуж или продажи в рабство. Поэтому обольститель и платит вено в 50 сиклей () и в случае согласия отца на брак () женится на ней без права развода во всю дальнейшую жизнь.
. Ворожеи не оставляй в живых.
Изложенные в данных стихах законы ограждают не такие или иные права ближнего, но определяют наказание за нетерпимое в народе Божием нарушение основных начал его нравственной и религиозной жизни. Общее между ними и наказание – смерть.
Ворожба, мнимое или действительное вступление в общение с темной силой, несовместима с верой в божественное покровительство ( – то, что они постановляют одинаковое) и существованием откровения (). Прорицатели, гадатели, чародеи и т.п. должны быть преданы смерти через побиение камнями (), и чувство сострадания к слабой женщине не должно склонять еврея к желанию не прилагать к ворожее закона во всей его строгости.
. Всякий скотоложник да будет предан смерти.
Скотоложство – порок народов, отвергнутых Богом ( и др.), является попранием закона и целей брака, оскверняет землю ().
. Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен.
Как народ богоизбранный, евреи должны служить Иегове; приносящий жертву другим богам является нарушителем закона, лежащего в основании завета между Богом и народом избранным ().
. Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской.
Гуманное отношение к пришельцам (, , , , ), лицам других национальностей, представляет по своим мотивам – «ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской» – применение к частному случаю общего правила; «не делай другому того, что нежелательно для себя» (). Как видно из , закон разумеет не одно только избежание обид и пристрастное отношение к ним, но гораздо большее, именно любовь к ним: «люби его, как себя».
. Ни вдовы, ни сироты не притесняйте;
. если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их,
. и воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами и дети ваши сиротами.
Легкая возможность притеснять вдову и сироту, не имеющих для себя заступника, отказать им в законных требованиях (), отнять их собственность (, ), обратив их в рабов (), не должна служить приманкой для своекорыстных людей. Защитником вдов и сирот вместо умершего главы семейства является сам Бог (); Он услышит вопли их, как и вопли всех нуждающихся (), и накажет притеснителей вдовством их жен и сиротством детей. В основе, гуманного отношения к вдовам и сиротам лежит то же начало, что и в основе сострадательного отношения к пришельцам (см. выше).
. Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста.
Ссуда имеет целью не обогащение, наживу кредитора, а поддержание обедневшего ближнего (), поэтому с него и нельзя брать процентов, ни серебра, ни хлеба отдавать в рост (, , и др.). Основанием для этого частного предписания является общее положение, что в народе еврейском не должно быть бедности ().
. Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее,
. ибо она есть единственный покров у него, она – одеяние тела его: в чем будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд.
Для обеспечения уплаты долга заимодавцу позволялось брать от должника залог, но и в этом случае первый должен был руководиться состраданием к бедному должнику. Заимодавец не мог пойти за этим залогом в самый дом должника; последнему предоставлялось самому выбрать вещь, без которой он сравнительно легко мог обойтись в течение известного времени (, ). Таковой вещью являлась, между прочим, одежда, нередко отдаваемая в залог (, , ). Возвращение ее должнику – акт сострадания к бедному ближнему, обреченному в противном случае, за неимением особого покрывала, дрогнуть от стужи в течение холодной восточной ночи (). В последнем случае предписание стремилось бы поднять уважение к закону, подрываемое поношением его представителей. Но так как понимание «elohim» в смысле «судей» вносит тавтологию в узаконение: «судей не злословь, начальника, того же судью, не поноси" , то гораздо естественнее разуметь под «elohim» Бога. За это ручается, между прочим, и то, что предписание: «не порицай еlohim"а» стоит пред речью о промедлениях в принесении Богу плодов земли и доставлении первородных (). Наконец, при подобном объяснении становится вполне понятной и естественной связь рассматриваемых слов с предшествующими. Исполнение нравственных предписаний, данных в , стесняло свойственную многим наклонность увеличивать свое благосостояние посредством утеснения бедных и потому могло вызывать ропот и недовольство законом. В виду этого теперь говорится: «Бога не порицай», – не жалуйся на Бога, не ропщи на Него за то, что тебе даются предписания, стесняющие твои своекорыстные поползновения. «Не поноси и начальников», следящих за исполнением этих узаконений.
. Не медли [приносить Мне] начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца из сынов твоих;
Начатки «гумна», т.е. хлеба, «точила», т.е. винограда и елея, приносились Богу, как владыке земли обетованной, в благодарность за дарование ее евреям (), а Он отдавал их священникам (). Чтобы последние могли получать необходимые к жизни средства в свое время, евреи и не должны медлить приношением начатков. Народу дается предостережение от легкомысленного отношения к исполнению заповедей. «Первенца от сынов твоих отдавай Мне» . Эти слова не представляют повторения прежде данной заповеди (), а только приложение повеления «не медлить» к исполнению уже известной заповеди относительно первородных.
. то же делай с волом твоим и с овцою твоею [и с ослом твоим]: семь дней пусть они будут при матери своей, а в восьмой день отдавай их Мне.
Замечание о принесении Богу первенцев чистых животных в восьмой день по рождении говорит о том, что они предназначались в жертву (). И так как нужда в жертвенных животных была велика, то закон и требует не медлить их доставлением.
. И будете у Меня людьми святыми; и мяса, растерзанного зверем в поле, не ешьте, псам бросайте его.
Вкушение мяса животного, растерзанного зверем, оскверняло еврея (, ), поэтому запрещение вкушать его и стоит в связи с повелением быть людьми святыми.
