мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза.Надо определить тип текста и средства связи предложений в тексте.
Цикл И. С. Тургенева «Записки охотника» посвящен описанию жизни простого русского народа, которое происходит от лица автора - заядлого охотника, дворянина по происхождению.
Этот цикл включает в себя несколько десятков небольших по объему рассказов, но мы познакомились только с несколькими из них. Больше всего мне понравился рассказ «Бирюк», главным героем которого является лесник Фома Кузьмич, по прозвищу Бирюк. Мне кажется, что именно в нем автору удалось воплотить все черты истинного русского характера, Бирюк - воплощение «русского духа».
С каким восхищением и гордостью автор описывает своего героя: «Он был высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашкой рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы». У Бирюка было «мужественное лицо» и «небольшие карие глаза», которые «смело глядели из-под сросшихся широких бровей».
Автора поражает убогость избы лесника, которая состояла «из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей...», все здесь говорит о нищенском существовании - и «изорванный тулуп на стене», и «груда тряпок в углу; два больших горшка, которые стояли возле печки...». Тургенев сам подводит итог описания: «Я посмотрел кругом - сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу».
Все окрестные мужики боялись Бирюка как огня, говорили, что он «силен и ловок как бес...», «вязанки хворосту не даст утащить» из леса, «в какую бы ни было пору... нагрянет, как снег на голову» и не жди пощады. Бирюк - «мастер своего дела», которого ничем не возьмешь, «ни вином, ни деньгами». Бирюк беден и несчастлив, его жена «с прохожим мещанином сбежала» и оставила его одного с двумя детьми.
Тургенев удивительно точно сумел передать особенности русского национального характера в сцене с мужиком-вором, который спилил дерево в лесу. Бирюк отпустил бедняка, потому что пожалел, он знает, что не из корысти, не ради наживы он пошел на это деяние, а от безысходности. Это ключевая сцена в рассказе. Описывая подневольный народ, обездоленный и угнетенный, Тургенев особенно подчеркивает, что даже в таких условиях он смог сохранить свое сердце, свою живую душу, способность сопереживать и откликаться всем существом своим на добро и ласку. Все это, по мнению автора, от заложенной в русском народе природной духовности, от стремления к истине, добру и красоте, которое проявляется у него и в условиях привычной и тяжелой жизни, зачастую невыносимо тяжкой и унизительной. Даже эта жизнь не убивает в людях человечность - вот что является самым главным.
Ответить
Сочинение
Рассказ «Бирюк», включённый писателем в цикл рассказов под общим названием «Записки охотника», написан И. С. Тургеневым. Повествование в рассказе идёт от лица автора. Один из главных героев рассказа — лесник Фома Кузьмич по прозвищу Бирюк.
Первое знакомство с Бирюком происходит на лесной дороге во время грозы, в кромешной темноте, неожиданно перед автором возникает подобно призраку силуэт, озаряемый сполохами молний. От такой неожиданности автор растерян, встревожен: «…как вдруг, при блеске молнии, на дороге почудилась мне высокая фигура. Я стал пристально глядеть в ту сторону — та же фигура словно выросла из земли подле моих дрожек». После приглашения лесника переждать ненастье в его доме, волнение уступило место любопытству, которое перерастает, при ближайшем знакомстве с бытом Бирюка, в неподдельное сочувствие и глубокое сострадание. Это прослеживается в описании жилища — одна комната закоптелая низкая и пустая, без полатей и перегородок, изорванный тулуп на стене, в углу груда тряпок. «На лавке лежало одноствольное ружье,…» — т. е. всегда под рукой на случай самообороны от не прошеных визитёров. Всё это освещалось то вспыхивающей, то гаснущей лучиной. «Я посмотрел кругом — сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу», вот оно то — неподдельное от которого хочется рыдать. Как можно в таких условиях жить?
Совсем другое отношение автора к леснику мы встречаем при описании героя: «Он был высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Чёрная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза». С восхищением и уважением рисует рассказчик натуру Фомы Кузьмича. Разворачивающиеся в дальнейшем события только усиливают эти чувства.
Острый слух, знание наизусть охраняемой территории, принципиальность, атлетическое телосложение позволяют леснику выследить и поймать вора, самовольно занимающегося порубкой деревьев. А затем, несмотря на угрозы, Бирюк из-за сострадания, с чувством собственного достоинства отпускает вора, возвращает ему топор, лошадь и при этом проявляет заботу, нахлобучивая на голову крестьянина шапку. Фома Кузьмич сочувствует другим мужикам. Он понимает их. Жалеет. Но разрывается между принципами, долгом и этими чувствами. «Ну, Бирюк, удивил ты меня; ты, я вижу, славный малый», — с этими словами барин прощается с лесником и они звучат, словно гимн русскому человеку из народа.
Несмотря на горе и страдания, унижения и обиды, в русском народе сохранились такие удивительные черты, как терпение и милосердие, сострадание и чувство долга за порученное задание, ответственность и достоинство, трудолюбие и бескорыстие, всеми этими качествами обладает Фома Кузьмич, что вызывает восхищение у Тургенева.
За то короткое время, проведённое в обществе лесника, автор испытал разный спектр чувств в отношении героя от настороженности и тревоги, до сочувствия и уважения. Такое неординарное отношение к личности является свидетельством талантливости самого автора
«Записки охотника» появились в печати отдельными рассказами и очерками на рубеже 40-50-х годов XIX века. Толчком для начала работы над циклом была обращённая Тургеневу осенью 1846 года просьба дать материал для первого номера обновлённого журнала «Современник».
Так появился первый очерк «Хорь и Калиныч». Практически все последующие рассказы и очерки «Записок охотника» И.С.Тургенев написал за границей: он уехал в 1847 году и пробыл там три с половиной года.
Давайте вспомним, что такое рассказ.
Рассказ — это небольшое по объёму эпическое произведение, повествующее об одном или нескольких событиях из жизни человека.
Докажите, что «Бирюк» — рассказ.
Это произведение небольшого объёма. Здесь говорится о Бирюке, о его жизни, встрече с мужиком. В произведении мало действующих лиц…
Рассказ «Бирюк» создавался в 1847 году, а напечатан был в 1848 году.
Создавая это произведение, как и весь цикл «Записки охотника», Тургенев опирался на собственные впечатления от жизни крестьян в Орловской губернии. Один из бывших крепостных И.С.Тургенева, а впоследствии сельский учитель А.И.Замятин вспоминал: «Бабушка и мать говорили мне, что почти все лица, упомянутые в «Записках охотника», не выдуманные, а списанные с живых людей, даже имена их настоящие: был Ермолай … был Бирюк, которого в лесу убили свои же крестьяне … »
— Ребята, а сколько рассказов включил писатель в цикл «Записки охотника»? (Дети вспоминают, что их 25.)
— «Записки охотника» — это своеобразная летопись русской крепостной деревни. Рассказы близки по тематике и идейному содержанию. Они разоблачают уродливые явления крепостничества.
Создавая картину русской действительности, Тургенев в «Записках охотника» применил своеобразный приём: ввёл в действие рассказчика-охотника. А как вы думаете, зачем?
Читатель благодаря этому может вместе с охотником, наблюдательным, умным и знающим человеком, пройти по родным полям писателя, посетить с ним деревни и сёла. Он ценит красоту и правду. Его присутствие никого не стесняет и часто остаётся даже незамеченным. Образ охотника помогает нам глубже понять действительность, разобраться в происходящем, оценить увиденное им, понять душу народа. Картины природы подготавливают знакомство читателя с главным героем рассказа — Бирюком.
Бирюк появляется неожиданно, автор сразу отмечает его высокую фигуру и звучный голос. Несмотря на то что первое появление Бирюка сопровождает некий романтический ореол (белая молния озарила лесника с головы до ног», «я поднял голову и при свете молнии увидел небольшую избушку…»). В жизни героя, о которой мы узнаём, нет ничего
романтического, напротив, она обыденна и даже трагична.
Найдите описание избы лесника.
«Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висел на стене. На лавке лежало одноствольное ружьё, в углу валялась груда тряпок; два больших горшка стояли возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста. Девочка погасила фонарь, присела на крошечную скамейку и начала правой рукой качать люльку, левой поправлять лучину. Я посмотрел кругом — сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу».
— О чём говорит вам это описание? (Описание обстановки избы, «закоптелой, низкой и пустой» говорит о бедности. Но среди этого бедности теплится жизнь маленьких детей героя. Безрадостная картина вызывает у читателей искреннее сочувствие Бирюку.)
— А как выглядит Бирюк? Что подчёркивает писатель в его портрете? (Высокий рост, могучие мышцы, чёрную курчавую бороду, суровое мужественное лицо, широкие брови и небольшие карие глаза.)
— Обратимся к портрету Бирюка. «Я посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был высокого роста, плечист и сложён на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Чёрная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза … »
Как в этом портрете выразилось отношение рассказчика к Бирюку? (Видно, что ему нравится Бирюк своим сложением, силой, красивым, мужественным лицом, смелым взглядом, твёрдым характером, о чём говорят сросшиеся брови. Он называет его молодцом.)
— А как о нём говорят мужики? Дети приводят примеры из текста: «вязанки хворосту не даст утащить», « … нагрянет как снег на голову», -силён.. и ловок как бес … И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет».
— Почему героя зовут Бирюком? Почему он так себя ведёт с мужиками? Его зовут Бирюком, потому что он одинокий и угрюмый.
— Тургенев подчёркивает, что лесник грозный и непреклонный не потому, что чужой своему брату — мужику, он человек долга и считает себя обязанным беречь доверенное ему хозяйство: «Должность свою справляю … даром господский хлеб есть не приходится».
— Ему доверили охрану леса, и он охраняет лес хозяина, как солдат на посту.
Найдите и прочитайте описание столкновения Бирюка с мужиком. В чём причина конфликта мужика с Бирюком? На фоне какого пейзажа разворачиваются события? Как меняются крестьянин и Бирюк в кульминационной сцене? Какие чувства вызывают у автора и у нас, читателей, лесник?
Картина грозы подготавливает центральный эпизод рассказа: столкновение между Бирюком и пойманным им мужиком-вором. Читаем описание столкновения Бирюка с мужиками и выясняем причины конфликта мужика с Бирюком.
— Между какими героями происходит конфликт? Между Бирюком и мужиком, воровавшим лес.
Дети должны понять, что сцена борьбы- сначала физической, потом моральной – не только выявляет взгляды, чувства, стремления героев, но и углубляет их образы. Автор
подчёркивает, что физически мужик явно проигрывает Бирюку во время их схватки в лесу, но в дальнейшем по силе характера, внутреннему достоинству они становятся
равными друг другу. Тургенев, создавая образ мужика, запечатлел черты обнищавшего крестьянина, измождённого полуголодным существованием.
Зачитаем описание мужика: «При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие жёлтые брови, беспокойные глаза … » Но именно такой мужик от мольбы переходит к угрозам.
Чтение по ролям разговора мужика с Бирюком.
— Как Тургенев показывает, что внешний облик и внутреннее состояние крестьянина меняется? Вновь обращаемся к тексту.
Сначала мужик молчит, затем «голосом глухим и разбитым», обращаясь к леснику по имени-отчеству — Фома Кузьмич, просит отпустить, но, когда чаша его терпения переполнена, «мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и на лице выступила краска». Голос мужика стал «свирепым». Речь стала иной: вместо обрывистых фраз: «Отпусти … приказчик … разорены, во как … отпусти!» — зазвучали ясные и грозные слова: «А мне что? Всё едино — пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби — один конец; что с голоду, что так — всё едино. Пропадай всё».
Рассказ «Бирюк» является одним из немногих рассказов «Записок охотника», в котором затронут вопрос о крестьянском протесте. Но из-за цензурных ограничений Тургенев не мог прямо изобразить протест крестьян против крепостного права. Поэтому гнев доведённого до отчаяния крестьянина обращён не на помещика, на которого он работает, а на его слугу-крепостного, охраняющего добро хозяина. Однако гнев этот, ставший выражением протеста, не теряет от этого силы и смысла.
Олицетворением власти крепостничества является для мужика не помещик, а Бирюк, наделённый помещиком правом охранять лес от грабежа. Образ Бирюка в кульминационной сцене психологически углубляется, он выступает перед нами как образ трагический: в душе его идёт борьба между чувствами и принципами. Честный человек, он при всей своей правоте чувствует и правоту крестьянина, которого в барский лес привела нищета: «Ей-богу, с голодухи … детки пищат, сам знаешь. Круто, во как приходится».
Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках. До дому еще было верст восемь; моя добрая рысистая кобыла бодро бежала по пыльной дороге, изредка похрапывая и шевеля ушами; усталая собака, словно привязанная, ни на шаг не отставала от задних колес. Гроза надвигалась. Впереди огромная лиловая туча медленно поднималась из-за леса; надо мною и мне навстречу неслись длинные серые облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали. Душный жар внезапно сменился влажным холодом; тени быстро густели. Я ударил вожжой по лошади, спустился в овраг, перебрался через сухой ручей, весь заросший лозинками, поднялся в гору и въехал в лес. Дорога вилась передо мною между густыми кустами орешника, уже залитыми мраком; я подвигался вперед с трудом. Дрожки прыгали по твердым корням столетних дубов и лип, беспрестанно пересекавшим глубокие продольные рытвины - следы тележных колес; лошадь моя начала спотыкаться. Сильный ветер внезапно загудел в вышине, деревья забушевали, крупные капли дождя резко застучали, зашлепали по листьям, сверкнула молния, и гроза разразилась. Дождь полил ручьями. Я поехал шагом и скоро принужден был остановиться: лошадь моя вязла, я не видел ни зги. Кое-как приютился я к широкому кусту. Сгорбившись и закутавши лицо, ожидал я терпеливо конца ненастья, как вдруг, при блеске молнии, на дороге почудилась мне высокая фигура. Я стал пристально глядеть в ту сторону - та же фигура словно выросла из земли подле моих дрожек.
А ты кто сам?
Я здешний лесник.
Я назвал себя.
А, знаю! Вы домой едете?
Домой. Да видишь, какая гроза...
Белая молния озарила лесника с головы до ног; трескучий и короткий удар грома раздался тотчас вслед за нею. Дождик хлынул с удвоенной силой.
Не скоро пройдет, - продолжал лесник.
Что делать!
Я вас, пожалуй, в свою избу проведу, - отрывисто проговорил он.
Сделай одолжение.
Извольте сидеть.
Он подошел к голове лошади, взял ее за узду и сдернул с места. Мы тронулись. Я держался за подушку дрожек, которые колыхались, "как в море челнок", и кликал собаку. Бедная моя кобыла тяжко шлепала ногами по грязи, скользила, спотыкалась; лесник покачивался перед оглоблями направо и налево, словно привиденье. Мы ехали довольно долго; наконец мой проводник остановился: "Вот мы и дома, барин", - промолвил он спокойным голосом. Калитка заскрыпела, несколько щенков дружно залаяло. Я поднял голову и при свете молнии увидал небольшую избушку посреди обширного двора, обнесенного плетнем. Из одного окошечка тускло светил огонек. Лесник довел лошадь до крыльца и застучал в дверь. "Сичас, сичас!" - раздался тоненький голосок, послышался топот босых ног, засов заскрыпел, и девочка лет двенадцати, в рубашонке, подпоясанная покромкой, с фонарем в руке, показалась на пороге.
Посвети барину, - сказал он ей, - а я ваши дрожки под навес поставлю.
Девочка глянула на меня и пошла в избу. Я отправился вслед за ней.
Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висел на стене. На лавке лежало одноствольное ружье, в углу валялась груда тряпок; два больших горшка стояли возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста. Девочка погасила фонарь, присела на крошечную скамейку и начала правой рукой качать люльку, левой поправлять лучину. Я посмотрел кругом - сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу. Ребенок в люльке дышал тяжело и скоро.
Ты разве одна здесь? - спросил я девочку.
Одна, - произнесла она едва внятно.
Ты лесникова дочь?
Лесникова, - прошептала она.
Дверь заскрыпела, и лесник шагнул, нагнув голову, через порог. Он поднял фонарь с полу, подошел к столу и зажег светильню.
Чай, не привыкли к лучине? - проговорил он и тряхнул кудрями.
Я посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза. Он слегка уперся руками в бока и остановился передо мною.
Я поблагодарил его и спросил его имя.
Меня зовут Фомой, - отвечал он, - а по прозвищу Бирюк {Бирюком называется в Орловской губернии человек, одинокий и угрюмый. }.
А, ты Бирюк?
Я с удвоенным любопытством посмотрел на него. От моего Ермолая и от других я часто слышал рассказы о леснике Бирюке, которого все окрестные мужики боялись как огня. По их словам, не бывало еще на свете такого мастера своего дела: "Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, - силен, дескать, и ловок как бес... И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет. Уж не раз добрые люди его сжить со свету собирались, да нет - не дается".
Вот как отзывались соседние мужики о Бирюке.
Так ты Бирюк, - повторил я, - я, брат, слыхал про тебя. Говорят, ты никому спуску не даешь.
Должность свою справляю, - отвечал он угрюмо, - даром господский хлеб есть не приходится.
Он достал из-за пояса топор, присел на пол и начал колоть лучину.
Аль у тебя хозяйки нет? - спросил я его.
Нет, - отвечая он и сильно махнул топором.
Умерла, знать?
Нет... да... умерла, - прибавил он и отвернулся.
Я замолчал; он поднял глаза и посмотрел на меня.
С прохожим мещанином сбежала, - произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке.
На, дай ему, - проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. - Вот и его бросила, - продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к двери, остановился и обернулся.
Вы, чай, барин, - начал он, - нашего хлеба есть не станете, а у меня окромя хлеба...
Я не голоден.
Ну, как знаете. Самовар бы я вам поставил, да чаю у меня нету... Пойду посмотрю, что ваша лошадь.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка не трогалась с места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели, не шевелясь.
Как тебя зовут? - спросил я.
Улитой, - проговорила она, еще более понурив свое печальное личико.
Лесник вошел и сел на лавку.
Гроза проходит, - заметил он после небольшого молчанья, - коли прикажете, я вас из лесу провожу.
Я встал. Бирюк взял ружье и осмотрел полку.
Это зачем? - спросил я.
А в лесу шалят... У Кобыльего Верху {"Верхом" называется в Орловской губернии овраг. } дерево рубят, - прибавил он в ответ на мой вопрошающий взор.
Будто отсюда слышно?
Со двора слышно.
Мы вышли вместе. Дождик перестал. В отдалении еще толпились тяжелые громады туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже виднелось кое-где темно-синее небо, звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро летевшие облака. Очерки деревьев, обрызганных дождем и взволнованных ветром, начинали выступать из мрака. Мы стали прислушиваться. Лесник снял шапку и потупился. "Во... вот, - проговорил он вдруг и протянул руку, - вишь какую ночку выбрал". Я ничего не слышал, кроме шума листьев. Бирюк вывел лошадь из-под навеса. "А этак я, пожалуй, - прибавил он вслух, - и прозеваю его". - "Я с тобой пойду... хочешь?" - "Ладно, - отвечал он и попятил лошадь назад, - мы его духом поймаем, а там я вас провожу. Пойдемте".
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал дорогу, но он останавливался только изредка, и то для того чтобы прислушиваться к стуку топора. "Вишь, - бормотал он сквозь зубы, - слышите? слышите?" - "Да где?" Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер затих на мгновенье - мерные удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул на меня и качнул головой. Мы пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный гул раздался.
Повалил... - пробормотал Бирюк.
Между тем небо продолжало расчищаться; в лесу чуть-чуть светлело. Мы выбрались наконец из оврага. Подождите здесь", - шепнул мне лесник, нагнулся и, подняв ружье кверху, исчез между кустами. Я стал прислушиваться с напряжением. Сквозь постоянный шум ветра чудились мне невдалеке слабые звуки: топор осторожно стучал по сучьям, колеса скрыпели, лошадь фыркала... "Куда? стой!" - загремел вдруг железный голос Бирюка. Другой голос закричал жалобно, по-заячьи... Началась борьба. "Вре-ешь, вре-ешь, - твердил, задыхаясь, Бирюк, - не уйдешь..." Я бросился в направлении шума и прибежал, спотыкаясь на каждом шагу, на место битвы. У срубленного дерева, на земле, копошился лесник; он держал под собою вора и закручивал ему кушаком руки на спину. Я подошел. Бирюк поднялся и поставил его на ноги. Я увидел мужика, мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой. Дрянная лошаденка, до половины закрытая угловатой рогожкой, стояла тут же вместе с тележным ходом. Лесник не говорил ни слова; мужик тоже молчал и только головой потряхивал.
Отпусти его, - шепнул я на ухо Бирюку, - я заплачу за дерево.
Бирюк молча взял лошадь за холку левой рукой; правой он держал вора за пояс: "Ну, поворачивайся, ворона!" - промолвил он сурово. "Топорик-то вон возьмите", - пробормотал мужик. "Зачем ему пропадать!" - сказал лесник и поднял топор. Мы отправились. Я шел позади... Дождик начал опять накрапывать и скоро полил ручьями. С трудом добрались мы до избы. Бирюк бросил пойманную лошаденку посреди двора, ввел мужика в комнату, ослабил узел кушака и посадил его в угол. Девочка, которая заснула было возле печки, вскочила и с молчаливым испугом стала глядеть на нас. Я сел на лавку.
Эк его, какой полил, - заметил лесник, - переждать придется. Не хотите ли прилечь?
Спасибо.
Я бы его, для вашей милости, в чуланчик запер, - продолжал он, указывая на мужика - да вишь, засов...
Оставь его тут, не трогай, - перебил я Бирюка.
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены... Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу... дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
Чего тебе?
Отпусти.
Бирюк не отвечал.
Отпусти... с голодухи... отпусти.
Знаю я вас, - угрюмо возразил лесник, - ваша вся слобода такая - вор на воре.
Отпусти, - твердил мужик, - приказчик... разорены, во как... отпусти!
Разорены!.. Воровать никому не след.
Отпусти, Фома Кузьмич... не погуби. Ваш-то, сам знаешь, заест, во как.
Бирюк отвернулся. Мужика подергивало, словно лихорадка его колотила. Он встряхивал головой и дышал неровно.
Отпусти, - повторил он с унылым отчаяньем, - отпусти, ей-Богу, отпусти! Я заплачу, во как, ей-Богу. Ей-Богу, с голодухи... детки, пищат, сам знаешь. Круто, во как, приходится.
А ты все-таки воровать не ходи.
Лошаденку, - продолжал мужик, - лошаденку-то, хоть ее-то... один живот и есть... отпусти!
Говорят, нельзя. Я тоже человек подневольный: с меня взыщут. Вас баловать тоже не приходится.
Отпусти! Нужда, Фома Кузьмич, нужда, как есть того... отпусти!
Знаю я вас!
Да отпусти!
Э, да что с тобой толковать; сиди смирно, а то у меня, знаешь? Не видишь, что ли, барина?
Бедняк потупился... Бирюк зевнул и положил голову на стол. Дождик все не переставал. Я ждал, что будет.
Мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и на лице выступила краска. "Ну на, ешь, на, подавись, на, - начал он, прищурив глаза и опустив углы губ, - на, душегубец окаянный: пей христианскую кровь, пей..."
Лесник обернулся.
Тебе говорю, тебе, азиат, кровопийца, тебе!
Пьян ты, что ли, что ругаться вздумал? - заговорил с изумлением лесник. - С ума сошел, что ли?
Пьян!.. не на твои ли деньги, душегубец окаянный, зверь, зверь, зверь!
Ах ты... да я тебя!..
А мне что? Все едино - пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби - один конец; что с голоду, что так - все едино. Пропадай все: жена, дети - околевай все... А до тебя, погоди, доберемся!
Бирюк приподнялся.
Молчать! - загремел лесник и шагнул два раза.
Полно, полно, Фома, - закричали, - оставь его... Бог с ним.
Не стану я молчать, - продолжал несчастный. - Все едино - околевать-то. Душегубец ты, зверь, погибели на тебя нету... Да постой, недолго тебе царствовать! затянут тебе глотку, постой!
Бирюк схватил его за плечо... Я бросился на помощь мужику...
Не троньте, барин! - крикнул на меня лесник.
Я бы не побоялся его угрозы и уже протянул было руку; но, к крайнему моему изумлению, он одним поворотом сдернул с локтей мужика кушак, схватил его за шиворот, нахлобучил ему шапку на глаза, растворил дверь и вытолкнул его вон.
Убирайся к черту с своей лошадью, - закричал он ему вслед, - да смотри, в другой раз у меня!..
Он вернулся в избу и стал копаться в углу.
Ну, Бирюк, - промолвил я наконец, - удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый.
Э, полноте, барин, - перебил он меня с досадой, - не извольте только сказывать. Да уж я лучше вас провожу, - прибавил он, - знать, дождика-то вам не переждать...
На дворе застучали колеса мужицкой телеги.
Вишь, поплелся! - пробормотал он, - да я его!..
Через полчаса он простился со мной на опушке леса.
Иван Тургенев - Записки охотника - Бирюк , читать текст
Записки охотника - Бурмистр
Верстах в пятнадцати от моего именья живет один мне знакомый человек,...
Записки охотника - Гамлет Щигровского уезда
На одной из моих поездок получил я приглашение отобедать у богатого п...
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Иван Сергеевич Тургенев
Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках. До дому еще было верст восемь; моя добрая рысистая кобыла бодро бежала по пыльной дороге, изредка похрапывая и шевеля ушами; усталая собака, словно привязанная, ни на шаг не отставала от задних колес. Гроза надвигалась. Впереди огромная лиловая туча медленно поднималась из-за леса; надо мною и мне навстречу неслись длинные серые облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали. Душный жар внезапно сменился влажным холодом; тени быстро густели. Я ударил вожжой по лошади, спустился в овраг, перебрался через сухой ручей, весь заросший лозняками, поднялся в гору и въехал в лес. Дорога вилась передо мною между густыми кустами орешника, уже залитыми мраком; я подвигался вперед с трудом. Дрожки прыгали по твердым корням столетних дубов и лип, беспрестанно пересекавшим глубокие продольные рытвины – следы тележных колес: лошадь моя начала спотыкаться. Сильный ветер внезапно загудел в вышине, деревья забушевали, крупные капли дождя резко застучали, зашлепали по листьям, сверкнула молния, и гроза разразилась. Дождь полил ручьями. Я поехал шагом и скоро принужден был остановиться: лошадь моя вязла, я не видел ни зги. Кое-как приютился я к широкому кусту. Сгорбившись и закутавши лицо, ожидал я терпеливо конца ненастья, как вдруг, при блеске молнии, на дороге почудилась мне высокая фигура. Я стал пристально глядеть в ту сторону – та же фигура словно выросла из земли подле моих дрожек.
– А ты кто сам?
– Я здешний лесник.
Я назвал себя.
– А, знаю! Вы домой едете?
– Домой. Да видишь, какая гроза…
Белая молния озарила лесника с головы до ног; трескучий и короткий удар грома раздался тотчас вслед за нею. Дождик хлынул с удвоенной силой.
– Не скоро пройдет, – продолжал лесник.
– Что делать!
– Я вас, пожалуй, в свою избу проведу, – отрывисто проговорил он.
– Сделай одолжение.
– Извольте сидеть.
Он подошел к голове лошади, взял ее за узду и сдернул с места. Мы тронулись. Я держался за подушку дрожек, которые колыхались, «как в море челнок», и кликал собаку. Бедная моя кобыла тяжко шлепала ногами по грязи, скользила, спотыкалась; лесник покачивался перед оглоблями направо и налево, словно привиденье. Мы ехали довольно долго; наконец мой проводник остановился. «Вот мы и дома, барин», – промолвил он спокойным голосом. Калитка заскрипела, несколько щенков дружно залаяло. Я поднял голову и при свете молнии увидал небольшую избушку посреди обширного двора, обнесенного плетнем. Из одного окошечка тускло светил огонек. Лесник довел лошадь до крыльца и застучал в дверь. «Сичас, сичас!» – раздался тоненький голосок, послышался топот босых ног, засов заскрыпел, и девочка, лет двенадцати, в рубашонке, подпоясанная покромкой, с фонарем в руке, показалась на пороге.
– Посвети барину, – сказал он ей, – а я ваши дрожки под навес поставлю.
Девочка глянула на меня и пошла в избу. Я отправился вслед за ней.
Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висел на стене. На лавке лежало одноствольное ружье, в углу валялась груда тряпок; два больших горшка стояли возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста. Девочка погасила фонарь, присела на крошечную скамейку и начала правой рукой качать люльку, левой поправлять лучину. Я посмотрел кругом – сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу. Ребенок в люльке дышал тяжело и скоро.
– Ты разве одна здесь? – спросил я девочку.
– Одна, – произнесла она едва внятно.
– Ты лесникова дочь?
– Лесникова, – прошептала она.
Дверь заскрыпела, и лесник шагнул, нагнув голову, через порог. Он поднял фонарь с полу, подошел к столу и зажег светильню.
– Чай, не привыкли к лучине? – проговорил он и тряхнул кудрями.
Я посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был высокого роста, плечист и сложен на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза. Он слегка уперся руками в бока и остановился передо мною.
Я поблагодарил его и спросил его имя.
– Меня зовут Фомой, – отвечал он, – а по прозвищу Бирюк.
– А, ты Бирюк?
Я с удвоенным любопытством посмотрел на него. От моего Ермолая и от других я часто слышал рассказы о леснике Бирюке, которого все окрестные мужики боялись, как огня. По их словам, не бывало еще на свете такого мастера своего дела: «Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, – силен, дескать, и ловок, как бес… И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет. Уж не раз добрые люди его сжить со свету собирались, да нет – не дается».
Вот как отзывались соседние мужики о Бирюке.
– Так ты Бирюк, – повторил я, – я, брат, слыхал про тебя. Говорят, ты никому спуску не даешь.
– Должность свою справляю, – отвечал он угрюмо, – даром господский хлеб есть не приходится.
Он достал из-за пояса топор, присел на пол и начал колоть лучину.
– Аль у тебя хозяйки нет? – спросил я его.
– Нет, – отвечал он и сильно махнул топором.
– Умерла, знать?
– Нет… да… умерла, – прибавил он и отвернулся.
Я замолчал; он поднял глаза и посмотрел на меня.
– С прохожим мещанином сбежала, – произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке. – На, дай ему, – проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. – Вот и его бросила, – продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к двери, остановился и обернулся.
– Вы, чай, барин, – начал он, – нашего хлеба есть не станете, а у меня, окромя хлеба…
– Я не голоден.
– Ну, как знаете. Самовар бы я вам поставил, да чаю у меня нету… Пойду посмотрю, что ваша лошадь.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснил мне дыхание. Девочка не трогалась с места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели не шевелясь.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Улитой, – проговорила она, еще более понурив свое печальное личико.
Лесник вошел и сел на лавку.
– Гроза проходит, – заметил он после небольшого молчанья, – коли прикажете, я вас из лесу провожу.
Я встал. Бирюк взял ружье и осмотрел полку.
– Это зачем? – спросил я.
– А в лесу шалят… У Кобыльего Верху дерево рубят, – прибавил он в ответ на мой вопрошающий взор.
– Будто отсюда слышно?
– Со двора слышно.
Мы вышли вместе. Дождик перестал. В отдалении еще толпились тяжелые громады туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже виднелось кое-где темно-синее небо, звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро летевшие облака. Очерки деревьев, обрызганных дождем и взволнованных ветром, начинали выступать из мрака. Мы стали прислушиваться. Лесник снял шапку и потупился. «Во… вот, – проговорил он вдруг и протянул руку, – вишь, какую ночку выбрал». Я ничего не слышал, кроме шума листьев. Бирюк вывел лошадь из-под навеса. «А этак я, пожалуй, – прибавил он вслух, – и прозеваю его». – «Я с тобой пойду… хочешь?» – «Ладно, – отвечал он и попятил лошадь назад, – мы его духом поймаем, а там я вас провожу. Пойдемте».
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал дорогу, но он останавливался только изредка, и то для того, чтобы прислушиваться к стуку топора. «Вишь, – бормотал он сквозь зубы, – слышите? слышите?» – «Да где?» Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер затих на мгновенье – мерные удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул на меня и качнул головой. Мы пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный гул раздался…
– Повалил… – пробормотал Бирюк.
Между тем небо продолжало расчищаться; в лесу чуть-чуть светлело. Мы выбрались, наконец, из оврага. «Подождите здесь», – шепнул мне лесник, нагнулся и, подняв ружье кверху, исчез между кустами. Я стал прислушиваться с напряжением. Сквозь постоянный шум ветра чудились мне невдалеке слабые звуки: топор осторожно стучал по сучьям, колеса скрыпели, лошадь фыркала… «Куда? стой!» – загремел вдруг железный голос Бирюка. Другой голос закричал жалобно, по-заячьи… Началась борьба. «Вре-ешь, вре-шь, – твердил, задыхаясь, Бирюк, – не уйдешь…» Я бросился в направлении шума и прибежал, спотыкаясь на каждом шагу, на место битвы. У срубленного дерева, на земле, копошился лесник; он держал под собою вора и закручивал ему кушаком руки на спину. Я подошел. Бирюк поднялся и поставил его на ноги. Я увидал мужика, мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой. Дрянная лошаденка, до половины закрытая угловатой рогожкой, стояла тут же вместе с тележным ходом. Лесник не говорил ни слова; мужик тоже молчал и только головой потряхивал.
– Отпусти его, – шепнул я на ухо Бирюку, – я заплачу за дерево.
Бирюк молча взял лошадь за челку левой рукой: правой он держал вора за пояс. «Ну, поворачивайся, ворона!» – промолвил он сурово. «Топорик-то вон возьмите» – пробормотал мужик. «Зачем ему пропадать!» – сказал лесник и поднял топор. Мы отправились. Я шел позади… Дождик начал опять накрапывать и скоро полил ручьями. С трудом добрались мы до избы. Бирюк бросил пойманную лошаденку посреди двора, ввел мужика в комнату, ослабил узел кушака и посадил его в угол. Девочка, которая заснула было возле печки, вскочила и с молчаливым испугом стала глядеть на нас. Я сел на лавку.
– Эк его, какой полил, – заметил лесник, – переждать придется. Не хотите ли прилечь?
– Спасибо.
– Я бы его, для вашей милости, в чуланчик запер, – продолжал он, указывая на мужика, – да, вишь, засов…
– Оставь его тут, не трогай, – перебил я Бирюка.
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово, во что бы то ни стало, освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены… Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
– Чего тебе?
– Отпусти.
Бирюк не отвечал.
– Отпусти… с голодухи… отпусти.
– Знаю я вас, – угрюмо возразил лесник, – ваша вся слобода такая – вор на воре.
– Отпусти, – твердил мужик, – приказчик… разорены, во как… отпусти!
– Разорены!.. Воровать никому не след.
– Отпусти. Фома Кузьмич… не погуби. Ваш-то, сам знаешь, заест, во как.
Бирюк отвернулся. Мужика подергивало, словно лихорадка его колотила. Он встряхивал головой и дышал неровно.
– Отпусти, – повторял он с унылым отчаяньем, – отпусти, ей-богу, отпусти! Я заплачу, во как, ей-богу. Ей-богу, с голодухи… детки пищат, сам знаешь. Круто, во как, приходится.
– А ты все-таки воровать не ходи.
– Лошаденку, – продолжал мужик, – лошаденку-то, хоть ее-то… один живот и есть… отпусти!
– Говорят, нельзя… Я тоже человек подневольный: с меня взыщут. Вас баловать тоже не приходится.
– Отпусти! Нужда, Фома Кузьмич, нужда, как есть того… отпусти!
– Знаю я вас!
– Да отпусти!
– Э, да что с тобой толковать; сиди смирно, а то у меня, знаешь? Не видишь, что ли, барина?
Бедняк потупился… Бирюк зевнул и положил голову на стол. Дождик все не переставал. Я ждал, что будет.
Мужик внезапно выпрямился. Глаза у него загорелись, и на лице выступила краска. «Ну на, ешь, на, подавись, на, – начал он, прищурив глаза и опустив углы губ, – на, душегубец окаянный: пей христианскую кровь, пей…»
Лесник обернулся.
– Тебе говорю, тебе, азиат, кровопийца, тебе!
– Пьян ты, что ли, что ругаться вздумал? – заговорил с изумлением лесник. – С ума сошел, что ли?
– Пьян!.. не на твои деньги, душегубец окаянный, зверь, зверь, зверь!
– Ах ты… да я тебя!..
– А мне что? Все едино – пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби – один конец; что с голоду, что так – все едино. Пропадай все: жена, дети – околевай всё… А до тебя, погоди, доберемся!
Бирюк приподнялся.
– Молчать! – загремел лесник и шагнул два раза.
– Полно, полно, Фома, – закричал я, – оставь его… бог с ним.
– Не стану я молчать, – продолжал несчастный. – Все едино – околевать-то. Душегубец ты, зверь, погибели на тебя нету… Да постой, недолго тебе царствовать! затянут тебе глотку, постой!
Бирюк схватил его за плечо… Я бросился на помощь мужику…
– Не троньте, барин! – крикнул на меня лесник.
Я бы не побоялся его угрозы и уже протянул было руку; но, к крайнему моему изумлению, он одним поворотом сдернул с локтей мужика кушак, схватил его за шиворот, нахлобучил ему шапку на глаза, растворил дверь и вытолкнул его вон.
– Убирайся к черту с своею лошадью! – закричал он ему вслед, – да смотри, в другой раз у меня…
Он вернулся в избу и стал копаться в углу.
– Ну, Бирюк, – промолвил я наконец, – удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый.
– Э, полноте, барин, – перебил он меня с досадой, – не извольте только сказывать. Да уж я лучше вас провожу, – прибавил он, – знать, дождика-то вам не переждать…
На дороге застучали колеса мужицкой телеги.
– Вишь, поплелся! – пробормотал он, – да я его!..
Через полчаса он простился со мной на опушке леса.