Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Первый съезд советских писателей состоялся с 17 по 30 августа 1934 года. Этому поистине знаменательному событию предшествовало Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», из которого следовало, что многочисленные писательские организации должны были объединиться в одну, состоящую из писателей полностью «поддерживающих платформу Советской власти». Власть хотела объединить совершенно разных по мировоззрению, творческим методам и эстетическим склонностям людей.

Местом проведения Первого всесоюзного съезда писателей стал Колонный зал дома Союзов. Для столько торжественного мероприятия нужно было украсить помещение, после малочисленных дебатов было решено развесить в зале портреты классиков литературы. Что тут же стало поводом для иронии злоязыких писателей:

Хватало места всем вполне
Кто на трибуне, кто в партере,
А кто и просто на стене!
Так, например, всех огороша,
Нам факт явился как во сне -
На кафедре Толстой Алеша,
Толстой же Лева - на стене.

Одна из делегатов Первого съезда союза писателей СССР А. Караваева вспоминала о дне открытия форума: «Солнечным августовским утром 1934 года, приближаясь к Дому Союзов, я увидела большую и оживленную толпу. Среди говора и аплодисментов - совсем как в театре - слышался чей-то молодой голос, который энергично призывал: «Товарищи делегаты Первого съезда советских писателей! Входя в этот зал, не забудьте поднять ваш исторический мандат!… Советский народ желает всех вас видеть и знать! Называйте, товарищи, вашу фамилию и предъявляйте ваш делегатский билет!».
По мандатным данным, среди делегатов Первого съезда писателей СССР преобладали мужчины - 96,3%. Средний возраст участников — 36 лет. Средний литературный стаж — 13,2 года. По происхождению на первом месте выходцы из крестьян — 42,6%, из рабочих — 27,3%, трудовой интеллигенции 12,9%. Из дворян только 2,4%, служителей культа — 1,4%. Половина делегатов — члены ВКП(б), 3,7% кандидатов в члены ВКП(б) и 7,6% комсомольцев.
Число прозаиков среди участников съезда - 32,9%, поэтов - 19,2%, драматургов - 4,7%, критиков - 12,7. Детских писателей - 1,3% и журналистов - 1,8 %.
Любопытен и национальный состав съезда. Русских - 201 человек; евреев - 113; грузин - 28; украинцев - 25; армян - 19; татар - 19; белорусов - 17; узбеков -12. Представители еще 43 национальностей были представлены от 10 до одного делегатами. Были даже китайцы, итальянцы, греки и персы.
Помимо выступления маститых и не очень литераторов, советская власть предусмотрела для своих «инженеров человеческих душ» (кстати, один из популярных афоризмов Первого съезда советских писателей, авторство приписывается Ю. Олеши) и материальные блага.

Питание участников съезда было централизованным и бесплатным для делегатов. Оно было организовано в помещении ресторана по Большому Филипповскому переулку. Стоимость дневного питания писателей (завтрак, обед и ужин) составляла 35 руб.

Для передвижения делегатов и организаторов Первого всесоюзного съезда писателей было выделено 25 легковых машин, 6 автобусов для коллективных поездок, 5 грузовиков для перевозок. Всем делегатам предоставили право бесплатно пользоваться общественным транспортом в Москве. На завтрак, обед и после ужина делегатов развозили централизованно. Также были забронированы места на железной дороге на обратный проезд.

Власть озаботилась и культурной программой для делегатов. Были приобретены театральные билеты, организован просмотр фильмов, устраивались вечера национальных литератур, экскурсии, ужин с академиками и учеными. Всех писателей, прибывших на свой Первый съезд, бесплатно фотографировали. Им выписали газеты и подарили специально выпущенные съездовские журналы.

Так что, товарищи «наверху» вполне ответственно могли резюмировать: «Партия и правительство дали писателю все, отняв у него только одно - право писать плохо».

Власть продемонстрировала свою заботу о преданных ей писателях и свою щедрость. В свою очередь, писатели продемонстрировали внешнее единство и закрепили свой навык двоемыслия. Большая сделка под названием Первый съезд союза писателей СССР состоялась.

Татьяна Воронина

Глава 11.

ПЕРВЫЙ СЪЕЗД ПИСАТЕЛЕЙ

Сочинский отпуск Жданова был коротким - его ждало одно из наиболее значимых публичных мероприятий 1930-х годов. 17 августа 1934 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов, открылось заседание Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Присутствовал весь цвет литературы - в зале разместились все известные тогда и сейчас имена, перечислять их просто нет смысла.

582 делегата представляли все жанры литературы и все регионы большой страны. Среди них около двухсот русских (как тогда ещё писали - великороссов), около ста евреев и тридцати грузин, 25 украинцев, человек по двадцать татар и белорусов, 12 узбеков. Ещё 43 национальности представляли от десяти до одного делегата. Были представлены даже китайцы, итальянцы, греки и персы. В качестве гостей съезда присутствовало немало именитых зарубежных писателей.

Почти все - мужчины, всего несколько женщин. Средний возраст участников - 36 лет, средний литературный стаж - 13 лет. Половина - коммунисты и комсомольцы. По происхождению делегатов на первом месте выходцы из крестьян - таких чуть меньше половины. Четверть из рабочих, десятая часть из интеллигенции. Из дворян и служителей культа лишь несколько человек. Почти половина присутствующих не переживёт ближайшего десятилетия - попадёт под каток репрессий или погибнет на фронтах уже близкой войны…

В центре президиума две основные фигуры съезда - патриарх русской литературы, живой классик Максим Горький и секретарь ЦК Андрей Жданов. Пополневший, с круглой, наголо бритой головой, в пиджаке поверх косоворотки.

Замысел данного мероприятия возник в сталинском политбюро ещё в 1932 году. Первоначально съезд писателей намечался на весну 1933 года, но задача объединения всех литераторов СССР оказалась непростой. Во-первых, сами деятели литературы, как и во все времена, не слишком жаловали друг друга. Во-вторых, ощущавшие себя на коне все 1920-е годы «пролетарские» писатели, объединённые в РАПП, активно не желали лишаться своей политической монополии в области литературы. Однако показательная классовая борьба в литературе, по мнению партии, должна была закончиться. Наступило время для идеологической консолидации общества, отныне творческий потенциал всех литературных сил партия собиралась использовать для мобилизации народа на выполнение задач государственного строительства.

Поэтому лето 1934 года прошло для нового секретаря ЦК в хлопотах по подготовке и проведению Съезда писателей Советского Союза. В высшем руководстве ВКП(б) новичок Жданов слыл «интеллигентом». Кто-то из льстецов (а у человека на данном уровне таковые появляются уже неизбежно) вскоре даже назовёт его «вторым Луначарским». Это, конечно, лесть, но наш герой действительно выделялся на фоне остальных членов высшего советского руководства повышенным, даже демонстративным интересом к вопросам культуры и искусства вообще и к роли творческой интеллигенции в новом обществе в частности.

Имевший по тем меркам неплохое гуманитарное образование, Жданов не только интересовался всеми новинками литературы, музыки, кинематографа тех лет, но и пытался теоретически осмыслить вопросы о роли и месте интеллигенции в социалистическом государстве. Вспомним его первые статьи на эту тему в шадринской газете «Исеть» или «Тверской правде». Сталин, уделявший немало внимания вопросам новой советской культуры, направил интересы Жданова в практическое русло.

Первый писательский съезд выстроил достаточно эффективную систему государственного и партийного управления в данной области. При этом целью был не только тоталитарный контроль над пишущей братией - прежде всего требовалось сблизить литературу и всё ещё малограмотные народные массы. В новом сталинском государстве литература (впрочем, как и всё искусство) должна была стать не утончённым развлечением для пресыщенных «элитариев», а средством воспитания и повышения культуры всего народа. Средством прикладным - для дальнейшего более эффективного развития страны.

Сталин с горечью говорил о прошлом: «Россию били за отсталость военную, за отсталость культурную…» Культурная отсталость, как причина многих неудач и поражений русской цивилизации, не случайно названа одной из первых, сразу после военной. Задачами преодоления культурной отсталости и должен был заняться новый секретарь ЦК Жданов.

В 1930-1940-е годы наш герой будет требовать от творческих личностей и напряжения, и самоограничения разнузданных талантов - ясно, что не всем «гениям» это нравилось: ведь куда проще ковыряться в собственном мутном «я», вытаскивая из него нечто на потеху щедрой буржуазной публике.

Именно отсюда - из обоснованного национальными и государственными интересами давления Жданова на творческие таланты - и берут своё начало истоки той ненависти к нему в годы горбачёвской перестройки и истоки «чёрной легенды» о Жданове как о главном гонителе творческой интеллигенции.

Первый съезд писателей не только сформировал литературную политику «социалистического реализма» на десятки лет вперёд. Он задумывался и стал эффективным пропагандистским действом для внешнего мира. Тогда интеллигенция всей планеты пристально следила за событиями в СССР, а мероприятия, подобные писательскому съезду, ранее не имели даже близких прецедентов в мировой практике. Эту сторону съезда тоже организовывал товарищ Жданов.

15 августа 1934 года под руководством Жданова состоялось собрание партгруппы оргкомитета будущего Союза писателей, посвященное решению последних нюансов в подготовке съезда. Именно Жданов определил в общих чертах персональный состав президиума, мандатной комиссии и прочих органов съезда. Стенограмма сохранила его слова: «Съезд, очевидно, открывает Алексей Максимович» {177} .

Максим Горький и Андрей Жданов, как мы помним, были знакомы ещё с 1928 года, когда знаменитый писатель посещал свою родину и молодой руководитель края был гидом у знаменитого нижегородца. Именно при Жданове переименовали Нижний Новгород в Горький. Так что хорошие личные отношения с весьма непростым и знавшим себе цену человеком были ещё одной причиной назначения Жданова ответственным за успешное проведение Первого съезда писателей СССР.

Одной из задач Жданова было не допустить превращения съезда в демонстрацию и противостояние писательских амбиций и групп. Жданов потребовал, например, от рапповцев, чтобы литературные дискуссии на съезде не переходили, как у них повелось, в область политических обвинений. Были на съезде и формально аполитичные, по словам самого Жданова, «неисправимые скептики и иронизёры, которых так немало в писательской среде».

Набрасывая программу съезда, Жданов особо оговорил «поэтические» моменты: «Два доклада о поэзии. Этому вопросу мы отводим один день. Между прочим, драки по вопросам поэзии будет, вероятно, не мало…» {178}

Наш герой настойчиво советовал писателям обсуждать творческие вопросы «со страстью и жаром» и не погрязнуть в вопросах организационных, вопросах склочных… По мнению Жданова, съезд даст «чёткий анализ советской литературы во всех её отраслях», задачей же будущего союза станет воспитание многих тысяч новых писателей. По прикидкам Жданова, Союз писателей должен насчитывать 30-40 тысяч членов.

Открывая мероприятие 17 августа 1934 года, Жданов обратился к собравшимся с приветствием от ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Через три дня его речь будет опубликована в «Правде» под заголовком «Советская литература - самая идейная, самая передовая литература в мире».

На фоне последовавших рассуждений о поэтике и романтике речь Жданова была весьма деловой и откровенной: «Наша советская литература не боится обвинений в тенденциозности. Да, советская литература тенденциозна, ибо нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…» {179}

По сути, это была квинтэссенция советского подхода к литературе и по форме, и по содержанию: «В нашей стране главные герои литературного произведения - это активные строители новой жизни: рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, партийцы, хозяйственники, инженеры, комсомольцы, пионеры. Наша литература насыщена энтузиазмом и героикой. Она оптимистична, так как она является литературой восходящего класса - пролетариата. Наша советская литература сильна тем, что служит новому делу - делу социалистического строительства».

В своем докладе Жданов от имени партии и правительства разъяснил суть одного из главных вопросов съезда: «…Правдивость и историческая конкретность художественного изображения должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма. Такой метод художественной литературы и литературной критики есть то, что мы называем метод социалистического реализма».

По озвученному Ждановым мнению ЦК партии, советская литература должна соединять «самую трезвую практическую работу с величайшей героикой и грандиозными перспективами».

Заранее опровергая возможные возражения о несовместимости литературной романтики с реализмом, тем более социалистическим, ЦК и Совнарком вещали устами Жданова: «…Романтика нового типа, романтика революционная - вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключаются в сочетании самой суровой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня».

Как бы дополняя известное выражение Сталина, товарищ Жданов пояснил: «Быть инженерами человеческих душ - это значит активно бороться за культуру языка, за качество произведений. Вот почему неустанная работа над собой и над своим идейным вооружением в духе социализма является тем непременным условием, без которого советские литераторы не могут переделывать сознания своих читателей и тем самым быть инженерами человеческих душ». Надо «знать жизнь, уметь её правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мёртво, не просто как объективную реальность, а изобразить действительность в её революционном развитии».

Не обошлось и без характерных для стиля эпохи оборотов: «Товарищ Сталин до конца вскрыл корни наших трудностей и недостатков. Они вытекают из отставания организационно-практической работы от требований политической линии партии и запросов, выдвигаемых осуществлением второй пятилетки» {180} .

Характерны и слова о том, что «наш писатель черпает свой материал из героической эпопеи челюскинцев», что «для нашего писателя созданы все условия», что «только в нашей стране литература и писатель подняты на такую высоту», призыв к овладению «техникой дела» и т. д. И, конечно, слова о «знамени Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина», победа которого и позволила созвать этот съезд. «Не было бы этой победы, не было бы и вашего съезда», - под дружные аплодисменты заявил Жданов, завершая эту партийную директиву советским писателям.

При всём «пролетарском» энтузиазме, искренне любивший русскую классическую литературу наш герой призвал писателей при создании «социалистического реализма» не забывать и литературное наследие русского прошлого. Что же касается советской литературы 1930- 1940-х годов, показателен факт - Жданова на съезде и позднее поддерживали писатели, которым не нашлось места в нынешней России, в которой история литературы той эпохи в основном представлена теми, кто сейчас воспринимается как антисоветчики. Книги и имена соратников Жданова по «литературному фронту» - например, Леонида Соболева или Петра Павленко - по сути, недоступны современным читателям.

Опять вспоминаются слова нашего героя на писательском съезде - «нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…». Только сейчас в этой классовой борьбе у нас победил класс «эффективных собственников».

Первый Всесоюзный съезд писателей продолжался две недели. Естественно, основными его участниками и выступающими были литераторы. Но помимо Жданова на съезде выступили ещё два известных политика тех лет - Николай Бухарин и Карл Радек. Оба представляли политические группировки, находившиеся у руля в 1920-е годы. Оба были талантливыми и плодотворными публицистами, в годы своего политического взлёта пытались активно воздействовать на литераторов Советской России.

В отличие от сухого и сугубо делового, по сути, директивного выступления Жданова бывший член ЦК Бухарин на съезде прочёл обширный доклад на тему «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР» с цитатами аж из Августина Блаженного, ссылками на древнекитайские трактаты и арабских мудрецов. Бухарин активно продвигал в лучшие советские поэты Пастернака, гнобил Есенина и критиковал Маяковского, которого прочил в лучшие советские поэты Сталин.

Присутствие на писательском съезде Бухарина и Радека было отголосками на «литературном фронте» той политической борьбы, которая все годы после смерти Ленина шла в верхах СССР Надзор за этой подковёрной вознёй тоже был одной из деликатных задач Жданова на съезде. Многие из делегатов не без внутреннего злорадства наблюдали за литературными экзерсисами падавшего с Олимпа Бухарина.

Накануне завершения съезда, в последнее летнее утро 1934 года, в кабинете заместителя заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) раздался телефонный звонок. Хозяин кабинета, 33-летний Александр Щербаков, подняв трубку, услышал странный голос: «Кто у телефона?»

А кто спрашивает? - немного удивился уже привыкший к начальственной власти Щербаков.

А всё-таки кто у телефона? - не унимался странный голос.

Наконец, хозяин кабинета услышал в трубке знакомый голос Кагановича, который весело сообщал кому-то, вероятно, рядом сидящему: «Не говорит и думает, какой это нахал так со мной дерзко разговаривает».

Это ты, Щербаков? - продолжил уже в трубку Каганович.

Я, Лазарь Моисеевич.

Значит, узнал меня?

Ну, заходи сейчас ко мне.

В кабинете Кагановича Щербаков увидел смеющегося Жданова: «Что, разыграл я вас?» Именно новый секретарь ЦК, изменив голос, звонил своему старому знакомому. Все усмехнулись незамысловатой шутке и тут же перешли к деловому тону. «Вот какое дело, - обратился Жданов к Щербакову, - мы вам хотим поручить работу, крайне важную и трудную, вы, вероятно, обалдеете, когда я вам скажу, что это за работа. Мы перебрали десятки людей, прежде чем остановились на вашей кандидатуре» {181} .

В 1920-е годы Щербаков много лет проработал в Нижегородском крайкоме под руководством Жданова и теперь слушал старого знакомого, пытаясь сообразить, куда его могут отправить. Как заместитель завотделом руководящих партийных органов ЦК, он прекрасно знал, где требуется усиление кадров - Восточный Казахстан, Урал или даже Совнарком. Вступивший в ряды большевиков семнадцатилетним юношей, Щербаков был готов, не колеблясь, выполнить любой приказ партии. Но предложение стать секретарём Союза писателей показалось молодому чиновнику ЦК розыгрышем почище телефонного.

«Несколько минут соображал, что это значит, - запишет в дневнике Щербаков, - а затем разразился каскадом "против"… Сейчас же мне было предложено пойти на съезд, начать знакомиться с писательской публикой».

Щербаков дисциплинированно выполнил приказание партийного начальства и отправился в Колонный зал Дома союзов. Писатели его не вдохновили, в дневнике появилась запись: «На съезде был полчаса. Ушёл. Тошно» {182} .

Расстроенного Щербакова тут же вызвали в кабинет другого всесильного члена политбюро, Молотова. «Я литературой занимаюсь только как читатель», - волновался в ответ на уговоры начальства Щербаков. Совместными усилиями Жданов, Молотов и Каганович «уломали» младшего товарища. Вечером Жданов повёз обречённого Щербакова на дачу к Горькому. Будущий номенклатурный секретарь Союза писателей СССР живому классику понравился - и прежде всего именно отсутствием литературных амбиций.

Вся эта история показывает, что отношения на самой вершине власти тогда были ещё далеки от заскорузлого бюрократизма, а молодые, даже самые амбициозные руководители тех лет не были беспринципными карьеристами, которым без разницы, где начальствовать.

Сохранилось рукописное письмо Жданова, направленное Сталину в тот же день, 31 августа 1934 года {183} . Его наш герой готовил тщательно, фактически как неформальный отчёт о своей работе. Черновик письма, который Жданов стал набрасывать ещё 28 августа, тоже остался в архивах {184} , поэтому интересно сравнить его с законченным вариантом письма.

«На съезде писателей сейчас идут прения по докладам о драматургии, - писал Жданов в черновике. - Вечером доклад Бухарина о поэзии. Думаем съезд кончать 31-го. Народ уже начал утомляться. Настроение у делегатов очень хорошее. Съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизёров, которых так немало в писательской среде.

В первые два дня, когда читались доклады по первому вопросу, за съезд были серьёзные опасения. Народ бродил по кулуарам, съезд как-то не находил себя. Зато прения и по докладу Горького, и по докладу Радека были очень оживлённые. Колонный зал ломился от публики. Подъём был такой, что сидели без перерыва по 4 часа и делегаты не ходили почти. Битком набитая аудитория, переполненные параллельные залы, яркие приветствия, особенно пионеров, колхозницы Смирновой из Московской области здорово действовали на писателей. Общее единодушное впечатление - съезд удался».

Итоговый вариант письма от 31 августа начинался так: «Дела со съездом советских писателей закончили. Вчера очень единодушно избрали список Президиума и Секретариата правления… Горький вчера перед пленумом ещё раз пытался покапризничать и навести критику на списки, не однажды с ним согласованные… Не хотел ехать на пленум, председательствовать на пленуме. По-человечески было его жалко, так как он очень устал, говорит о поездке в Крым на отдых. Пришлось нажать на него довольно круто, и пленум провели так, что старик восхищался единодушием в руководстве.

Съезд вышел хорош. Это общий отзыв всех писателей и наших, и иностранных, и те и другие в восторге от съезда.

Самые неисправимые скептики, пророчившие неудачу съезду, теперь вынуждены признать его колоссальный успех…

Больше всего шуму было вокруг доклада Бухарина, и особенно вокруг заключительного слова. В связи с тем, что поэты-коммунисты Демьян Бедный, Безыменский и др. собрались критиковать его доклад, Бухарин в панике просил вмешаться и предотвратить политические нападки. Мы ему в этом деле пришли на помощь, собрав руководящих работников съезда и давши указания о том, чтобы тов. коммунисты не допускали в критике никаких политических обобщений против Бухарина. Критика, однако, вышла довольно крепкой. В заключительном слове Бухарин расправлялся со своими противниками просто площадным образом… Формалист сказался в Бухарине и здесь. В заключительном слове он углубил формалистические ошибки, которые были сделаны в докладе… Я посылаю Вам неправленую стенограмму заключительного слова Бухарина, где подчёркнуты отдельные выпады, которые он не имел никакого права делать на съезде. Поэтому мы обязали его сделать заявление на съезде и, кроме того, предложили переработать стенограмму, что им и было сделано».

По этому поводу сохранилась записка Бухарина Жданову, сделанная на бланке «Известий» (бывший лидер оппозиции был тогда редактором этой второй газеты в СССР). В своей записке Бухарин весьма почтителен к новому секретарю ЦК: «Дорогой А. А.! Ради бога, прочти поскорее… Я выправил все резкие места. Я очень прошу тебя прочесть noci opee, чтоб обязательно дать в газету сегодня. Иначе - прямо скандал. Привет. Твой Бухарин» {185} . По итогам этого обращения к Жданову 3 сентября 1934 года в «Правде» было напечатано заключительное слово Бухарина на съезде советских писателей «по обработанной и сокращённой автором стенограмме».

Но вернёмся к письму нашего героя Сталину от 31 августа. «Больше всего труда было с Горьким, - рассказывает старшему товарищу Жданов. - В середине съезда он ещё раз обратился с заявлением об отставке. Мне было поручено убедить его снять заявление, что я и сделал… Всё время его подзуживали, по моему глубочайшему убеждению, ко всякого рода выступлениям, вроде отставок, собственных списков руководства и т. д. Всё время он говорил о неспособности коммунистов-писателей руководить литературным движением, о неправильных отношениях к Авербаху и т. д. В конце съезда общий подъём захватил и его, сменяясь полосами упадка и скептицизма и стремлением уйти от "склочников" в литературную работу».

От литературных вопросов Жданов тут же переходит к сугубо деловому описанию проблем Наркомата торговли и Наркомата пищевой промышленности: «Мы разработали проект структуры НКТорга и НКПищепрома и предложения по составу начальников управлений. Кроме того, мы передали НКТоргу из НКСнаба Союзплодовощ, т. е. все заготовки овощей. Что касается Наркомпищепрома, то здесь основным предметом спора были вопросы о передаче в ведение Наркомпищепрома ряда предприятий кондитерской, жировой, парфюмерной и пивоваренной промышленности, которые до сих пор находились в ведении на местах…»

Примечательно, что некоторые, расцветшие в 1990-е годы исследователи культурной политики того времени пытались даже по этому поводу вставить советскому руководству очередную шпильку - «Жданов в письме к Сталину рассказывает о писателях и о торговле, не переводя дыхания» {186} . Вряд ли авторы подобных сентенций сами разговаривают о литературе исключительно стоя и в смокинге, при искреннем убеждении, что булки и овощи растут на городском рынке. Союзплодовощ, Брынзотрест и Союзвинтрест, идущие в ждановском письме сразу после Горького и прочих литераторов, отражают лишь всю сложность и напряжение того времени, когда буквально с нуля из бедной крестьянской страны во всех без исключения сферах жизни - от сельского хозяйства до литературы - форсировано создавалось развитое современное государство. Между прочим, именно Брынзотрест, то есть Союзный трест молочно-сыро-брынзоделательной промышленности, как раз в те годы впервые в нашей истории наладил массовое производство мороженого, ранее доступного лишь в дорогих ресторанах, - именно тогда большинство городских детей в нашей стране смогли впервые узнать его вкус.

В коротком постскриптуме к письму, связанном с «историческими» разговорами на даче Сталина, Жданов сообщает: «Конспекты по новой истории и истории СССР переделывают и на днях представят».

Сталин ответил Жданову короткой запиской через шесть дней: «Спасибо за письмо. Съезд в общем хорошо прошёл. Правда: 1) доклад Горького получился несколько бледный с точки зрения советской литературы; 2) Бухарин подгадил, внеся элементы истерики в дискуссию (хорошо и ядовито отбрил его Д. Бедный); а ораторы почему-то не использовали известное решение ЦК о ликвидации РАППа, чтобы вскрыть ошибки последней, - но, несмотря на эти три нежелательных явления, съезд всё же получился хороший» {187} . Во втором абзаце записки Сталин одобрил предложения Жданова по реформированию структуры наркоматов торговли и пищевой промышленности, посоветовав подчинить Наркомату внутренней торговли потребкооперацию и общественные столовые.

Таким образом, власть сочла прошедшее писательское мероприятие вполне успешным. Итогом завершившегося 1 сентября 1934 года съезда было не только организационное подчинение литературы партийной власти и формирование писательского сообщества в масштабах всей страны - Союза писателей СССР. Съезд показал внутри страны и за рубежом демократизацию Советского государства - вместо страны, расколотой Гражданской войной на непримиримые классы, представало монолитное общество, объединённое в едином порыве социалистического строительства. Апогеем этой внешней демократизации и консолидации станет сталинская Конституция 1936 года…

Союз писателей СССР заменил собой все существовавшие до того объединения и организации писателей. Во главе союза встал Максим Горький, но непосредственное политическое руководство осуществлял «человек Жданова» - сотрудник ЦК Александр Щербаков.

В своём дневнике Щербаков упоминает разговор на даче Жданова, состоявшийся 30 октября 1934 года по поводу работы в Союзе писателей и отношениях с писателями. Щербаков приводит следующие характерные фразы нашего героя: «Буржуазной культурой надо овладеть и переработать её»; «Стремление Горького стать литературным вождём, его "мужицкая" хитрость - тоже должны быть приняты во внимание» {188} .

Успешно завершив съезд писателей, Андрей Жданов вновь тянет огромный воз текущей работы в политбюро. Так, именно к нему 4 сентября 1934 года обращается первый заместитель прокурора СССР Андрей Януарьевич Вышинский с представлением на самоуправство наркома внутренних дел Генриха Григорьевича Ягоды в работе судов при лагерях НКВД. Через месяц, 4 октября, Жданов входит в секретную комиссию политбюро по проверке жалоб на действия органов НКВД. До ноября он разбирает ведомственную склоку прокуратуры и грозного наркомата, в итоге новое постановление политбюро несколько ограничивает полномочия «органов» в судебной сфере.

Именно Жданову в октябре того года Сталин адресует короткие записки с просьбой продлить ему отпуск: «Т-щу Жданову. Я более недельки прохворал насморком и потом гриппом. Теперь поправляюсь и стараюсь наверстать потерянное… Как Ваши дела? Привет! И. Сталин» {189} .

Напомним, что помимо прочего Жданов в ЦК отвечал и за сельское хозяйство. Рабочие документы ЦК ВКП(б) сохранили множество свидетельств кропотливой работы нашего героя в этой отрасли. Они слишком обширны и профессионально специфичны, но несколько отрывков из них для иллюстрации этой работы Жданова стоит привести.

Так, 26 ноября 1934 года в ходе доклада на пленуме ЦК по вопросам развития животноводства Жданов неожиданно затрагивает такую тему: «Один из самых трудных и серьёзных вопросов, это вопрос о комбайне и комбайнёре. Опыт текущего года показывает, что комбайн является незаменимой машиной на самом трудном участке с/х работ - на уборке хлеба. Ведь если совхозы в этом году убрались в основном без помощи колхозов, то в этом деле основной причиной является насыщенность совхозов комбайнами. Без этого совхозы стояли бы на мёртвом якоре. Колхозы также кровно заинтересованы в том, чтобы скорее и без потерь убраться. Вот почему мы должны сделать комбайн важнейшей машиной в сельском хозяйстве наряду с трактором, а может быть, и более важной.

…Необходимо комбайнёра сделать постоянным рабочим МТС, зачислить его в постоянные кадры, дать ему зарплату, значительно более высокую, чем в настоящее время, и дать ему вторую квалификацию с тем, чтобы он круглый год имел работу. Если он является комбайнёром, а стало быть и шофёром, то ему надо дать квалификацию либо слесаря, либо токаря, обеспечить ему достаточную зарплату и в период уборки, и в зимнее время. Нужно наградить лучших комбайнёров, чтобы создать у людей тягу к работе на комбайне…» {190}

Кстати, уже в 1935 году в СССР появится и движение стахановцев-комбайнёров, а в Кремле пройдёт их первое всесоюзное совещание.

7 декабря 1935 года на совещании в ЦК по вопросам сельского хозяйства в нечернозёмной полосе Жданов отмечает один из принципиальных именно для этого региона моментов: «Я забыл указать, что в деле поднятия урожайности исключительное значение мы придаём, и это указываем в резолюции, использованию всех видов удобрения - использовать навоз, торфоподстилки в деле внедрения севооборота, повышения урожайности льна, повышения урожайности колосовых. Поскольку лучшим средством является клевер… вопрос о внедрении посевов клевера приобретает исключительное значение, и мы его ставим очень серьёзно» {191} .

Это лишь два взятых практически наугад отрывка из внушительного документального наследия Жданова в качестве заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) - из всех сфер его разносторонней деятельности не самая известная, но важнейшая для жизни страны.

Работа Жданова в органах высшего руководства была связана с формальным нарушением Устава ВКП(б). Так, не будучи избран даже кандидатом в члены политбюро, Жданов стал принимать участие во всех заседаниях этого партийного органа и на равных голосовать по всем принимаемым решениям. Более того, ему, в отсутствие Сталина и Кагановича, приходится руководить текущей работой политбюро и подписывать оригиналы его постановлений. Однако в условиях 1930-х годов это формальное нарушение устава партии открытых возражений не вызвало.

Внешнее политическое спокойствие на вершинах кремлёвской власти, сменившее шумные и открытые политические баталии конца 1920-х, рухнет в один вечер 1 декабря 1934 года. В коридоре Смольного выстрелом в затылок будет убит первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Киров.

Где-то между пятью и шестью часами вечера, ближе к шести, из кабинета Кирова в Смольном в Москву, в ЦК по «вертушке» спецсвязи звонит старый знакомый нашего героя с тверских дней 1919 года, второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Михаил Чудов. В это время у Сталина с трёх часов идёт совещание - присутствуют Молотов, Каганович, Ворошилов и Жданов. К аппарату спецсвязи подходит Каганович. Услышав сообщение об убийстве, он, опытный «царедворец», тут же прекращает разговор, лишь сказав, что сейчас сообщит Сталину и они сами свяжутся со Смольным.

Звонок Сталина следует буквально через минуту. В этот момент труп Кирова лежит рядом с телефоном на столе в его кабинете, у стола шестеро экстренно собранных ленинградских профессоров-медиков, констатировавших смерть. Сталин говорит с Чудовым, тот перечисляет медиков, среди них - грузин, хирург Юстин Джаванадзе. Сталин просит его к аппарату, они начинают говорить по-русски, потом, как это обычно бывает у соплеменников в экстренные моменты, переходят на родной грузинский… Всё это разворачивается на глазах нашего героя, Андрея Жданова, сын которого четыре месяца назад собирал с убитым ежевику. Всего три дня назад, 28 ноября, после пленума ЦК, перед отъездом Кирова в Ленинград, вся троица из-под «дуба Мамврийского» смотрела в МХАТе пьесу Булгакова «Дни Турбиных».

Гибель Кирова потрясла верхи власти, да и не только их. Несмотря на бурную и боевую историю, большевистская партия не знала подобных убийств с августа 1918 года, когда в разгар Гражданской войны в Москве и Питере прошла серия покушений на Ленина и других высших её руководителей. Вся внутриполитическая борьба до этого ограничивалась ссылками в провинцию, почётными синекурами или в крайнем случае высылкой из страны, как это было с Троцким.

Рано утром 2 декабря Сталин, Молотов, Ворошилов и Жданов были уже в Ленинграде. С ними большая свита - нарком НКВД Ягода, Ежов, Хрущёв, Вышинский и др. В коридорах Смольного, впереди московской делегации, демонстративно прикрывая собой Сталина, с наганом в руке шагает Генрих Ягода, нервно командуя встречным: «Лицом к стене! Руки по швам!»

Здесь, в Смольном, Жданов присутствует при допросе Сталиным убийцы Кирова, психически неуравновешенного Николаева. В тот же день наш герой включён в комиссии по организации похорон и сбору архива с документами убитого товарища.

По спекулятивной версии, Кирова «убил» Сталин - во-первых, потому, что был монстром и всех убивал; во-вторых, потому, что Киров якобы был его потенциальным соперником. Все серьёзные, претендующие на научность исследователи того периода или биографии Кирова, даже антисталинской направленности, считают подобную легенду маловероятной и необоснованной. Убитый глава Ленинграда был ближайшим соратником Сталина, одним из тех, на кого он опирался и мог опираться как в государственном строительстве, так и во внутриполитической борьбе. Именно Киров «завоевал» для Сталина Ленинград в весьма жёсткой борьбе с многолетним главой Петросовета, «политическим тяжеловесом» 1920-х годов Зиновьевым. Киров был одним из основных «моторов» индустриализации, в которой развитая промышленность города на Неве имела важнейшее значение для страны. Все «конфликты» Сталина и Кирова носили сугубо рабочий и приятельский характер - как это и бывает в реальной жизни у живых людей. К тому же Киров был и крайне необходим Сталину в ближайшем будущем. Поэтому потрясение вождя смертью соратника совсем не выглядит наигранным.

Тем не менее обстоятельства этого убийства настолько запутанны, что позволяют любые домыслы. Непосредственный убийца был лицом психически неуравновешенным, вполне способным на индивидуальный теракт по мотивам скорее психиатрическим, чем политическим. В то же время его связи тянулись к ещё многочисленным в Ленинграде сторонникам Зиновьева и даже иностранным посольствам. Вызывает вопросы и деятельность органов НКВД - там знали о подозрительном «интересе» будущего убийцы к Кирову. Само убийство тут же породило ворох показаний, доносов и сплетен, которые ещё более запутывали ситуацию. Крайне подозрительно воспринимается гибель в автомобильной аварии охранника Кирова, вызванного на допрос к Сталину 2 декабря, - она выглядит изощрённым убийством даже в представлении совсем не страдающего паранойей человека. Так что реальные обстоятельства гибели Сергея Кирова останутся тайной, очевидно, навсегда.

До нас через третьи руки дошла реакция на смерть Кирова Андрея Жданова. Со слов его сына, уже после 1945 года в разговоре с женой, когда речь в очередной раз зашла о смерти Кирова, на вопрос: «Что же это было?» - Жданов «резко и запальчиво» ответил: «Провокация НКВД!» {192}

Первая версия убийства, сразу же возникшая в Кремле ещё вечером 1 декабря, была связана с недавней Гражданской войной. Тем более что все основания для этого были - в конце 1920-х годов и летом 1934 года в Ленинграде и области действовали агенты РОВС и НТС, одной из целей которых и было убийство Кирова. Информация об этом подтвердилась документами НТС уже в 90-е годы минувшего века. Летом 1934 года спецслужбы СССР о нелегалах знали, но задержать их не сумели.

Однако первые допросы убийцы дали понять, что его связи тянутся отнюдь не к белым. Вне зависимости от версий, все исследователи сходятся в одном - Сталин по полной использовал громкое политическое убийство для окончательной ликвидации многочисленных остатков зиновьевской и троцкистской оппозиции.

4 декабря 1934 года Жданов в свите вождя СССР возвращается в Москву. На следующий день он в группе высших руководителей страны во главе со Сталиным стоит в почётном карауле у гроба в Колонном зале Дома союзов. Попрощаться с Кировым пришло более миллиона москвичей, из Ленинграда прибыла делегация численностью свыше тысячи человек.

Мария Сванидзе, родственница Сталина, близко знавшая вождя СССР, оставляет в личном дневнике запись о церемонии прощания: «На ступеньки гроба поднимается Иосиф, лицо его скорбно, он наклоняется и целует лоб мёртвого… Картина раздирает душу, зная, как они были близки, и весь зал рыдает, я слышу сквозь собственные всхлипывания всхлипывания мужчин. Также тепло заплакав, прощается Серго - его близкий соратник, потом поднимается весь бледно-меловой Молотов, смешно вскарабкивается толстенький Жданов…» {193}

Всю неделю до 10 декабря Жданов ежедневно, иногда по несколько раз, по многу часов проводит в кремлёвском кабинете Сталина. Именно в эти дни принято решение обрушить репрессии на зиновьевцев, тогда же возникает мысль о том, что именно Жданов сможет заменить покойного Кирова.

11 декабря наш герой снова уезжает в Ленинград, уже надолго. 15 декабря 1934 года открывается объединённый пленум Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), где Жданов выступает с докладом. Формально это отчёт о прошедшем в ноябре пленуме ЦК партии, фактически - речь нового главы города и области. В докладе Жданов вполне однозначно связывает бывших лидеров оппозиции с убийством Кирова. Как пишет очевидец, «атмосфера на пленуме была более чем напряжённой, в зале гробовое молчание - ни шёпота, ни шороха, и слышны только голоса выступающих товарищей» {194} .

Сам же Жданов по поводу своего нового назначения на пленуме выскажется так: «Я должен заявить здесь о том, что то доверие, которое ЦК партии и Ленинградская организация мне оказали… постараюсь оправдать и приложу все силы, чтобы с вашей поддержкой хоть на некоторую часть заменить покойного товарища Кирова, ибо заменить его совсем я не могу, товарищи» {195} . Из книги Публицистика автора Платонов Андрей Платонович

Анкета ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД ПРОЛЕТАРСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ 1. Фамилия, имя, отчествоПлатонов (Климентов) Андрей Платонович2. Возраст21 год3. Национальностьвеликоросс4. Где проживаете в настоящее время (точный адрес)Воронеж, Кольцовская, 25. Место рождения-приписки: губернии,