Выходи, если не трус…
Бандит был уверен в себе. Он задыхался от ярости, понимал, что все, что из этого хутора он не уйдет, что так и останется возле этой бревенчатой стены, но он хотел умереть в бою. Ему нужен был шанс.
Выходи! - срываясь на визг, крикнул бандит. - Трус! Ничтожество!
Изба разгоралась, из окон вырывались рыжие языки пламени, освещая пространство перед домом: теперь предводитель бандитов мог рассмотреть тех, кто убил его людей и собирался отнять жизнь у него самого.
Убью! - закричал предводитель. - Убью!
Хорошо, - сказал один из тех, кто убивал бандитов. - Попробуй.
Предводитель захохотал, запрокинув голову и широко открыв рот. Да! Да! Этот расплатится за всех, подумал он со злобной радостью. Он подохнет здесь, даже если придется перегрызть ему глотку зубами.
Ну, подходи… - Предводитель наклонился и присел, словно готовясь к прыжку. Или на самом деле собирался прыгнуть на своего врага, сбить его с ног и убить…
Хорошо, - снова сказал убийца. - Ты можешь попытаться меня убить. Но за все нужно платить, да?
Что ты хочешь? Чего ты еще хочешь от меня!
Ты скажешь, куда ушли ваши остальные.
Зачем мне это? Я ведь все равно подохну…
Выстрел. Убийца неуловимо быстро поднял левую руку с пистолетом, пуля ударила в бревно возле тела предводителя. Не возле головы, а на уровне живота.
Ты можешь подохнуть с пулей в брюхе. А можешь - как-нибудь иначе. Но быстро. Что выберешь?
Я убью тебя, - сказал бандит.
Но перед этим…
Они ушли к реке. Там мост, а за ним деревня… Я не могу выговорить эти варварские названия… Что-то связанное с комарами. Там монастырь… Золота много, а защищать некому… - Бандит лязгнул зубами. - Достаточно? Теперь мы можем…
Ты не соврал?
Нет, конечно… Не соврал! Я сказал правду - почему это я один должен подыхать, а они… Нет, все поровну. И смерть тоже… И смерть! - Бандит бросился вперед, от противника его отделяло всего три или четыре шага… два прыжка…
Умри!.. - Сабля взлетела к черному небу, взлетела, чтобы обрушиться на голову врага…
Выстрел - пуля ударила бандита в живот, швырнула на землю.
Боль. Дикая боль. И разочарование, и обида… Его обманули… Так нельзя… Это несправедливо…
Убийца подошел к нему, наклонился.
Добьешь?.. - с надеждой спросил бандит и уже другим тоном, дрожащим голосом попросил: - Добей…
Убийца покачал головой.
Будь ты проклят! - прохрипел бандит. - Будь ты проклят!
Убийца пожал плечами, словно соглашаясь, что умирающий имеет право на проклятие.
Кто ты? - спросил бандит. - Имя… Я и в аду… в аду тебя достану… буду ждать…
Князь Трубецкой, - наклонившись, сказал убийца. - Не забудешь? Князь Трубецкой.
Поднявшись в седло, князь оглянулся - бандит все еще был жив, сучил ногами и скреб пальцами замерзшую землю.
Жалости не было. Не было даже тени сострадания, даже такого, которое заставляет подарить врагу быструю смерть. Сейчас князь хотел одного.
Он хотел убивать.
Потом - запахи. Сосновый лес.
Личный враг императора Владимир Свержин, Роман Злотников
(Пока оценок нет)
Название: Личный враг императора
Роман Злотников и Владимир Свержин – современные писатели-фантасты. Их нашумевшая книга «Личный враг императора» представляет собой вторую часть авторского цикла произведений «Князь Трубецкой».
Нашему вниманию предлагается замечательный образчик исторической фантастики, в котором документальные факты настолько гармонично переплетаются с авторским вымыслом, что создают невероятно колоритную и целостную картину всего происходящего.
Динамичный, исполненный подлинного эмоционального накала и интригующих событий сюжет романа поражает нас своей продуманностью до мельчайших деталей. Прекрасный авторский слог наряду с изысканным литературным стилем создают прекрасное художественное обрамление, благодаря чему читать и перечитывать произведение возникает желание не один раз.
В своей книге Роман Злотников и Владимир Свержин описывают исторические события, имевшие место осенью 1812 года. Разбитые, но по-прежнему представляющие опасность военные подразделения Великой армии постепенно покидали Россию. И у всех французских солдат с головы не выходило имя внушающего страх партизанского командира, князя по имени Сергей Трубецкой. О нем ходили слухи один поразительнее другого. Партизанский предводитель как будто совершенно не признавал законов «цивилизованной» войны, был не подвластен огненной стихии и вражеским пулям. Кроме того, легенда гласила, что он наделен пророческим даром и, более того, является личным врагом самого правителя. Между тем, даже наиболее опытным шпионам не удалось узнать, что представляет собой Сергей Трубецкой на самом деле.
Роман Злотников и Владимир Свержин в романе «Личный враг императора» знакомят нас с очень незаурядным главным персонажем, весь образ которого покрыт мраком тайны. О нем слагаются многочисленные легенды и предания, но практически никто не осведомлен об истинном положении вещей.
По мере развития событий в произведении нам предстоит получать ответы на множество волнующих и будоражащих воображение вопросов, связанных с этой загадочной личностью. Кем на самом деле является достопочтенный князь Трубецкой? Какова его роль в развертывающейся перед нами исторической драме? И чем конкретно он заслужил «титул» личного недруга самого государя? В данной книге нам предстоит читать исчерпывающие и порой неожиданные ответы на эти и многие другие интригующие вопросы.
На нашем сайте о книгах сайт вы можете бесплатно скачать и читать онлайн книгу Владимир Свержин, Роман Злотников «Личный враг императора» в форматах epub, fb2, txt, rtf. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
(Фрагмент)
По команде «Подъем!» начинается светлое время суток. «Подъем, Трубецкой, подъем!» Нет времени пролеживать тюфяки, даже если они густо засыпаны лаврами – все равно нет. Хорошо Супермену – нацепил плавки поверх трико, выставил кулак вперед – и помчался спасать возлюбленную, а заодно и мир. А тут, сколько кулаки ни выставляй, дело с мертвой точки не сдвинется.
О чем только думали высоколобые Старцы, прорабатывая ту долгоиграющую миссию, которую мне надлежит исполнять здесь, начиная с рокового для России 1812 года? Что я пристану к ближайшему кавалергарду со словами: «Мне нужен твой скакун и кираса»? И дальше буду разъезжать по Европе с каменной физиономией, совершая подвиги во имя высокого замысла тех, кто имел возможность разработать эту головокружительную операцию и прислать меня сюда? Хорошая идея. Но я – погрешность, нелепая погрешность в их точных исчислениях, по какой‑то нелепой случайности я не стал бездушной функцией и остаюсь человеком. Впрочем, может быть, мне это лишь кажется. Это болезненно, порою невыносимо болезненно, – творить объективное добро, невзирая на мнения и желания окружающих. Очень уж какое‑то злое добро получается. Иногда даже и для меня самого жутковатое.
Но я дал согласие. Какая уже разница почему, что заставило меня пойти на этот шаг. Заставило. И я здесь, возврата нет и не может быть. А боль остается, тянущая, мотающая жилы на кулак, заставляющая двигаться все дальше, украшая дорогу трупами врага. Конечно же, ради высокой цели. Как же иначе?!
А вот теперь иначе. Ибо есть та самая пресловутая миссия и та, ради кого стоит жить в этом мире. С его объективными законами и традиционным беззаконием; с его святыми и демонами в человеческом облике. И ей грозит опасность. Ужасная опасность, до которой нет ровно никакого дела высоколобым творцам Великого замысла. А значит, сегодня и мне нет дела до них.
Меня больше нет, есть живая легенда, страшная легенда о безжалостном «принце Трубецком», которым французские мамаши еще долго будут пугать не в меру резвых детишек. Но что ж так болит?! Неужели же это настоятельная потребность оставаться человеком? Отставить! Душа бестелесная субстанция, а значит, болеть не может! Не должна. Коней в галоп! К черту страдания! Время не ждет!
«Вперед, князь Трубецкой! Вперед!»...
Я всматриваюсь в освещенные далекие окна, не так давно за ними было тихо и уютно. Совсем недавно.
– Лютуют? – спрашиваю я.
– Лютуют.
– Что ж, тогда сам бог велел. Работаем!
Оконное стекло разлетелось сотней блестящих осколков, рухнуло во двор, усеивая пустую уже, тоскливую клумбу множеством острых прозрачных зубьев. Хохот, выстрел, чей‑то вскрик, топот кованых сапог и французская речь… Началось!
Роман Злотников, Александр Золотько
Князь Трубецкой
Князь Трубецкой
…Часовые прозевали свою смерть. Только-только они увлеченно обсуждали что-то, даже не понижая голосов, и вдруг умерли. Один - сразу. Лезвие сабли легко вошло между ребер и пробило сердце. Второму нож рассек горло, кричать он не мог, но несколько секунд, сползая на промерзшую землю, мог видеть, как его убийца спокойно, не прячась и не торопясь, движется к дому, в котором спали остальные члены банды.
Даже больно не было часовому, просто что-то обожгло горло, и слабость заставила опуститься вначале на колени, а потом лечь на бок. Потом часовой просто уснул.
Остальным бандитам повезло гораздо меньше.
Несколько раз стукнуло кресало, вспыхнул факел - тряпка, пропитанная жиром и намотанная на палку. Потом еще несколько факелов были зажжены от первого, и люди встали полукругом перед крыльцом избы.
Кони в сарае фыркали, но не пугались - привыкли и к огню, и к шуму. Даже мертвые тела хозяев хутора, лежащие тут же, возле стены на сене, лошадей не беспокоили. Животные привыкли к войне и смертям.
Дверь была даже не заперта, бандиты чувствовали себя в безопасности - допустили обычную для бандитов и партизан ошибку. Это МЫ нападаем внезапно. Это НАС должны остерегаться и солдаты, и крестьяне. Мы решаем, кому жить, а кому…
Но сейчас жить им или умереть - решали вовсе не они.
Факела влетели в избу вместе с выбитыми окнами, упали на спящих вповалку на полу людей. Вскинувшиеся спросонья не поняли, что происходит: дым, пламя, боль от ожогов. У одного вспыхнули волосы.
Деревянные дома горят быстро, и тот, кто замешкается внутри, обречен на гибель.
Наружу, - закричал кто-то, - наружу!
В дверях возникла давка, люди, не понимая, что происходит, толкали друг друга, кто-то сообразил выхватить нож - раздался вопль боли и ярости.
Огонь в доме добрался до оставленного в соломе пистолета - выстрел. И еще выстрел. Бандиты стали выбегать на двор. Им казалось, что они спаслись.
Им только казалось.
Первого приняли на штыки - два граненых стальных острия пробили одновременно сердце и легкие, подняли и швырнули тело в сторону, как сноп колосьев во время жатвы. И следующего. Третий увидел, что его ждут, закричал, метнулся в сторону, пытаясь спастись. Ему позволили добежать до угла избы, прежде чем саблей подсекли ноги. Быстрое, неуловимое движение клинка, режущего жилы под коленями, и удар по шее, в основание черепа.
Почти никто из бандитов не взял с собой оружия. Не успели - не до того было, все спасались от огня. И теперь умирали безоружными. Кто-то пытался защититься голыми руками, подставляя их под удары штыков, режа пальцы о лезвия сабель, закрывая головы ладонями, словно могли отразить удар кованого мушкетного приклада.
Те, кто оружие все-таки взял, тоже умирали. Их не вызывали на поединок, не предлагали честного боя один на один. Как только кто-то из них взмахивал саблей, сразу несколько клинков поражали его в грудь, в лицо, в живот.
Падавшего добивали.
Тех, кому все-таки повезло, добивали одним точным ударом. Но таких было немного.
Сабли и штыки рвали, секли, полосовали человеческую плоть. Кричали раненые, хрипели умирающие. Кровь заливала землю перед крыльцом.
Один из бандитов, судя по одежде и оружию - предводитель, умудрился отскочить к избе, прижаться спиной к бревнам, держа перед собой саблю в вытянутой руке. В левой он держал пистолет.
Предводитель пытался выстрелить - пистолет дал осечку.
Но в рукопашной схватке опытный человек не бросает даже разряженное оружие. Им можно отвести удар сабли противника, можно швырнуть в лицо, чтобы отвлечь внимание и достать все-таки, хоть одного… дотянуться…
Кто у вас старший? - прохрипел бандит. - Выходи, если не трус…
Бандит был уверен в себе. Он задыхался от ярости, понимал, что все, что из этого хутора он не уйдет, что так и останется возле этой бревенчатой стены, но он хотел умереть в бою. Ему нужен был шанс.
Выходи! - срываясь на визг, крикнул бандит. - Трус! Ничтожество!
Изба разгоралась, из окон вырывались рыжие языки пламени, освещая пространство перед домом: теперь предводитель бандитов мог рассмотреть тех, кто убил его людей и собирался отнять жизнь у него самого.
Убью! - закричал предводитель. - Убью!
Хорошо, - сказал один из тех, кто убивал бандитов. - Попробуй.
Предводитель захохотал, запрокинув голову и широко открыв рот. Да! Да! Этот расплатится за всех, подумал он со злобной радостью. Он подохнет здесь, даже если придется перегрызть ему глотку зубами.
Ну, подходи… - Предводитель наклонился и присел, словно готовясь к прыжку. Или на самом деле собирался прыгнуть на своего врага, сбить его с ног и убить…
Хорошо, - снова сказал убийца. - Ты можешь попытаться меня убить. Но за все нужно платить, да?
Что ты хочешь? Чего ты еще хочешь от меня!
Ты скажешь, куда ушли ваши остальные.
Зачем мне это? Я ведь все равно подохну…
Выстрел. Убийца неуловимо быстро поднял левую руку с пистолетом, пуля ударила в бревно возле тела предводителя. Не возле головы, а на уровне живота.
Ты можешь подохнуть с пулей в брюхе. А можешь - как-нибудь иначе. Но быстро. Что выберешь?
Я убью тебя, - сказал бандит.
Но перед этим…
Они ушли к реке. Там мост, а за ним деревня… Я не могу выговорить эти варварские названия… Что-то связанное с комарами. Там монастырь… Золота много, а защищать некому… - Бандит лязгнул зубами. - Достаточно? Теперь мы можем…
Ты не соврал?
Нет, конечно… Не соврал! Я сказал правду - почему это я один должен подыхать, а они… Нет, все поровну. И смерть тоже… И смерть! - Бандит бросился вперед, от противника его отделяло всего три или четыре шага… два прыжка…
Умри!.. - Сабля взлетела к черному небу, взлетела, чтобы обрушиться на голову врага…
Выстрел - пуля ударила бандита в живот, швырнула на землю.
Боль. Дикая боль. И разочарование, и обида… Его обманули… Так нельзя… Это несправедливо…
Убийца подошел к нему, наклонился.
Добьешь?.. - с надеждой спросил бандит и уже другим тоном, дрожащим голосом попросил: - Добей…
Убийца покачал головой.
Будь ты проклят! - прохрипел бандит. - Будь ты проклят!
Убийца пожал плечами, словно соглашаясь, что умирающий имеет право на проклятие.
Кто ты? - спросил бандит. - Имя… Я и в аду… в аду тебя достану… буду ждать…
Князь Трубецкой, - наклонившись, сказал убийца. - Не забудешь? Князь Трубецкой.
По команде «Подъем!» начинается светлое время суток. «Подъем, Трубецкой, подъем!» Нет времени пролеживать тюфяки, даже если они густо засыпаны лаврами – все равно нет. Хорошо Супермену – нацепил плавки поверх трико, выставил кулак вперед – и помчался спасать возлюбленную, а заодно и мир. А тут, сколько кулаки ни выставляй, дело с мертвой точки не сдвинется.
О чем только думали высоколобые Старцы, прорабатывая ту долгоиграющую миссию, которую мне надлежит исполнять здесь, начиная с рокового для России 1812 года? Что я пристану к ближайшему кавалергарду со словами: «Мне нужен твой скакун и кираса»? И дальше буду разъезжать по Европе с каменной физиономией, совершая подвиги во имя высокого замысла тех, кто имел возможность разработать эту головокружительную операцию и прислать меня сюда? Хорошая идея. Но я – погрешность, нелепая погрешность в их точных исчислениях, по какой-то нелепой случайности я не стал бездушной функцией и остаюсь человеком. Впрочем, может быть, мне это лишь кажется. Это болезненно, порою невыносимо болезненно, – творить объективное добро, невзирая на мнения и желания окружающих. Очень уж какое-то злое добро получается. Иногда даже и для меня самого жутковатое.
Но я дал согласие. Какая уже разница почему, что заставило меня пойти на этот шаг. Заставило. И я здесь, возврата нет и не может быть. А боль остается, тянущая, мотающая жилы на кулак, заставляющая двигаться все дальше, украшая дорогу трупами врага. Конечно же, ради высокой цели. Как же иначе?!
А вот теперь иначе. Ибо есть та самая пресловутая миссия и та, ради кого стоит жить в этом мире. С его объективными законами и традиционным беззаконием; с его святыми и демонами в человеческом облике. И ей грозит опасность. Ужасная опасность, до которой нет ровно никакого дела высоколобым творцам Великого замысла. А значит, сегодня и мне нет дела до них.
Меня больше нет, есть живая легенда, страшная легенда о безжалостном «принце Трубецком», которым французские мамаши еще долго будут пугать не в меру резвых детишек. Но что ж так болит?! Неужели же это настоятельная потребность оставаться человеком? Отставить! Душа бестелесная субстанция, а значит, болеть не может! Не должна. Коней в галоп! К черту страдания! Время не ждет!
«Вперед, князь Трубецкой! Вперед!»
Я всматриваюсь в освещенные далекие окна, не так давно за ними было тихо и уютно. Совсем недавно.
– Лютуют? – спрашиваю я.
– Лютуют.
– Что ж, тогда сам бог велел. Работаем!
Оконное стекло разлетелось сотней блестящих осколков, рухнуло во двор, усеивая пустую уже, тоскливую клумбу множеством острых прозрачных зубьев. Хохот, выстрел, чей-то вскрик, топот кованых сапог и французская речь… Началось!
Едва-едва оперившиеся птенцы гнезда Петрова разлетались по своим вотчинам, дедовским или же дарованным грозным императором. Они что есть сил пытались воплотить в своих родовых усадьбах образ того самого гнезда. А если получится, то и превзойти его. Конечно же, никто из них и не думал копировать голландское пристанище русского «плотника Михайлова», и даже домик Петра на берегу Невы соратники государя строить для себя почему-то не торопились. Вот петергофский дворец вполне служил образцом для подражания. Конечно же, не всякий птенец мог состязаться в роскоши с государем, но всякий желал чувствовать себя в имении микроимператором и прилагал к этому максимум усилий. И хотя поэтическое название «дворянские гнезда» вошло в обиходную речь стараниями Ивана Сергеевича Тургенева много позже, этот дом с белеными колоннами псевдоантичного портика, с широкой лестницей, ведущей ко входу, и раскинувшимися крыльями темных флигелей, красовавшихся среди запущенного английского парка, вполне можно было бы уже назвать таким гнездом. Правда, довольно запущенным. Но тут уж, как ни старайся, плетью обуха не перешибешь – война, не до красот.
Возможно, в мае, когда зелень окутывает господский дом и радует глаз наблюдателя, тот казался намного привлекательнее, а уж если там звучала музыка, суетилась дворня и хозяин в шлафроке выходил на крыльцо полюбоваться угодьями, этот уголок средней полосы России можно было счесть воистину райским. Однако сейчас, когда осень перевалила за половину, лишенный привычной жизни дом отчего-то выглядел жутковато. Этаким черепом не ведомого ни сказкам, ни академической науке чудовища, многоглазого, с огромными зубами колонн, выбеленным беспощадным временем и все же не безжизненным, и оттого особо жутким.
В барском доме сейчас явно не экономили на свечах. Да и дрова явно никто не собирался беречь до наступления истинных морозов. Сейчас густо дымили все трубы, так, будто нынешние обитатели усадьбы только и желали, что согреться и наесться вдоволь. Звон посуды, хлопки вылетающих пробок шампанского, нестройные пьяные вопли, доносившиеся из барского дома, неумолимо свидетельствовали, что он обитаем. Однако же так обитаемо и вместилище человеческого разума, населенное могильными червями. Кем были существа, весело и разухабисто громившие явно чужую усадьбу? Уж точно не людьми, иначе не стали бы выкладывать перед широкой парадной лестницей шеренгу растерзанных тел.
Всякий житель округи любого рода и звания без труда бы опознал несчастных: хозяина усадьбы, его челядь. Еще совсем недавно они жили своей обыденной жизнью, радостно обсуждали новости: Москва оставлена французом, супостат-антихрист с потрепанными уже полчищами неуклонно катится прочь из их родного Отечества, а славные наши казачки да гусары из Летучего корпуса генерала Бенкендорфа рвут его на части, не давая остановиться и перевести дух. Сзади врага поджимает славнейший Кутузов и орлы его, суворовские чудо-богатыри. Немного подождать, чуток перетерпеть – и все наконец вернется на круги своя. А уж коли Господь на их стороне, то, по всему видать, здесь в двух с лишком десятках верст к северу от старой Смоленской дороги удастся тихо отсидеться вдали от военной грозы. Отчего ж нет? Вот и гусарский отряд, заезжавший в имение совсем недавно, всего-то пару дней тому, рассказывал о том, как бежит француз, бежит так, что пятки сверкают! Вот ухватит батюшка Михайло Илларионович французского аспида за хвост да головой об камень, чтоб мозги его гадские только в сторону и прыснули.
Хозяин поместья, и сам в прошлом служивший под знаменами нынешнего главнокомандующего и бившийся с ним при Измаиле, лишь удовлетворенно кивал головой да проклинал жестокую рану, полученную в схватке с турецкой кавалерией и заставившую его просить отставки. Он славно угостил тогда гусар, перекрестил каждого на дорогу и заклинал приезжать еще и не оставлять его без вестей.
Оттого нынче и не всполошился, не приказал своей дворне разобрать пики да мушкеты, загодя приготовленные для отражения незваного врага. Когда дозорный, разумная предосторожность в такой-то час, сообщил, что в сторону имения движется отряд, более полусотни верховых, он лишь велел подать старый мундир да готовить трапезу. Чего уж теперь бояться? Французов в пинки гонят, так, стало быть, свой брат, может, партизан, или того лучше – фуражиры. Эти-то и вовсе кстати, эти за овес для коней и снедь деньгами платят, а не одним лишь спасибо. Подкрутил усы, отряхнул пыль, слегка припорошившую мех гусарского ментика, и, опираясь на клюку, улыбаясь, вышел на крыльцо приветствовать гостей.
К тому моменту, когда он переступил невысокий порог, человек, предводительствующий заезжим отрядом, уже стремительно, без всякого стеснения поднимался по лестнице.
