Цикл рассказов Бунина “Тёмные аллеи” – лучшее, что написано автором за всю его творческую карьеру. Несмотря на простоту и доступность бунинского стиля, анализ произведения требует специальных знаний. Произведение изучается в 9 классе на уроках литературы, его подробный разбор будет полезен при подготовке к ЕГЭ, написании творческих работ, тестовых заданий, составлении плана рассказа. Предлагаем ознакомиться с нашим вариантом анализа “Темных аллей” по плану.
Год написания – 1938.
История создания – рассказ написан в эмиграции. Тоска по родине, светлые воспоминания, уход от реальности, войны и голода – послужили толчком к написанию рассказа.
Тема – любовь, потерянная, забытая в прошлом; разбитые судьбы, тема выбора и его последствий.
Композиция – традиционная для новеллы, рассказа. Состоит из трёх частей: приезда генерала, встречи с бывшей возлюбленной и поспешного отъезда.
Жанр – рассказ (новелла).
Направление – реализм.
В “Темных аллеях” анализ будет неполным без истории создания произведения и знания некоторых подробностей биографии писателя. В стихотворении Н. Огарёва “Обыкновенная повесть” позаимствован Иваном Буниным образ темных аллей. Эта метафора настолько впечатлила писателя, что он наделил её своим особым смыслом и сделал названием цикла рассказов. Все они объединены одной темой – яркой, судьбоносной, запоминающейся на всю жизнь любви.
Произведение, вошедшее в одноимённый цикл рассказов (1937-1945), было написано в 1938 году, когда автор находился в эмиграции. Во время второй мировой войны голод и нищета преследовали всех жителей Европы, французский город Грасс не стал исключением. Именно там написаны все лучшие произведения Ивана Бунина. Возвращение к воспоминаниям о прекрасных временах молодости, вдохновение и творческая работа давали силу автору, чтобы пережить разлуку с родиной и ужасы войны. Эти восемь лет вдали от родины стали самыми продуктивными и самыми важными в творческой карьере Бунина. Зрелый возраст, чудесной красоты пейзажи, переосмысление исторических событий и жизненных ценностей – стало толчком к созданию самой главной работы мастера слова.
В самые страшные времена написаны самые лучшие, тонкие, пронзительные рассказы о любви – цикл “Тёмные аллеи”. В душе каждого человека есть места, куда он заглядывает нечасто, но с особым трепетом: там хранятся самые светлые воспоминания, самые “дорогие” переживания. Именно такие “тёмные аллеи” имел в виду автор, давая название своей книге и одноимённому рассказу. Впервые рассказ был опубликован в Нью-Йорке в 1943 году в издании “Новая земля”.
Ведущая тема – тема любви. Не только рассказ “Тёмные аллеи”, но и все произведения цикла основаны на этом прекрасном чувстве. Бунин, подводя итог своей жизни, был твёрдо убеждён, что любовь – самое лучшее, что может быть дано человеку в жизни. Она суть, начало и смысл всего: трагическая или счастливая история – нет никакой разницы. Если это чувство промелькнуло в жизни человека – значит он прожил её не зря.
Человеческие судьбы, безвозвратность событий, выбор, о котором пришлось пожалеть – ведущие мотивы в рассказе Бунина. Тот, кто любит – всегда в выигрыше, он живёт и дышит своей любовью, она даёт ему силы двигаться дальше.
Николай Алексеевич, сделавший свой выбор в пользу здравого смысла, только в шестьдесят лет понимает, что его любовь к Надежде была самым лучшим событием в жизни. Тема выбора и его последствий ярко раскрыта в сюжете рассказа: человек проживает свою жизнь не с теми, остаётся несчастлив, судьба возвращает предательство и обман, который он допустил в молодости по отношению к молодой девушке.
Вывод очевиден: счастье состоит в том, что бы жить в гармонии со своими чувствами, а не наперекор им. Проблема выбора и ответственности за свою и чужую судьбу также затрагивается в произведении. Проблематика достаточна широка, несмотря на небольшой объём рассказа. Интересно отметить тот факт, что в рассказах Бунина любовь и брак практически несовместимы: эмоции стремительны и ярки, они возникают и исчезают так же быстро, как всё в природе. Социальный статус не имеет смысла там, где царит любовь. Она уравнивает людей, делает бессмысленными чины и сословия – у любви свои приоритеты и законы.
Композиционно рассказ можно разделить на три части.
Первая часть: приезд героя на постоялый двор (здесь преобладают описания природы и окружающей местности). Встреча с бывшей возлюбленной – вторая смысловая часть – в основном, состоит из диалога. В последней части генерал покидает постоялый двор – бежит от собственных воспоминаний и своего прошлого.
Основные события – диалог Надежды и Николая Алексеевича построен на двух абсолютно противоположных взглядах на жизнь. Она – живёт любовью, находя в ней утешение и радость, хранит воспоминания молодости. В уста этой мудрой женщины автор вкладывает идею рассказа – то, чему учит нас произведение: “всё проходит, но не всё забывается”. В этом смысле герои противоположны в своих взглядах, старый генерал несколько раз упоминает о том, что “всё проходит”. Именно так прошла и его жизнь, бессмысленно, безрадостно, впустую. Критика восприняла цикл рассказов восторженно, несмотря на его смелость и откровенность.
Тёмные аллеи относится к жанру рассказа, некоторые исследователи творчества Бунина склонны считать их новеллами.
Тема любви, неожиданные резкие концовки, трагичность и драматизм сюжетов – всё это характерно для бунинских произведений. Нужно отметить и львиную долю лиризма в рассказе – эмоции, прошлое, переживания и душевные искания. Общая лирическая направленность – отличительная особенность рассказов Бунина. Автор имеет уникальную способность – в малый эпический жанр уместить огромный временной отрезок, раскрыть душу персонажа и заставить задуматься читателя о самом важном.
Художественные средства, которые использует автор всегда разнообразны: точные эпитеты, яркие метафоры, сравнения и олицетворения. Приём параллелизма также близок автору, достаточно часто природа подчёркивает душевное состояние персонажей.
КавказВ Москве, на Арбате, проходят таинственные любовные встречи, причём дама замужняя, приходит редко и ненадолго, подозревая, что муж догадывается и следит за ней. Наконец они договариваются вместе уехать на черноморское побережье в одном поезде на 3-4 недели. План удаётся и они уезжают. Зная, что муж поедет следом она даёт ему два адреса в Геленджике и Гаграх, но они там не останавливаются, а скрываются в другом месте, наслаждаясь любовью. Муж, не найдя её ни по одному адресу, закрывается в номере гостиницы и выстреливает себе в виски сразу из двух пистолетов.
Уже не молодой герой живёт в Москве. Деньги у него есть, но он вдруг решает учиться живописи и у него даже появляются кое-какие успехи. Однажды к нему в квартиру неожиданно приходит девушка, которая представляется Музой. Она говорит, что слышала о нём, как об интересном человеке и хочет с ним познакомиться. После непродолжительного разговора и чая, Муза вдруг целует его долго в губы и говорит – сегодня больше нельзя, до послезавтра. С того дня они уже жили как молодожёны, были всегда вместе. В мае он переселился в подмосковную усадьбу, она постоянно ездила к нему, а в июне переехала совсем и стала жить с ним. В гости к ним часто ходил Завистовский, местный помещик. Однажды главный герой приехал из города, а Музы нет. Решил зайти к Завистовскому, пожаловаться, что её нет. Придя к нему, он с удивлением застал её там. Выйдя из спальни помещика, она сказала – всё кончено, сцены бесполезны. Шатаясь, он пошёл домой.
В холодное осеннее ненастье, на одной из больших тульских дорог, залитой дождями и изрезанной многими черными колеями, к длинной избе, в одной связи которой была казенная почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подкатил закиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом, тройка довольно простых лошадей с подвязанными от слякоти хвостами. На козлах тарантаса сидел крепкий мужик в туго подпоясанном армяке, серьезный и темноликий, с редкой смоляной бородой, похожий на старинного разбойника, а в тарантасе стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый. Когда лошади стали, он выкинул из тарантаса ногу в военном сапоге с ровным голенищем и, придерживая руками в замшевых перчатках полы шинели, взбежал на крыльцо избы. — Налево, ваше превосходительство, — грубо крикнул с козел кучер, и он, слегка нагнувшись на пороге от своего высокого роста, вошел в сенцы, потом в горницу налево. В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки; кухонная печь, занимавшая дальний правый угол, ново белела мелом; ближе стояло нечто вроде тахты, покрытой пегими попонами, упиравшейся отвалом в бок печи; из-за печной заслонки сладко пахло щами — разварившейся капустой, говядиной и лавровым листом. Приезжий сбросил на лавку шинель и оказался еще стройнее в одном мундире и в сапогах, потом снял перчатки и картуз и с усталым видом провел бледной худой рукой по голове — седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлиненное лицо с темными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы. В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сенцы: — Эй, кто там! Тотчас вслед за тем в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой. — Добро пожаловать, ваше превосходительство, — сказала она. — Покушать изволите или самовар прикажете? Приезжий мельком глянул на ее округлые плечи и на легкие ноги в красных поношенных татарских туфлях и отрывисто, невнимательно ответил: — Самовар. Хозяйка тут или служишь? — Хозяйка, ваше превосходительство. — Сама, значит, держишь? — Так точно. Сама. — Что ж так? Вдова, что ли, что сама ведешь дело? — Не вдова, ваше превосходительство, а надо же чем-нибудь жить. И хозяйствовать я люблю. — Так, так. Это хорошо. И как чисто, приятно у тебя. Женщина все время пытливо смотрела на него, слегка щурясь. — И чистоту люблю, — ответила она. — Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич. Он быстро выпрямился, раскрыл глаза и покраснел. — Надежда! Ты? — сказал он торопливо. — Я, Николай Алексеевич, — ответила она. — Боже мой, боже мой! — сказал он, садясь на лавку и в упор глядя на нее. — Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять? — Тридцать, Николай Алексеевич. Мне сейчас сорок восемь, а вам под шестьдесят, думаю? — Вроде этого... Боже мой, как странно! — Что странно, сударь? — Но все, все... Как ты не понимаешь! Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол. Потом остановился и, краснея сквозь седину, стал говорить: — Ничего не знаю о тебе с тех самых пор. Как ты сюда попала? Почему не осталась при господах? — Мне господа вскоре после вас вольную дали. — А где жила потом? — Долго рассказывать, сударь. — Замужем, говоришь, не была? — Нет, не была. — Почему? При такой красоте, которую ты имела? — Не могла я этого сделать. — Отчего не могла? Что ты хочешь сказать? — Что ж тут объяснять. Небось помните, как я вас любила. Он покраснел до слез и, нахмурясь, опять зашагал. — Все проходит, мой друг, — забормотал он. — Любовь, молодость — все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит. Как это сказано в книге Иова? «Как о воде протекшей будешь вспоминать». — Что кому бог дает, Николай Алексеевич. Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело. Он поднял голову и, остановясь, болезненно усмехнулся: — Ведь не могла же ты любить меня весь век! — Значит, могла. Сколько ни проходило времени, все одним жила. Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот... Поздно теперь укорять, а ведь, правда, очень бессердечно вы меня бросили, — сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всем прочем. Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня — помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие «темные аллеи», — прибавила она с недоброй улыбкой. — Ах, как хороша ты была! — сказал он, качая головой. — Как горяча, как прекрасна! Какой стан, какие глаза! Помнишь, как на тебя все заглядывались? — Помню, сударь. Были и вы отменно хороши. И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть. — А! Все проходит. Все забывается. — Все проходит, да не все забывается. — Уходи, — сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. — Уходи, пожалуйста. И, вынув платок и прижав его к глазам, скороговоркой прибавил: — Лишь бы бог меня простил. А ты, видно, простила. Она подошла к двери и приостановилась: — Нет, Николай Алексеевич, не простила. Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну да что вспоминать, мертвых с погоста не носят. — Да, да, не к чему, прикажи подавать лошадей, — ответил он, отходя от окна уже со строгим лицом. — Одно тебе скажу: никогда я не был счастлив в жизни, не думай, пожалуйста. Извини, что, может быть, задеваю твое самолюбие, но скажу откровенно, — жену я без памяти любил. А изменила, бросила меня еще оскорбительней, чем я тебя. Сына обожал, — пока рос, каких только надежд на него не возлагал! А вышел негодяй, мот, наглец, без сердца, без чести, без совести... Впрочем, все это тоже самая обыкновенная, пошлая история. Будь здорова, милый друг. Думаю, что и я потерял в тебе самое дорогое, что имел в жизни. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее. — Прикажи подавать... Когда поехали дальше, он хмуро думал: «Да, как прелестна была! Волшебно прекрасна!» Со стыдом вспоминал свои последние слова и то, что поцеловал у ней руку, и тотчас стыдился своего стыда. «Разве неправда, что она дала мне лучшие минуты жизни?» К закату проглянуло бледное солнце. Кучер гнал рысцой, все меняя черные колеи, выбирая менее грязные, и тоже что-то думал. Наконец сказал с серьезной грубостью: — А она, ваше превосходительство, все глядела в окно, как мы уезжали. Верно, давно изволите знать ее? — Давно, Клим. — Баба — ума палата. И все, говорят, богатеет. Деньги в рост дает. — Это ничего не значит. — Как не значит! Кому ж не хочется получше пожить! Если с совестью давать, худого мало. И она, говорят, справедлива на это. Но крута! Не отдал вовремя — пеняй на себя. — Да, да, пеняй на себя... Погоняй, пожалуйста, как бы не опоздать нам к поезду... Низкое солнце желто светило на пустые поля, лошади ровно шлепали по лужам. Он глядел на мелькавшие подковы, сдвинув черные брови, и думал: «Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи...“ Но, боже мой, что же было бы дальше? Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, качал головой. 20 октября 1938Рассказ «Темные аллеи» авторства Бунина представляет собой интересное и поучительное повествование. Длина его всего несколько страниц, но история в нем рассказывается целостная, что понравится многим читателям. В данной статье будет сделан пересказ основных моментов произведения.
Начинается все в зарисовке «Темные аллеи» с того, что описывается некое место где-то на обочине тульских дорог. Длинная изба объединяет в себе частную горницу и казенную почтовую станцию. Здесь гости могли остановиться на несколько дней, пообедать, отдохнуть и отправить письма необходимым людям. Именно к такому заведению подкатил тарантас, где на козлах сидел суровый мужчина, который всем видом был похож на бывалого разбойника. Внутри раскинулся человек в военной форме с богатым оформлением. Классическая внешность выдавала в нем офицера при царствовании Александра II, когда все служивые походили на царя обрамлением бороды и волос. Как только транспорт остановился, гость побежал в длинное здание.
В рассказе «Темные аллеи» мужчина явно куда-то торопился, так как кучер только и успел ему крикнуть вдогонку, чтобы тот повернул налево. Мужчина так и сделал, после чего попал в горницу, где сразу же снял кафтан. Несмотря на свой возраст, без верхней одежды он выглядел невероятно стройно.
В здании было достаточно уютно, тепло и чисто. Повсюду чистые скатерти, лавки помытые и запах был приятный. У неизвестного приезжего были седые волосы, темные глаза и усталые вид, он попытался поправить себя. Так как в самой горнице никого не было, герой небрежно крикнул в сенцы, после чего сразу же появилась достаточно привлекательная женщина, похожая по внешности на цыганку.
После короткого разговора оказалось, что она является хозяйкой горницы. Мужчина в рассказе «Темные аллеи» заказал для себя самовар и раскинулся на лавках, дабы отдохнуть. Он сделал несколько комплиментов женщине насчет чистоты и начал спрашивать о том, почему она здесь сама за всем смотрит. Хозяйка ответила, что так зарабатывает себе на жизнь и не любит сидеть без дела.
В повествовании Бунина «Темные аллеи» продолжился диалог с комплиментов о чистоте в здании. Внезапно в одном из ответов она назвала его по имени - Николай Алексеевич. После этого мужчина пытливо всматривался в ее глаза какое-то мгновение.
В лице женщины он распознал свою старую знакомую, с которой не виделся тридцать лет. При продолжении диалога выяснилось, что ей на данный момент 48, а мужчине около шестого десятка. Для героя это оказалось настоящим шоком, что видно по реакции. Он отбросил свою усталость и принялся шагать по комнате в размышлениях.
Затем посыпались вопросы на женщину, большинство из них касалось того, чем она занималась все это время и почему не осталась при господах. Хозяйка в произведении Бунина «Темные аллеи» уклонилась от ответа, а служивый человек покраснел.
Дальше диалог свернул в сторону замужества и Надежда ответила, что никого достойного для себя так и не сумела найти, ведь невероятно сильно любила Николая Алексеевича. Краски еще больше запылали на его лице, и он продолжил мерить комнату шагами.
В рассказе «Темные аллеи» для Николая Алексеевича встреча и воспоминание о любви женщины вызвали непонятное состояние. Мужчина стал весь красный, но при этом мрачнее тучи. В ответ на высказывание о чувствах назвал Надежду другом и сказал, что все проходит в этом мире. Она возразила этому и сказала, что любовь в сердце живет вечно.
Начались воспоминания о былых временах, когда молодые люди уединялись, Николай читал стихи девушке о темных аллеях. Потом Надежда упомянула о той обиде, которую испытала она, оказавшись покинутой. В горнице она упрекнула его в жестокости, сообщила, что хотела наложить на себя руки не единожды.
Служивый сударь раскинулся в комплиментах о неземной красоте девушки в те года, что ее сердце хотели заполучить многие парни, но Надежда выбрала его. Николай снова ответил, что все на свете проходит и забывается, и снова получил возражения на этот счет. Мужчина не выдержал напряжения, отвернулся до окна и попросил ее уйти куда-то из этой комнаты.
Изложение рассказа «Темные аллеи» в кратком содержании не может передать всю тонкость эмоционального момента, который произошел в горнице возле тульских дорог. Николай Алексеевич был слишком тронут тем, что здесь произошло. Он отвернулся к окну и быстрым движением платка вытер с глаз выступившие слезы.
За свой поступок герой попросил прощения у Бога, ведь посчитал, что девушка уже его забыла, однако Надежда снова ему возразила. Хозяйка заведения сказала, что не смогла этого сделать даже за тридцать лет. Все потому, что похожих чувств ей больше не приходилось испытать в этой жизни.
Совместно проведенные часы настолько глубоко въелись в сердце и рассудок, что простить предательство было выше сил женщины, хоть теперь это уже не имеет значения. Николай Алексеевич выслушал ее, после чего сам взял слово. Он начал рассказывать историю своей жизни и доказал, что сделанные плохие проступки рано или поздно догоняют человека бумерангом. В кратком содержании «Темных аллей» сложно передать эмоциональный окрас его речи.
Краткое содержание «Темных аллей» следует продолжить рассказом из бытия военного сударя, что заглянул в горницу. Он сказал, что никогда так и не был счастлив в своей жизни. Заранее извинившись за задетые чувства, сообщил о безграничной любви к своей жене, но именно в этом была его ошибка. Молодая дама изменила ему, после чего бросила с такой жестокостью, что даже проступок Николая перед Надеждой не идет в сравнение.
От брака родился сын, который должен был стать отрадой для отца, но снова получилось все не так. Вырос мальчишка совершенно невоспитанным и наглым, для него понятия чести, совести, вследствие этого и добра ничего не значат. Николай закончил рассказ тем, что это обыкновенная история, ведь потеря Надежды также отняла у него самое теплое в этой жизни.
Он поцеловал ей руку, и она ответила тем же. Дальнейшая фраза в рассказе Бунина «Темные аллеи» о том, чтобы был отдан приказ седлать лошадей, осталась незаконченной. Автор оставил немного места для размышлений и загадок.
В кратком содержании «Темных аллей» необходимо отметить, что продолжаются события тем, как Николай Алексеевич уже едет в своем тарантасе и вспоминает о былом стыде. В его мыслях возвращается образ прекрасно молодой Надежды, которая своей красотой могла затмить любую барышню. Он сам себя спрашивает о правдивости слов насчет самых счастливых моментов в своей жизни, когда девушка была рядом.
Новый день подходил к закату, а они все катились по грязным дорогам. Кучер был опытный и выбирал менее избитые колеи, чтобы меньше грязи отлетало от колес. Тишину нарушил первым мужчина на козлах, который управлял транспортом. Он отметил, что женщина за окном горницы провожала их долгим взглядом, а потом спросил о длительности их знакомства.
Николай Алексеевич отвечал кратко, а Клим - имя кучера - бросил фразу, что эта хозяйка невероятно умная и богатая. Старый служивый ему возразил, что это совсем ничего не значит. С подобным высказыванием Клим был совершенно не согласен.
Заканчиваются «Темные аллеи» (в кратком содержании это нельзя не отметить) тем, что Клим рассуждает о том, что значение грамотного распоряжения временем и деньгами много стоит. Николай Алексеевич прервал его и попросил ехать быстрее, дабы не опоздать на поезд. После этого он снова вернулся к своим размышлениям о Надежде. Минуты с ней казались уже не просто лучшими, а наполненными своеобразной магией.
Ему вспомнились стихи, которые он читал молодой девушке. После этого в уме начали возникать картины о том, что могло быть, если бы тогда герой не бросил возлюбленную. Сначала это казалось вздором, но позже ему удалось вообразить Надежду в роли своей жены. Она бы стала матерью его детей и жила бы в петербургском доме.
Подобные мысли заставили его раскачивать головой в разные стороны, на чем и заканчивается повествование. Автор снова оставил место читателю для собственных размышлений о судьбе двух персонажей, их поступках и жизненном пути.
Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
ТЁМНЫЕ АЛЛЕИ
В холодное осеннее ненастье , на одной из больших тульских дорог, залитой дождями и изрезанной многими чёрными колеями, к длинной избе, в одной связи которой была казённая почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подкатил закиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом, тройка довольно простых лошадей с подвязанными от слякоти хвостами. На козлах тарантаса сидел крепкий мужик в туго подпоясанном армяке, серьёзный и темноликий, с редкой смоляной бородой, похожий на старинного разбойника, а в тарантасе стройный старик военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, ещё чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый.
- Налево, ваше превосходительство, - грубо крикнул с козёл кучер, и он, слегка нагнувшись на пороге от своего высокого роста, вошёл в сенцы, потом в горницу налево.
Приезжий сбросил на лавку шинель и оказался ещё стройнее в одном мундире и в сапогах, потом снял перчатки и картуз и с усталым видом провёл бледной худой рукой по голове - седые волосы его с начесами на висках к углам глаз слегка курчавились, красивое удлинённое лицо с тёмными глазами хранило кое-где мелкие следы оспы. В горнице никого не было, и он неприязненно крикнул, приотворив дверь в сенцы:
- Эй, кто там!
Тотчас вслед за тем в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже ещё красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с тёмным пушком на верхней губе и вдоль щёк, лёгкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под чёрной шерстяной юбкой.
Приезжий мельком глянул на её округлые плечи и на лёгкие ноги в красных поношенных татарских туфлях и отрывисто, невнимательно ответил:
- Сама, значит, держишь?
- Так точно. Сама.
- Что ж так? Вдова, что ли, что сама ведёшь дело?
Женщина всё время пытливо смотрела на него, слегка щурясь.
- Боже мой, боже мой, - сказал он, садясь на лавку и в упор глядя на неё. - Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?
- Вроде этого… Боже мой, как странно!
- Что странно, сударь?
- Но все, все… Как ты не понимаешь!
- А где жила потом?
- Нет, не была.
- Не могла я этого сделать.
Он покраснел до слёз и, нахмурясь, опять зашагал.
- Всё проходит, мой друг, - забормотал он. - Любовь, молодость - все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами всё проходит. Как это сказано в книге Иова? «Как о воде протёкшей будешь вспоминать».
- Что кому бог даёт, Николай Алексеевич. Молодость у всякого проходит, а любовь - другое дело.
- Значит, могла. Сколько ни проходило времени, все одним жила. Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот… Поздно теперь укорять, а ведь правда, очень бессердечно вы меня бросили, - сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всём прочем. Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня - помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие «тёмные аллеи», - прибавила она с недоброй улыбкой.
- А! Всё проходит. Все забывается.
- Всё проходит, да не все забывается.
- Нет, Николай Алексеевич, не простила. Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну, да что вспоминать, мёртвых с погоста не носят.
- Да, да, не к чему, прикажи подавать лошадей, - ответил он, отходя от окна уже со строгим лицом. - Одно тебе скажу: никогда я не был счастлив в жизни, не думай, пожалуйста. Извини, что, может быть, задеваю твоё самолюбие, но скажу откровенно, - жену я без памяти любил. А изменила, бросила меня ещё оскорбительней, чем я тебя. Сына обожал, - пока рос, каких только надежд на него не возлагал! А вышел негодяй, мот, наглец, без сердца, без чести, без совести… Впрочем, все это тоже самая обыкновенная, пошлая история. Будь здорова, милый друг. Думаю, что и я потерял в тебе самое дорогое, что имел в жизни.
Она подошла и поцеловала у пего руку, он поцеловал у неё.
- Прикажи подавать…
Когда поехали дальше, он хмуро думал: «Да, как прелестна была! Волшебно прекрасна!» Со стыдом вспоминал свои последние слова и то, что поцеловал у ней руку, и тотчас стыдился своего стыда. «Разве неправда, что она дала мне лучшие минуты жизни?»
К закату проглянуло бледное солнце. Кучер гнал рысцой, все меняя чёрные колеи, выбирая менее грязные и тоже что-то думал. Наконец сказал с серьёзной грубостью:
- А она, ваше превосходительство, все глядела в окно, как мы уезжали. Верно, давно изволите знать её?
- Давно, Клим.
- Баба - ума палата. И все, говорят, богатеет. Деньги в рост даёт.
- Это ничего не значит.
- Как не значит! Кому ж не хочется получше пожить! Если с совестью давать, худого мало. И она, говорят, справедлива на это. Но крута! Не отдал вовремя - пеняй на себя.
- Да, да, пеняй на себя… Погоняй, пожалуйста, как бы не опоздать нам к поезду…
Низкое солнце жёлто светило на пустые поля, лошади ровно шлёпали по лужам. Он глядел на мелькавшие подковы, сдвинув чёрные брови, и думал:
«Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвёл, стояли тёмных лип аллеи…“ Но, боже мой, что же было бы дальше? Что, если бы я не бросил её? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?»
20 октября 1938
Есть поэты, которые, так сказать, пишут своими ушами. Его глаза делают человека прозрачным; мы видим сквозь все драпировки. Плотные, прозрачные фразы Бунина, их «кропотливая пластичность», которую похвалил Томас Манн, были результатом одержимой работы. Перед концом предшествовало множество проектов. Все должно быть правильно, от блузки до общей композиции. Не случайно, что он сравнил свою полированную прозу с точностью и элегантностью математических формул.
Бунин во Флобере, которого он восхищался со времени первых чтений, узнал увлечение, которое он поделился с Чеховым. Он также восхищался им, но только его рассказы, а не части, чье «чувство» его беспокоило. Наибольшим восхищением для Бунина был Толстой. Рассказ Бунина «Господь из Сан-Франциско», который сразу же дал ему знать во всей Европе, несомненно, был вдохновлен Толстой «Смерть Ивана Ильича», а также «Смерть в Венеции» Томаса Манна.
- Я только на одну минуту…
Она была бледна прекрасной бледностью любящей взволнованной женщины, голос у неё срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.
- Мне кажется, - говорила она, - что он что-то подозревает, что он даже знает что-то, - может быть, прочитал какое-нибудь ваше письмо, подобрал ключ к моему столу… Я думаю, что он на всё способен при его жестоком, самолюбивом характере. Раз он мне прямо сказал: «Я ни перед чем не остановлюсь, защищая свою честь, честь мужа и офицера!» Теперь он почему-то следит буквально за каждым моим шагом, и, чтобы наш план удался, я должна быть страшно осторожна. Он уже согласен отпустить меня, так внушила я ему, что умру, если не увижу юга, моря, но, ради бога, будьте терпеливы!
План наш был дерзок: уехать в одном и том же поезде на кавказское побережье и прожить там в каком-нибудь совсем диком месте три-четыре недели. Я знал это побережье, жил когда-то некоторое время возле Сочи, - молодой, одинокий, - на всю жизнь запомнил те осенние вечера среди чёрных кипарисов, у холодных серых волн… И она бледнела, когда я говорил: «А теперь я там буду с тобой, в горных джунглях, у тропического моря…» В осуществление нашего плана мы не верили до последней минуты - слишком великим счастьем казалось нам это.
Но его описания человеческих страданий острые. Достоевский остается непревзойденным в своем искусстве раскрывать уродливые, как дрейф жизни. Затем он жил до своей смерти во Франции. Немецкая оккупация, которую он испытал в своем летнем доме недалеко от Грасса.
Большинство из них происходит из повествовательного тома «Темные аллеи », который сам автор считал своим лучшим. Хорст Биенек назвал Бунина «Русским Прустом». Но работа Бунина - это нечто иное, чем «поиск потерянного времени», даже несмотря на то, что иконографические изображения мерцают на стене алтаря, целуются подковы на тротуаре, водка, вино и коньячный поток в ручьях, а белые руки - поцелуи. Это фон, фон, перед которым старые истории постоянно ставятся снова и снова, так впечатляюще, что затонувшая Россия окрашена цветами тоски.
В Москве шли холодные дожди, похоже было на то, что лето уже прошло и не вернётся, было грязно, сумрачно, улицы мокро и черно блестели раскрытыми зонтами прохожих и поднятыми, дрожащими на бегу верхами извозчичьих пролёток. И был тёмный, отвратительный вечер, когда я ехал на вокзал, все внутри у меня замирало от тревоги и холода. По вокзалу и по платформе я пробежал бегом, надвинув на глаза шляпу и уткнув лицо в воротник пальто.
В маленьком купе первого класса, которое я заказал заранее, шумно лил дождь по крыше. Я немедля опустил оконную занавеску и, как только носильщик, обтирая мокрую руку о свой белый фартук, взял на чай и вышел, на замок запер дверь. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперёд сновавшей с вещами вдоль вагона в тёмном свете вокзальных фонарей. Мы условились, что я приеду на вокзал как можно раньше, а она как можно позже, чтобы мне как-нибудь не столкнуться с ней и с ним на платформе. Теперь им уже пора было быть. Я смотрел все напряжённее - их всё не было. Ударил второй звонок - я похолодел от страха: опоздала или он в последнюю минуту вдруг не пустил её! Но тотчас вслед за тем был поражён его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал её под руку. Я отшатнулся от окна, упал в угол дивана. Рядом был вагон второго класса - я мысленно видел, как он хозяйственно вошёл в него вместе с нею, оглянулся, - хорошо ли устроил её носильщик, - и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя её… Третий звонок оглушил меня, тронувшийся поезд поверг в оцепенение… Поезд расходился, мотаясь, качаясь, потом стал нести ровно, на всех парах… Кондуктору, который проводил её ко мне и перенёс её вещи, я ледяной рукой сунул десятирублёвую бумажку…
Люди Бунина пристрастились к теплоте и привязанности, горячими на всю жизнь. Они хотят выйти из своей рыси и вытащить мчащийся момент, стоить ему того, что он хочет, до ежедневного уединения. Часто они путешествуют - сам Бунин много путешествовал и - при посещении странных домов, короче говоря, в незнакомой обстановке, оторванной от повседневных связей, раздражительной для всего нового. Есть бедная, смелая женщина, которая спит на корабле с молодым успешным писателем; жена, которая идет с лейтенантом с доски и в гостиницу.
Пределы всегда пересекаются, и излишки должны быть искуплены. Любовь в Бунине нуждается в препятствии. Класс, брак или просто то, что раньше называлось «персонажем». Люди Бунина не держат дома с ним. Они не делают расчет затрат и выгод своими чувствами. Любовь - это страдание, это рабство. Почти всегда есть преступники и жертвы, времена полов на этом, иногда на той стороне. Даже мужчины не вылечивают любовный роман с аспирином, но с револьвером в храме. И мужчины, как в «Мусе», превращаются в кошмар с предложением.
- Я совсем не могла обедать, - сказала она. - Я думала, что не выдержу эту страшную роль до конца. И ужасно хочу пить. Дай мне нарзану, - сказала она, в первый раз говоря мне «ты». - Я убеждена, что он поедет вслед за мною. Я дала ему два адреса, Геленджик и Гагры. Ну вот, он и будет дня через три-четыре в Геленджике… Но Бог с ним, лучше смерть, чем эти муки…
Итак, нет счастливой любви? И где была бы лучше показана обреченность транзитивности, чем в теме любви? Там, где любовь к жизни и любовь в их мучительной красоте становятся подавляющими в сознании их транзитивности. В поздних рассказах Бунин оставляет столетие позади их по стилю и стилю, даже если есть воспоминания о древней Руси, и автор хочет записать потерянную молодежь с прозой в качестве ученика средней школы, ученика или лейтенанта.
Автор более не мудрее своего человека, сохраняет все оправдания за свои действия и поведение, больше не беспокоится о мотивациях, психологизмах и объяснениях. Конфликты отмечены, но нет решений. По-видимому, только с поверхностными раздражениями, снабженными внешними факторами, читателю предоставляется возможность понять внутреннюю жизнь людей. С этими повествованиями, часто на менее чем десяти страницах, Бунин создал своеобразную форму между рассказом и рассказом.
Утром, когда я вышел в коридор, в нём было солнечно, душно, из уборных пахло мылом, одеколоном и всем, чем пахнет людный вагон утром. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках… Дальше пошёл безграничный простор нагих равнин с курганами и могильниками, нестерпимое сухое солнце , небо, подобное пыльной туче, потом призраки первых гор на горизонте…
Из Геленджика и Гагр она послала ему по открытке, написала, что ещё не знает, где останется. Потом мы спустились вдоль берега к югу.
Мы нашли место первобытное, заросшее чинаровыми лесами, цветущими кустарниками, красным деревом, магнолиями, гранатами, среди которых поднимались веерные пальмы, чернели кипарисы…
Я просыпался рано и, пока она спала, до чая, который мы пили часов в семь, шёл по холмам в лесные чащи. Горячее солнце было уже сильно, чисто и радостно. В лесах лазурно светился, расходился и таял душистый туман, за дальними лесистыми вершинами сияла предвечная белизна снежных гор… Назад я проходил по знойному и пахнущему из труб горящим кизяком базару нашей деревни: там кипела торговля, было тесно от народа, от верховых лошадей и осликов, - по утрам съезжалось туда на базар множество разноплемённых горцев, - плавно ходили черкешенки в чёрных длинных до земли одеждах, в красных чувяках, с закутанными во что-то чёрное головами, с быстрыми птичьими взглядами, мелькавшими порой из этой траурной закутанности.
Потом мы уходили на берег, всегда совсем пустой, купались и лежали на солнце до самого завтрака. После завтрака - все жаренная на шкаре рыба, белое вино, орехи и фрукты - в знойном сумраке нашей хижины под черепичной крышей тянулись через сквозные ставни горячие, весёлые полосы света.
На закате часто громоздились за морем удивительные облака; они пылали так великолепно, что она порой ложилась на тахту, закрывала лицо газовым шарфом и плакала: ещё две, три недели - и опять Москва!
Ночи были теплы и непроглядны, в чёрной тьме плыли, мерцали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привыкал к темноте, выступали вверху звезды и гребни гор, над деревней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днём. И всю ночь слышался оттуда, из духана, глухой стук в барабан и горловой, заунывный, безнадёжно-счастливый вопль как будто все одной и той же бесконечной песни.
Недалеко от нас, в прибрежном овраге, спускавшемся из лесу к морю, быстро прыгала по каменистому ложу мелкая, прозрачная речка. Как чудесно дробился, кипел её блеск в тот таинственный час, когда из-за гор и лесов, точно какое-то дивное существо, пристально смотрела поздняя луна!
Иногда по ночам надвигались с гор страшные тучи, шла злобная буря, в шумной гробовой черноте лесов то и дело разверзались волшебные зелёные бездны и раскалывались в небесных высотах допотопные удары грома. Тогда в лесах просыпались и мяукали орлята, ревел барс, тявкали чекалки… Раз к нашему освещённому окну сбежалась целая стая их, - они всегда сбегаются в такие ночи к жилью, - мы открыли окно и смотрели на них сверху, а они стояли под блестящим ливнем и тявкали, просились к нам… Она радостно плакала, глядя на них.
Сегодня реакция на эти истории непонятна. Помимо дневников, «Проклятых дней», «Проза из Недели революции», Бунин никогда не беспокоился о социальных и политических проблемах. «Жирная легкомыслие» обвинялось в 73-летнем возрасте и что у него не было ничего, кроме таких вещей в голове, поскольку у него были проблемы с его временем на ногтях. Бунин с негодованием отреагировал: Меня волнует, старик, с самым озадачивающим в мире, пытаясь проникнуть в происхождение жизни и понять источник всего бытия, и меня упрекают с духовной простотой просто непонятно!
Он искал её в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи, он купался утром в море, потом брился, надел чистое бельё, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он лёг на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов.
12 ноября 1937
Любовь, будь то удача или несчастье, теперь является «источником жизни». И даже хуже, чем несчастная любовь - это только одно: оно даже уходит. И все «другие несчастные случаи». И поэтому единственное реальное несчастье - это наше преходяще. Что мы будем людьми без осознания того, что каждая «вещь имеет конец» - и без нашей борьбы с ней?
Эта статья предназначена только для частного использования. Четыре русских лауреата Нобелевской премии получили русскую литературу, все они советские. Властью режима были ненавистны Александр Солженицын и Борис Пастернак. Последний мог даже заставить Политбюро отклонить приз. Единственный приемлемый, Михаил Шолоков, принес его приз «Тихий Дон», который был удостоен приза, сомнительным образом. Вокруг него идет великая дискуссия по плагиату. Иван Бунин, безусловно, самый неизвестный.
Под большие зимние праздники был всегда, как баня, натоплен деревенский дом и являл картину странную, ибо состояла она из просторных и низких комнат, двери которых все были раскрыты напролёт, - от прихожей до диванной, находившейся в самом конце дома, - и блистала в красных углах восковыми свечами и лампадами перед иконами.
Под эти праздники в доме всюду мыли гладкие дубовые полы, от топки скоро сохнувшие, а потом застилали их чистыми попонами, в наилучшем порядке расставляли по своим местам сдвинутые на время работы мебели, а в углах, перед золочёными и серебряными окладами икон, зажигали лампады и свечи, всё же прочие огни тушили. К этому часу уже темно синела зимняя ночь за окнами и все расходились по своим спальным горницам. В доме водворялась тогда полная тишина, благоговейный и как бы ждущий чего-то покой, как нельзя более подобающий ночному священному виду икон, озарённых скорбно и умилительно.
Зимой гостила иногда в усадьбе странница Машенька, седенькая, сухенькая и дробная, как девочка. И вот только она одна во всём доме не спала в такие ночи: придя после ужина из людской в прихожую и сняв с своих маленьких ног в шерстяных чулках валенки, она бесшумно обходила по мягким попонам все эти жаркие, таинственно освещённые комнаты, всюду становилась на колени, крестилась, кланялась перед иконами, а там опять шла в прихожую, садилась на чёрный ларь, спокон веку стоявший в ней, и вполголоса читала молитвы, псалмы или же просто говорила сама с собой. Так и узнал я однажды про этого «божьего зверя, господня волка»: услыхал, как молилась ему Машенька.
Мне не спалось, я вышел поздней ночью в зал, чтобы пройти в диванную и взять там что-нибудь почитать из книжных шкапов. Машенька не слыхала меня. Она что-то говорила, сидя в тёмной прихожей. Я приостановясь, прислушался. Она наизусть читала псалмы.
- Услышь, господи, молитву мою и внемли воплю моему, - говорила она без всякого выражения. - Не будь безмолвен к слезам моим, ибо странник я у тебя и пришлец на земле, как и все отцы мои…
- Живущий под кровом всевышнего под сенью всемогущего покоится… На аспида и василиска наступишь, попрёшь льва и дракона…
На последних словах она тихо, но твёрдо повысила голос, произнесла их убеждённо: попрёшь льва и дракона. Потом помолчала и, медленно вздохнув, сказала так, точно разговаривала с кем-то:
- Ибо его все звери в лесу и скот на тысяче гор…
Я подошёл и негромко сказал:
- Машенька, не бойся, это я.
Я положил руку на её костлявое плечико с большой ключицей, заставил её сесть и сел с ней рядом.
Она опять хотела встать. Я опять удержал её:
- Ах какая ты! А ещё говоришь, что не боишься ничего! Я тебя спрашиваю: правда, что есть такой святой?
Она подумала. Потом серьёзно ответила:
- Как видела? Где? Когда?
- Давно, сударь, в незапамятный срок. А где - и сказать не умею: помню одно - мы туда трое суток ехали. Было там село Крутые Горы. Я и сама дальняя, - может, изволили слышать: рязанская, - а тот край ещё ниже будет, в Задонщине, и уж какая там местность грубая, тому и слова не найдёшь. Там-то и была заглазная деревня наших князей, ихнего дедушки любимая., - целая, может, тысяча глиняных изб по голым буграм-косогорам, а на самой высокой горе, на венце её, над рекой Каменной, господский дом, тоже голый весь, трёхъярусный, и церковь жёлтая, колонная, а в той церкви этот самый божий волк: посередь, стало быть, плита чугунная над могилой князя, им зарезанного, а на правом столпе - он сам, этот волк, во весь свой рост и склад написанный: сидит в серой шубе на густом хвосту и весь тянется вверх, упирается передними лапами в земь - так и зарит в глаза: ожерёлок седой, остистый, толстый, голова большая, остроухая, клыками оскаленная, глаза ярые, кровавые, округ же головы золотое сияние, как у святых и угодников. Страшно даже вспомнить такое диво дивное! До того живой сидит глядит, будто вот-вот на тебя кинется!
- Попала я, сударь, туда по той причине, что была тогда крепостной девушкой, при доме наших князей прислуживала. Была я сирота, родитель мой, баяли, какой-то прохожий был, - беглый, скорее всего, - незаконно обольстил мою матушку, да и скрылся бог весть куда, а матушка, родивши меня, вскорости скончалась. Ну и пожалели меня господа, взяли с дворни в дом, как только сравнялось мне тринадцать лет и приставили на побегушки к молодой барыне, и я так чем-то полюбилась ей, что она меня ни на час не отпускала от своей милости. Вот она-то и взяла меня с собой в войяж, как задумал молодой князь съездить с ней в своё дедовское наследие, в эту самую заглазную деревню, в Крутые Горы. Была та вотчина в давнем запустении, в безлюдии, - так и стоял дом забитый, заброшенный с самой смерти дедушки, - ну и захотели наши молодые господа проведать её. А какой страшной смертью помер дедушка, о том всем нам было ведомо по преданию.
В зале что-то слегка треснуло и потом упало, чуть стукнуло. Машенька скинула ноги с ларя и побежала в зал: там уже пахло гарью от упавшей свечи. Она замяла ещё чадивший свечной фитиль, затоптала затлевший ворс попоны и, вскочив на стул, опять зажгла свечу от прочих горевших свечей, воткнутых в серебряные лунки под иконой, и приладила её в ту, из которой она выпала: перевернула ярким пламенем вниз, покапала в лунку потёкшим, как горячий мёд, воском, потом вставила, ловко сняла тонкими пальцами нагар с других свечей и опять соскочила на пол.
- Ишь как весело затеплилось, - сказала она, крестясь и глядя на ожившее золото свечных огоньков. - И какой дух-то церковный пошёл!
Пахло сладким чадом, огоньки трепетали, лик образа древне глядел из-за них в пустом кружке серебряного оклада. В верхние, чистые стёкла окон, густо обмёрзших снизу серым инеем, чернела ночь и близко белели отягощённые снежными пластами лапы ветвей в палисаднике. Машенька посмотрела на них, ещё раз перекрестилась и вошла опять в прихожую.
- Почему грозная?
- А потому, что потаённая, когда лишь алектор, петух, по-нашему, да ещё нощной вран, сова, может не спать. Тут сам господь землю слушает, самые главные звезды начинают играть, проруби мёрзнут по морям и рекам.
- Да ведь это дело тёмное, давнее, сударь, - может, баллада одна.
- Как ты сказала?
- Баллада, сударь. Так-то все наши господа говорили, любили эти баллады читать. Я, бывало, слушаю - мороз по голове идёт:
Воет сыр-бор за горою,
Метёт в белом поле,
Стала вьюга-непогода,
Запала дорога… До чего хорошо, господи!
- Чем хорошо, Машенька?
- Как сказать, сударь? Может, и правда, что жутко, да теперь-то все мило кажется. Ведь когда это было? Уж так-то давно, - все царства-государства прошли, все дубы от древности рассыпались, все могилки сровнялись с землёй. Вот и это дело, - на дворне его слово в слово сказывали, а правда ли? Дело это будто ещё при великой царице было и будто оттого князь в Крутых Горах сидел, что она на него за что-то разгневалась, заточила его вдаль от себя, и он очень лют сделался - пуще всего на казнь рабов своих и на любовный блуд. Очень ещё в силе был, а касательно наружности отлично красив и будто бы не было ни на дворне у него, ни по деревням его ни одной девушки, какую бы он к себе, в свою сераль, на первую ночь не требовал. Ну вот и впал он в самый страшный грех: польстился даже на новобрачную сына своего родного. Тот в Петербурге в царской военной службе был, а когда нашёл себе суженую, получил от родителя разрешение на брак и женился, то, стало быть, приехал с новобрачной к нему на поклон, в эти самые Крутые Горы. А он и прельстись на неё. Про любовь, сударь, недаром поётся:
Его слава сияла в начале года. Это был его самый несчастный год. Появился объем рассказов. Бунин много путешествовал, и он неоднократно бывал в Константинополе, но и на юге России, бесплодной степи, которая формирует фон в нескольких из его новых историй. Главный герой повествования говорит, что его мысли вернулись «к началу его необитаемой жизни, к этому великому, мертвому городу, который вечно уменьшался от пыли», а затем слова «Азия, Азия!».
Бунин - великий писатель пейзажей и погоды. Его работы изобилуют красками пейзажа солнца и луны, а над ними облака: На дальнем конце проселочной дороги, которая сияла в ее прекрасном зеленом, плотная рожь, окутанная ярким светом солнца, которая отстала от дома. В этом направлении она выглядела прежде всего, заманиваемая обширностью степи.
Здесь выложена бесплатная электронная книга Темные аллеи автора, которого зовут Бунин Иван Алексеевич . В библиотеке АКТИВНО БЕЗ ТВ вы можете скачать бесплатно книгу Темные аллеи в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB или же читать онлайн книгу Бунин Иван Алексеевич - Темные аллеи без регистраци и без СМС.
Размер архива с книгой Темные аллеи = 190.85 KB
«Она», девушка Парашка, которая растет по шоссе, как самый длинный рассказ с 47 печатными страницами, является шедевром наблюдения и даже больше намеком, неисчислимым в судьбе жизни, в которой не Способность несчастливо связанных лиц играть ведущую роль.
Речь идет о желании, любви, а также о вине. Но Бунин не заявляет о нравственности. Бунин провел несколько поколений с поэтом революции на Капри; позже он отделился от него. В «засушливой траве» мало что; слуга Аверки умирает и умирает. На этих 40 страницах содержится вся страдания русского крестьянства. С романами и рассказами о русской деревне Бунин быстро завоевал известность - замечательный, несмотря на модернизацию сельской России, основную проблему позднего царизма, которая окончательно нарушила земельный вопрос.
