Либретто М.И. Чайковского по повести А.С.Пушкина
Петербург. Летний сад. Проходя мимо оживленных групп гуляющих, Сурин рассказывает Чекалинскому о вчерашней карточной игре: как всегда около игорного стола сидел Герман, он всю ночь мрачно смотрел на игру других, но сам не принимал в ней участия.
В сад приходят Герман и граф Томский. Герман влюблен в девушку, имени которой он не знает, ему известно только, что она знатна и поэтому не может быть его женой.
Князь Елецкий сообщает своим друзьям, что он женится. Герман спрашивает, кто его невеста. «Вот она», - говорит Елецкий, указывая на Лизу, сопровождающую свою бабушку - старую графиню, прозванную Пиковой дамой. Лиза - та девушка, в которую влюблен Герман.
«Счастливый день, тебя благословляю!» - говорит Елецкий. «Несчастный день, тебя я проклинаю!» - восклицает Герман.
Томский рассказывает окружающим, что в молодости графиня была красавицей. Страстная картежница, она однажды, находясь в Париже, проигралась дотла.
Граф Сен-Жермен назвал ей три беспроигрышные карты, которые и помогли «московской Венере» вернуть состояние. Графине предсказано, что ей принесет смерть тот, кто, горя пылкой страстью, придет к ней узнать, какие это карты. Рассказ Томского производит сильное впечатление на Германа.
Сад опустел. Начинается гроза. Буря не страшит Германа. Он клянется, что Лиза будет принадлежать ему, или он умрет.
Комната Лизы в доме графини. У Лизы собрались подруги. Лиза и Полина поют дуэт «Уж вечер; облаков померкнули края…». Полина исполняет грустный романс «Подруги милые», но тут же переходит на русскую плясовую песню «Ну-ка, светик-Машенька». Веселье прервано строгой гувернанткой - графиня сердится: уже поздно, девушки мешают ей спать. Девушки расходятся.
Оставшись одна, Лиза поверяет «царице ночи» свою сокровенную тайну: она любит Германа.
В дверях балкона появляется Герман. Он признается Лизе в своей любви.
Но раздается властный стук в дверь. Старая графиня сама приходит к Лизе, чтобы узнать причину шума, нарушающего ее покой. Успевший укрыться в глубину балкона Герман вспоминает легенду о трех картах. На мгновенье любовь к Лизе отступает перед жгучим желанием узнать тайну карт.
Графиня уходит, и Герман приходит в себя. С еще большей силой страсти он говорит Лизе о своей любви. Сначала Лиза умоляет его уйти, но затем, покоренная силой его чувства, произносит слова ответного признания.
Бал у богатого сановника. Елецкий замечает, что Лиза печальна, и просит поведать ему причину ее печали. Но Лиза уклоняется от объяснения. Ее не трогают мольбы жениха, она равнодушна к Елецкому.
Лиза передает Герману ключ от потайной двери дома графини: им нужно встретиться. Путь в комнату Лизы лежит через спальню бабушки. Герману кажется, что сама судьба помогает ему узнать три заветные карты.
Спальня графини. Отсюда Герман должен проникнуть в комнату Лизы. Одержимый желанием узнать три карты, Герман решает остаться здесь и добиться от графини заветного ответа.
Вернувшаяся с бала графиня, прогнав приживалок и горничных, вспоминает свою юность, блестящие балы в Париже.
Внезапно появившийся Герман просит графиню открыть ему тайну трех карт. Старуха молчит. Герман, угрожая пистолетом, требует назвать ему эти три карты. Графиня от страха умирает.
Услышав шум, Лиза вбегает в спальню. Увидев мертвую графиню, она в отчаянии восклицает: «Не я тебе была нужна, а карты!».
Комната Германа в казармах. Герман читает письмо Лизы. Она просит его придти на набережную для объяснения.
Воспоминания о смерти и похоронах графини преследуют Германа: ему чудится призрак старухи. Она приказывает Герману жениться на Лизе, и тогда три карты - тройка, семерка, туз - выиграют кряду.
Набережная Канавки. Близится полночь. Лиза ждет Германа. Но его все нет.
Когда Лиза теряет надежду, Герман приходит. На мгновение обоим кажется, что счастье не оставит их, что забыты все страданья. Но, одержимый мыслью о трех картах, Герман отталкивает Лизу и убегает в игорный дом. Лиза бросается в воду.
Карточная игра в игорном доме в разгаре. Все свои деньги Герман ставит на названную призраком карту: тройку, и выигрывает. Ставка удвоена. Вторая карта – семерка – снова приносит ему удачу.
Герман в крайнем возбуждении бросает окружающим вызов - сыграть с ним еще раз. Вызов Германа принимает Елецкий. Третья карта Германа оказывается не тузом, а пиковой дамой. Карта бита. Герману мерещится призрак графини. Он сходит с ума и стреляется.
Предмет: история музыки
Работу выполнила: Шваова Д.К.
Петр Ильич Чайковский
«Пиковая дама»
опера в 3 актах (7 картинах)
Либретто Модеста Ильича Чайковского по одноименной повести А. С. Пушкина.
Время действия : конец XVIII века, но не позднее 1796 года.
Место действия : Петербург.
История создания
Опера “Пиковая дама” – одно из величайших произведений мирового реалистического искусства. Эта музыкальная трагедия потрясает психологической правдивостью воспроизведения мыслей и чувств героев, их надежд, страданий и гибели, яркостью картин эпохи, напряженностью музыкально-драматического развития. Характерные черты стиля Чайковского получили здесь наиболее полное и совершенное выражение.
Поразительно, но прежде чем П. И. Чайковский создал свой трагический оперный шедевр, пушкинская «Пиковая дама» вдохновила Франца Зуппе на сочинение оперетты (1864); а еще раньше - в 1850 году - одноименную оперу написал французский композитор Жак Франсуа Фроманталь Галеви (впрочем от Пушкина мало что здесь осталось: либретто написал Скриб, воспользовавшись для этого переводом «Пиковой дамы» на французский язык, сделанным в 1843 году Проспером Мериме; в этой опере имя героя изменено, старуха-графиня превращена в молодую польскую принцессу и так далее). Это, конечно, курьезные обстоятельства, узнать о которых можно лишь из музыкальных энциклопедий - художественной ценности эти произведения не представляют.
Сюжет «Пиковой дамы», предложенный композитору его братом, Модестом Ильичем, не сразу заинтересовал Чайковского (как в свое время и сюжет «Евгения Онегина»), но когда он все же овладел его воображением, Чайковский стал работать над оперой. Особенно взволновала Чайковского сцена роковой встречи Германа с Графиней. Её глубокий драматизм захватил композитора, вызвав горячее желание написать оперу, и опера (в клавире) была написана в поразительно короткий срок - за 44 дня.
Чайковский уехал во Флоренцию и начал работать над «Пиковой дамой» 19 января 1890 года. Сохранившиеся эскизные наброски дают представления о том, как и в какой последовательности протекала работа: на сей раз композитор писал почти «подряд» (в отличие от «Евгения Онегина», сочинение которого началось со сцены письма Татьяны). Интенсивность этого труда поражает: с 19 - 28 января сочиняется первая картина, с 29 января - 4 февраля - вторая картина, с 5 - 11 февраля - четвертая картина, с 11 - 19 февраля - третья картина и т.д.
Либретто оперы в очень большой степени отличается от оригинала. Произведение Пушкина - прозаическое, либретто - стихотворное, причем со стихами не только либреттиста и самого композитора, но также Державина, Жуковского, Батюшкова. Лиза из бедной воспитанницы превратилась в богатую внучку графини. Пушкинский Герман - холодный, расчётливый эгоист, охваченный лишь одной жаждой обогащения - предстаёт в музыке Чайковского как человек с огненным воображением и сильными страстями. Различие общественного положения героев вносит в оперу тему социального неравенства. С высоким трагедийным пафосом в ней отражены судьбы людей в обществе, подчинённом беспощадной власти денег. Герман - жертва: стремление к богатству неизменно становится у него навязчивой идеей, заслоняющей любовь к Лизе и приводящей к гибели. В итоге он начинает черпать из нее жизненные силы. Эта опера о смерти. Она вся пронизана страхом и злом. Здесь присутствует обреченность некое любопытство к смерти. Мрачному смыслу сопутствует обстановка места ее действия - Питер. Пиковая дама выступает как символ инфернального зла.
Интродукция. Опера начинается оркестровой интродукцией, построенной на трех контрастных музыкальных образах. Первая тема - тема рассказа Томского о старой Графине. Вторая тема обрисовывает саму Графиню (целотонная гамма и смквенции), и третья - страстно-лирическая (образ любви Германа к Лизе).
I действие открывается светлой бытовой сценой. Хоры нянюшек, гувернанток, задорный марш мальчиков выпукло оттеняют драматизм последующих событий. В ариозо Германа «Я имени её не знаю», то элегически-нежном, то порывисто-взолнованном, запечатлены чистота и сила его чувства. Причем тема «Я имени её не знаю» связана с темой 3-х карт. Здесь происходит остановка действия, что не характерно для развития. Дуэт Германа и Елецкого сталкивает резко контрастные состояния героев: страстные жалобы Германа «Несчастный день, тебя я проклинаю» переплетаются со спокойной, размеренной речью князя «Счастливый день, тебя благословляю». Центральный эпизод картины - квинтет «Мне страшно!» - передаёт мрачные предчувствия участников. В балладе Томского зловеще звучит припев о трёх таинственных картах, слышится интонация вздоха. Бурной сценой грозы, на фоне которой звучит клятва Германа, завершается 1-я картина. 2-я картина контрастна по отношению к первой и распадается на две половины - бытовую и любовно-лирическую.
Идиллический дуэт Полины и Лизы «Уж вечер» овеян светлой грустью. В нем присутствуют черты пасторальности. Мрачно и обречённо звучит романс Полины «Подруги милые». Контрастом ему служит живая плясовая песня «Ну-ка, светик-Машенька». Вторую половину картины открывает ариозо Лизы «Откуда эти слёзы» - проникновенный монолог, полный глубокого чувства. С этого момента начинается развитие картины. Тоска сменяется восторженным признанием «О, слушай ночь», это лирическая исповедь в романтическом духе. Нежно печальное и страстное ариозо Германа «Прости, небесное созданье». Тут он предстает как романтический рыцарь, жених. Но столь идилистическая сцена прерывается появлением Графини; звучит фагот, музыка приобретает трагический оттенок; возникают острые, нервные ритмы, зловещие оркестровые краски. «О страшный призрак смерти, я не хочу тебя». Создается образ смерти. Стоит только послышиться ее зову как Герман начинает черпать жизненные силы из Лизы дабы отсрочить свой конец. Бытовое гениально совмещено с мистическим.
II действие. Второе действие заключает в себе контраст двух картин, из которых первая (по порядку в опере - третья) происходит на балу, а вторая (четвертая) - в спальне Графини. С выведением в опере императрицы у Чайковского возникли трудности - те же, что раньше возникли у Н. А. Римского-Корсакова при постановке «Псковитянки». Дело в том, что еще Николай I в 40-е годы своим высочайшим повелением запретил выводить на оперной сцене царствовавших особ дома Романовых (причем в драмах и трагедиях делать это разрешалось); объяснялось это тем, что не хорошо будет, если царь или царица вдруг запоют песенку. Известно письмо П. И. Чайковского директору императорских театров И. А. Всеволожскому, в котором он, в частности, пишет: «Ласкаю себя надеждой, что великий князь Владимир Александрович уладит вопрос о появлении Екатерины к концу 3-й картины».) Строго говоря, картина эта завершается лишь приготовлением к встрече императрицы: «Мужчины становятся в позу низкого придворного поклона. Дамы глубоко приседают. Появляются пажи» - такова последняя авторская ремарка в этой картине. Хор славит Екатерину и восклицает: «Виват! Виват!»
В 3-й картине фоном развивающийся драмы становятся сцены столичного быта. Начальный хор в духе приветственных кантов екатерининской эпохи - своеобразная заставка картины. Ария князя Елецкого «Я вас люблю» обрисовывает его благородство и сдержанность. Пастораль «Искренность пастушки» - стилизация музыки XVIII в.: изящные, грациозные хоры и танцы обрамляют идиллический любовный дуэт Прилепы и Миловзора. В финале в момент встречи Лизы и Германа в оркестре звучит искажённая мелодия любви: в сознании Германа наступил перелом, отныне им руководит не любовь, а неотвязная мысль о трёх картах. 4-я картина, центральная в опере, насыщена тревогой и драматизмом. Она начинается оркестровым вступлением, в котором угадываются интонации любовных признаний Германа. Но вступление мрачное и нервозное. Хор приживалок («Благодетельница наша»). Ругая современные манеры, графиня предается воспоминаниям о своей французской жизни, при этом она поет (по-французски) арию из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце». И здесь автор допускает хронологическую ошибку, не знать о которой Чайковский не мог - он просто в данном случае не придавал значения исторической достоверности (хотя, что касается русского быта, стремился ее сохранить). Итак, эта опера была написана Гретри в 1784 году, и если действие опера «Пиковая дама» относится к концу XVIII века, и Графиня теперь восьмидесятилетняя старуха, то в год создания «Ричарда» ей было не менее семидесяти» и французский король («Король меня слыхал» - вспоминала Графиня) вряд ли стал бы слушать ее пение; таким образом, если Графиня и пела когда-то для короля, то гораздо раньше, задолго до создания «Ричарда».) Исполняя свою арию, Графиня постепенно засыпает. Песенка сменяется музыкой зловеще затаённого характера. Её контрастирует проникнутое страстным чувством ариозо Германа «Если когда-нибудь знали вы чувство любви». Из-за укрытия появляется Герман и становится против Графини. Заключительная сцена: «Не пугайтесь!» Она пробуждается и в ужасе беззвучно шевелит губами. Герман просит, молит ее открыть ему тайну трех карт. Он заклинает ее. «Старая ведьма! Так я же заставлю тебя отвечать!» - восклицает он и вынимает пистолет. Графиня кивает головой, поднимает руки, чтобы заслониться от выстрела и падает мертвая. Герман подходит к трупу, берет руку. Только теперь он осознает, что произошло - Графиня мертва, а тайны он не узнал. Она мертва! Сбылось!
Входит Лиза. Она видит Германа здесь, в комнате Графини. Герман указывает на труп Графини и в отчаянии восклицает, что тайны не узнал . Лиза бросается к трупу, рыдает - она убита тем, что произошло и главное - что Герману была нужна не она, а тайна карт. Темп ускоряется. «Чудовище! Убийца! Изверг» - восклицает она (ранее Герман называл ее: «Красавица! Богиня! Ангел!»). Герман убегает. Лиза с рыданиями опускается на труп. Это переломный момент в развитии действия и образов. Вершина симфонического развития.
III действие. Казармы. Комната Германа. Поздний вечер, сцена: «Я не верю». Он читает письмо Лизы: она видит, что он не хотел смерти Графини, и будет ждать его на набережной. Если до полуночи он не придет, она должна будет допустить страшную мысль. Герман опускается в кресло в глубокой задумчивости. Ему грезится, что он слышит хор певчих, отпевающих Графиню. На фоне заупокойного пения и завываний бури возникает возбуждённый монолог Германа «Всё те же думы, всё тот же страшный сон». Его охватывает ужас. Ему мерещатся шаги. Он бежит к двери, но там его останавливает призрак Графини. Музыка, сопровождающая появление призрака Графини, завораживает мёртвенной неподвижностью, тема призрака зарождается из темы 3-х карт. Он обращается к Герману со словами, что пришел против своей воли. Мне страшно! Страшно! Я пришла к тебе Он приказывает Герману спасти Лизу, жениться на ней и раскрывает тайну трех карт: тройка, семерка туз. Сказав это, призрак тут же исчезает. Обезумевший Герман повторяет эти карты.
Оркестровое вступление к 6-й картине окрашено в мрачные тона обречённости. Ночь Зимняя Канавка, стоит Лиза. Она ждет Германа и поет свою арию. Широкая, свободно льющаяся мелодия ариозо Лизы «Ах, истомилась, устала я» близка русским протяжным песням; вторая часть «Так это правда, со злодеем» полна отчаяния и гнева. Часы бьют полночь. Лиза с отчаянием призывает Германа - его все нет. Теперь она уверена, что он убийца. Лиза хочет бежать, но входит Герман. Лирический дуэт Германа и Лизы «О да, миновали страданья» - единственный светлый момент. Он сменяется замечательным по психологической глубине эпизодом бреда Германа о золоте. «Там груды золота лежат и мне, мне одному он принадлежат!» - уверяет он Лизу. Теперь Лиза окончательно понимает, что Герман безумен. Герман признается, что поднял пистолет на «старую колдунью». Теперь для Лизы он убийца. Герман в экстазе повторяет три карты, хохочет и отталкивает Лизу. Она же, будучи не в силах этого вынести, бежит к набережной и бросается реку.
7-я картина начинается бытовыми номерами: игорный дом, гости поют: «Будем пить и веселиться». Князь Елецкий здесь впервые. Он теперь не жених, и надеется, что ему повезет в картах, коль скоро не повезло в любви. Томского просят что-нибудь спеть. Он поет довольно двусмысленную песню «Если б милые девицы» (ее слова принадлежат Г. Р. Державину) Все подхватывают ее последние слова. В разгар (Так в ненастные дни) игры и веселья входит Герман. С появлением Германа музыка становится нервно-возбуждённой. Елецкий просит Томского быть, если понадобится, его секундантом. Всем бросается в глаза странность вида Германа. Он просит разрешения принять участие в игре. Герман ставит на тройку - выигрывает. Теперь - семерка. И снова выигрыш. Герман истерически хохочет. Со стаканом в руке он поет свою знаменитую арию. Упоение победой и жестокая радость слышатся в его «Что наша жизнь? Игра!». В игру вступает князь Елецкий. Этот тур действительно похож на дуэль: Герман объявляет туза, но вместо туза у него в руках оказывается дама пик. В этот момент показывается призрак Графини. Все отступают от Германа. Он в ужасе. Он проклинает старуху. В припадке безумия он закалывается. Приведение исчезает. Герман еще жив. Придя в себя и увидев князя, он старается подняться. Он просит прощения у князя. В последнюю минуту в его сознании возникает светлый образ Лизы. Хор присутствующих поет: «Господь! Прости ему! И упокой его мятежную и измученную душу». Завершает оперу тихая молитва и трепетно-нежная тема любви в оркестре.
Заключение
Опера - самый любимый жанр композитора, он любил ее больше симфоний, больше романсов и сонат, любил за демократичность, за ту свободу в выражении чувств, которую он мог в ней себе позволить. Для своих произведений в этом жанре он чаще всего выбирал именно свободные, простые сюжеты, без детективных элементов, без массовых хоровых сцен, без огромного количества действующих лиц, что так любили, например, Вагнер или Верди. Нет, он ценил другое - возможность раскрыть душу человека, заглянуть в его внутренний мир. Уже в «Евгении Онегине» самое удачное место - письмо Татьяны, где на сцене ничего не происходит, но в музыке так ярко раскрывается вся радуга переживаний и чувств, которые испытывает молодая девушка, когда пишет первое в своей жизни любовное признание, что это удерживает внимание зрителя лучше, нежели гигантские народные сцены у иных композиторов.
Пиковая дама, это, бесспорно, лучшее достижения Петра Ильича в жанре психологической драмы, возможно, этому помог талантливый сюжет - одноименная повесть Пушкина. Надо заметить, что Чайковский полностью переосмысливает концепцию, даже изменяет характеристики героев (Лиза стала из обычной приживалки в доме графини ее богатой наследницей, Герман сильно облагорожен) и время действия на несколько десятилетий.
Эта музыкальная трагедия потрясает психологической правдивостью воспроизведения мыслей и чувств героев, их надежд и страданий, яркостью картин эпохи, напряжённостью музыкально-драматического развития. Характерные черты стиля Чайковского получают здесь наиболее полное и совершенное выражение. В основе оркестровой интродукции - три контрастных образа: повествовательный, связанный с балладой Томского; зловещий, рисующий образ старой Графини; страстно-лирический, характеризующий любовь Германа к Лизе.
В опере есть мистические моменты, они также придают ей неповторимую атмосферу. Тайна трех карт держит в напряжении до самого конца, трагедия и смерть Лизы отзывается глубоко в душе, а при появлении призрака графини мурашки начинают пробегать по спине. И неважно, что ты всего лишь в зрительном зале и вокруг сотни человек: становится не по себе. Чайковский использует различные музыкальные приемы для мистификации: целотонная гамма, которыя отображает зло, сухие низкие звуки порождают страх.
Идея оперы – столкновение света и тьмы, любви и смерти, а также присутствие некого нифернального зла, злого рока, против которого ты бессилен.
Радиостанция "Маяк" и "Фирма "Мелодия" представляют совместный проект "Ночь в опере" - полные записи выдающихся оперных постановок.
П.И. Чайковский (1840-1893)
«ПИКОВАЯ ДАМА»
(соч. 68, 1890 г.)
Опера в 3 действиях, 7 картинах
Сюжет заимствован из одноименной повести А.С. Пушкина
Либретто М.И. Чайковского
Действие происходит в Петербурге в конце XVIII в.
Действующие лица и исполнители :
Герман - З. Анджапаридзе, тенор
ГрафТомский - М. Киселев,баритон
КнязьЕлецкий - Ю. Мазурок, баритон
Чекалинский - А. Соколов, тенор
Сурин - В. Ярославцев, бас
Чаплицкий - В. Власов, тенор
Нарумов - Ю. Дементьев, бас
Распорядитель - А. Мишутин, тенор
Графиня - В. Левко, меццо-сопрано
Лиза - Т. Милашкина, сопрано
Полина - И. Архипова, контральто
Гувернантка - М. Митюкова, меццо-сопрано
Маша - М. Миглау, сопрано
Действующие лица в интермедии «Искренность пастушки »:
Прилепа - В. Фирсова, сопрано
Миловзор - И. Архипова, контральто
Златогор - В. Нечипайло, баритон
Нянюшки, гувернантки, кормилицы, гуляющие, гости, дети, игроки и проч.
Хор, детский хор и оркестр ГАБТ
Хормейстер - А. Рыбнов
Руководитель детского хора - И. Агафонников
Дирижер - Б. Хайкин
Запись 1967 г.
Звукорежиссер - А. Гроссман
Ремастеринг - Е. Барыкина
Действие оперы происходит в Петербурге в конце XVIII в.
Первое действие
Первая картина . Солнечный Летний сад , заполненный гуляющей толпой. Офицеры Сурин и Чекалинский делятся впечатлениями о странном поведении своего приятеля Германа: он ночи напролет проводит в игорном доме, но карт в руки никогда не берет. Вскоре в сопровождении графа Томского появляется сам Герман. Он признаётся, что страстно влюблён, но имени своей избранницы не знает. Тем временем, присоединившийся к компании офицеров князь Елецкий делится радостью в связи со своей скорой женитьбой: «Светлый ангел согласие дал свою судьбу с моею сочетать!». Герман в ужасе узнает, что предмет его страсти и есть невеста князя, когда мимо проходит Графиня в сопровождении своей внучки, Лизы. Обе женщины, заметившие горящий взгляд Германа, охвачены тяжелыми предчувствиями.
Томский рассказывает приятелям светский анекдот о графине, которая будучи юной «Венерой Московской» проиграла все состояние. «Ценой одного рандеву» она узнала у графа Сен-Жермена роковую тайну трёх всегда выигрывающих карт, чтобы вернуть свои деньги. С того момента с этой тайной оказалась прочно связана её дальнейшая судьба: «Раз мужу те карты она назвала, в другой раз их юный красавец узнал, но в эту же ночь, лишь осталась одна, к ней призрак явился и грозно сказал: „Получишь смертельный удар ты придёт, чтобы силой узнать от тебя три карты, три карты, три карты!“». После этого рассказа Сурин и Чекалинский подшучивают над Германом и предлагают выведать у старухи тайну карт, но мысли Германа сосредоточены на Лизе. Начинается гроза. Сад пустеет. Среди разбушевавшейся стихии Герман восклицает: «Мне буря не страшна! Во мне самом все страсти проснулись с такой убийственною силой, что этот гром ничто в сравненье! Нет, князь! Пока я жив, тебе я не отдам её, не знаю как, но отниму! … Она моею будет, моей, иль умру!».
Вторая картина . Сумерки. Девушки пытаются развеселить опечаленную Лизу, но она скрывает свои мысли. Лишь оставшись одна, Лиза поверяет свою мрачную тайну ночи. Она чувствует любовь к таинственному незнакомцу, он прекрасен" как падший ангел", в его глазах «огонь палящей страсти». Неожиданно на балконе возникает Герман. Он открывает Лизе свою любовь и умоляет её принять это признание, потому что иначе он готов расстаться с жизнью. Её ответом становятся слезы сострадания. Их прерывает стук в дверь. В комнату входит Графиня, а спрятавшийся за портьеру Герман при виде её внезапно вспоминает страшную тайну трех карт. В лице старухи ему чудится страшный призрак смерти. Но она уходит и порывистое объяснение Германа завершается ответным признанием Лизы.
Второе действие
Первая картина. Бал. Елецкий, встревоженный холодностью Лизы, уверяет её в своей любви, но в то же время благородно дает ей свободу. Сурин и Чекалинский в масках издеваются над Германом: «Не ты ли тот третий, кто, страстно любя, придёт, чтобы узнать от неё три карты, три карты, три карты?» Германа пугают эти слова. По окончании интермедии «Искренность пастушки» он сталкивается с Графиней. Получив от Лизы ключи от потайной двери Графини, Герман воспринимает это как роковое предзнаменование. Сегодня ночью он узнает тайну трёх карт.
Вторая картина . Герман пробирается в спальню Графини. С трепетом всматривается он в её портрет в молодости и ощущает тайную роковую силу, связывающую его с ней: «гляжу я на тебя и ненавижу, а насмотреться вдоволь не могу». Появляется сама Графиня в сопровождении приживалок. Она брюзгливо вспоминает прошлое и постепенно засыпает в кресле. Неожиданно перед ней возникает Герман, умоляющий открыть тайну трёх карт: «Вы можете составить счастье целой жизни, и оно вам ничего не будет стоить!» Но Графиня, онемевшая от испуга, недвижима. Взбешённый Герман угрожает пистолетом и старуха падает замертво. Пророчество сбылось, но тайна осталась Герману неизвестна. На шум приходит Лиза и видит Германа в состоянии безумия. Она понимает, что Герману была нужна тайна трех карт.
Третье действие
Первая картина . Герман в казармах. Он читает письмо Лизы, где она назначает ему свидание на набережной. Он перебирает в памяти прошедшее и в его воображении встают картины похорон старухи, слышится призрачное заупокойное пение. В окно стучат. Гаснет свеча. Ужаснувшийся Герман видит призрак Графини и слышит её слова: «Я пришла к тебе против воли. Но мне велено исполнить твою просьбу. Спаси Лизу, женись на ней, и три карты выиграют сряду. Запомни! Тройка! Семёрка! Туз!» «Тройка… Семёрка… Туз…» — как заклинание повторяет Герман.
Вторая картина . Лиза ждет Германа на набережной у Зимней канавки. Она испытывает страшные муки сомнений: «Ах, истомилась, исстрадалась я». Когда часы бьют полночь и Лиза окончательно теряет надежду, появляется Герман, поначалу повторяющий за Лизой слова любви, но одержимый уже другой идеей. Лиза убеждается, что Герман — виновник смерти Графини. Его безумие усиливается, он её не узнает, его мысли только об игорном доме: «Там груды золота лежат и мне, мне одному они принадлежат». Он убегает в игорный дом, а Лиза, доведенная до отчаяния, бросается в воду.
Третья картина . Игроки веселятся за карточным столом. Их развлекает Томский шутливой песенкой. В разгаре игры появляется взбудораженный Герман. Дважды подряд, предлагая крупные ставки, он выигрывает. «Сам черт с тобой играет заодно», — возглашают присутствующие. Игра продолжается. На сей раз против Германа князь Елецкий. И вместо беспроигрышного туза в его руках оказывается дама пик. Герману видятся на карте черты умершей старухи: «Проклятая! Что надобно тебе! Жизнь моя? Возьми, возьми её!» и он закалывается. В сознании умирающего героя возникает прекрасный образ Лизы: «Красавица! Богиня! Ангел!» С этими словами Герман умирает.
ЛИБРЕТТО
Пиковая дама
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Залитая весенним солнцем площадка в Летнем саду. Расхаживающие или сидящие на скамейках нянюшки, гувер-нантки и кормилицы. Дети играют в горелки, прыгают через веревочки, бросают мячи.
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло,
Раз, два, три!
(Смех, восклицания, беготня.)
Хор нянюшек
Забавляйтеся, детки милые!
Редко солнышко вас, родимые,
Тешит радостью!
Если, милые, вы на волюшке
Игры, шалости затеваете,
То по малости вашим нянюшкам
Вы покой тогда доставляете.
Грейтесь, бегайте, детки милые,
И на солнышке забавляйтеся!
Хор гувернанток
Слава богу,
Хоть немножко можно отдохнуть,
Воздухом дышать весенним,
Видеть что-нибудь!
Не кричать, без замечаний время проводить,
Про внушенья, наказанья, про урок забыть.
Хор нянюшек
Грейтесь!
Бегайте, детки милые,
И на солнышке забавляйтеся!
Хор кормилиц
Баю, баю, бай!
Баю, баю, бай!
Спи, родимый, почивай!
Ясных глаз не открывай!
(За сценой слышны барабанный бой и детские трубы.)
Хор нянюшек, кормилиц и гувернанток.
Вот наши воины идут, солдатики.
Как стройно!
Посторонитесь!
Места! Места!
Раз, два, раз, два,
Раз, два, раз, два!
Входят мальчики в игрушечном вооружении, изобра-жающие солдат; впереди мальчик-командир.
Хор мальчиков
Раз, два, раз, два!
Левой, правой, левой, правой!
Дружно, братцы!
Не сбиваться!
Мальчик-командир
Правым плечом вперед! Раз, два, стой!
(Мальчики останавливаются.)
Слушай! Мушкет перед себя!
Бери за дуло! Мушкет к ноге!
(Мальчики исполняют команду.)
Хор мальчиков
Мы все здесь собрались
На страх врагам российским.
Злой недруг, берегись
И с помыслом злодейским
Беги иль покорись!
Ура, ура, ура!
Отечество спасать
Нам выпало на долю,
Мы станем воевать
И недругов в неволю
Без счета забирать!
Ура, ура, ура!
Да здравствует жена,
Премудрая царица,
Нам матерь всем она,
Сих стран императрица
И гордость и краса!
Ура, ура, ура!
Мальчик-командир. Молодцы, ребята!
Мальчики.
Рады стараться, ваше высокоблагородие!
Мальчик-командир
Слушай! Мушкет перед себя!
Направо! На караул! Марш!
(Мальчики уходят, барабаня и трубя.)
Хор нянюшек, кормилиц и гувернанток
Ну, молодцы солдаты наши!
И впрямь напустят страху на врага.
Ну, молодцы! Как стройно!
Ну, молодцы!
За мальчиками вслед уходят другие дети. Нянюшки и гувернантки расходятся, уступая место другим гуляющим. Входят Чекалинский и Сурин.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Чем кончилась вчера игра?
СУРИН. Конечно, я продулся страшно! Мне не везет.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Вы до утра опять играли?
СУРИН. Да, ужасно мне надоело... Черт возьми, хоть раз бы выиграть!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Был там Герман?
Был. И, как всегда, с восьми и до восьми утра,
Прикован к игорному столу, сидел и молча дул вино.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. И только?
СУРИН. Да на игру других смотрел.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Какой он странный человек!
СУРИН. Как будто у него на сердце злодейств по крайней мере три.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Я слышал, что он очень беден..
СУРИН. Да, не богат.
Входит Герман, задумчив и мрачен; с ним вместе граф Томский.
СУРИН. Вот он, смотри. Как демон ада, мрачен... бледен...
Сурин и Чекалинский проходят.
ТОМСКИЙ. Скажи мне, Герман, что с тобою?
ГЕРМАН. Со мною?.. Ничего...
ТОМСКИЙ. Ты болен?
ГЕРМАН. Нет, я здоров.
Ты стал другой какой-то... Чем-то недоволен...
Бывало: сдержан, бережлив,
Ты весел был, по крайней мере;
Теперь ты мрачен, молчалив
И, - я ушам своим не верю:
Ты, новой страстию горя,
Как говорят, вплоть до утра
Проводишь ночи за игрой.
Да! К цели твердою ногой
Идти, как прежде, не могу я,
Я сам не знаю, что со мной,
Я потерялся, негодую на слабость,
Но владеть собой не в силах больше...
Я люблю! люблю!
ТОМСКИЙ. Как! Ты влюблен? в кого?
Я имени ее не знаю
И не хочу узнать,
Земным названьем не желая
Ее назвать...
(С увлеченьем.)
Сравненья все перебирая,
Не знаю, с кем сравнить...
Любовь мою, блаженство рая,
Хотел бы век хранить!
Но мысль ревнивая, что ею
Другому обладать,
Когда я след ноги не смею
Ей целовать,
Томит меня; и страсть земную
Напрасно я хочу унять
И все хочу тогда обнять,
И все хочу мою святую тогда обнять...
Я имени ее не знаю
И не хочу узнать!
А если так -скорей за дело!
Узнаем, кто она, а там
И предложенье делай смело,
И - дело по рукам...
О нет, увы!
Она знатна и мне принадлежать не может!
Вот что меня томит и гложет!
ТОМСКИЙ. Найдем другую... Не одна на свете...
Ты меня не знаешь!
Нет, мне ее не разлюбить!
Ах, Томский! Ты не понимаешь!
Я только мог спокойно жить,
Пока во мне дремали страсти...
Тогда я мог владеть собой,
Теперь, когда душа во власти
Одной мечты, - прощай покой,
Прощай покой!
Отравлен, словно опьянен,
Я болен, болен,
Я влюблен!
Ты ль это, Герман? Признаюсь,
Я никому бы не поверил, что ты способен так любить!
Герман и Томский проходят. Гуляющие наполняют сцену.
Общий хор всех гуляющих.
Наконец-то бог послал нам
Солнечный денек!
Что за воздух! Что за небо!
Точно май у нас!
Ах, какая прелесть, право,
Весь бы день гулять!
Дня такого не дождаться
Долго нам опять.
Много лет не видим мы таких деньков,
А, бывало, часто мы видали их.
В дни Елизаветы - чудная пора -
Лучше были лето, осень и весна!
Старухи (одновременно со стариками).
Прежде лучше жили, и такие дни
Каждый год бывали раннею весной.
Да, каждый год бывали!
А теперь им в редкость
Солнышко с утра,
Хуже стало, право, хуже стало,
Право, умирать пора!
Что за радость! Что за счастье!
Как отрадно, как отрадно жить!
Как приятно в Летний сад ходить,
Прелесть как приятно в Летний сад ходить!
Посмотрите, посмотрите,
Сколько молодых людей,
И военных, и гражданских,
Бродит много вдоль аллей,
Посмотрите, посмотрите,
Как тут много бродит всяких,
И военных, и гражданских,
Как изящны, как прекрасны, как красивы!
Посмотрите, посмотрите!
Молодые люди (одновременно с барышнями).
Солнце, небо, воздух, соловья напев
И румянец яркий на ланитах дев -
То весна дарует, с нею и любовь
Сладостно волнует молодую кровь!
Небо, солнце, воздух чистый,
Сладкий соловья напев,
Радость жизни и румянец алый на ланитах дев -
То дары весны прекрасной, то дары весны!
Счастливый день, прекрасный день, как хорошо,
О радость, нам весна любовь и счастие приносит!
Общий хор всех гуляющих.
Наконец-то бог послал нам
Солнечный денек!
Что за воздух! Что за небо!
Точно май у нас!
Ах, какая прелесть, право,
Весь бы день гулять!
Дня такого не дождаться
Долго нам опять!
Входят Герман и Томский.
А ты уверен, что она тебя не замечает?
Держу пари, что влюблена и по тебе скучает..
Когда б отрадного сомненья
Лишился я,
То разве вынесла б мученья
Душа моя?
Ты видишь, я живу, страдаю,
Но в страшный миг, когда узнаю,
Что мне не суждено ей овладеть,
Тогда останется одно...
ТОМСКИЙ. Что?
ГЕРМАН. Умереть!..
Входит князь Елецкий. К нему подходят Чекалинский и Сурин.
ЧЕКАЛИНСКИЙ (Елецкому). Тебя поздравить можно?
СУРИН. Ты, говорят, жених?
Да, господа, женюсь я;
Светлый ангел согласье дал
Свою судьбу с моею навеки сочетать!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Что ж, в добрый час!
СУРИН. От всей души я рад. Будь счастлив, князь!
ТОМСКИЙ. Елецкий, поздравляю!
ЕЛЕЦКИЙ. Благодарю, друзья!
ЕЛЕЦКИЙ (с чувством)
С частливый день,
Тебя, тебя благословляю!
Как все соединилось,
Чтоб вместе ликовать со мною!
Повсюду отразилось
Блаженство жизни неземной...
Все улыбается, все блещет,
Как и на сердце у меня,
Все жизнерадостно трепещет,
К блаженству райскому маня!
Какой счастливый день,
Тебя благословляю я!
ГЕРМАН (про себя, одновременно с Елецким).
Несчастный день,
Тебя я проклинаю!
Как будто все соединилось,
Чтобы в борьбу вступить со мною!
Повсюду радость отразилась,
Но не в душе моей больной.
Все улыбается, все блещет,
Когда на сердце у меня
Досада адская трепещет.
Досада адская трепещет,
Одни мучения суля.
О да, одни мученья, мученья мне суля!
ТОМСКИЙ. Скажи, на ком ты женишься?
ГЕРМАН. Князь, кто твоя невеста?
Входят Графиня и Лиза.
ЕЛЕЦКИЙ (указывая на Лизу). Вот она.
ГЕРМАН. Она?! Она его невеста! О боже! О боже!
ЛИЗА., ГРАФИНЯ. Опять он здесь!
ТОМСКИЙ (Герману) . Так вот кто безыменная красавица твоя!
Мне страшно!
Он опять передо мной,
Таинственный и мрачный незнакомец!
В его глазах укор немой
Сменил огонь безумной, жгучей страсти...
Кто он? Зачем преследует меня?
Мне страшно, страшно, будто я во власти
Его очей зловещего огня!
Мне страшно! Мне страшно!
Страшно мне!
ГРАФИНЯ (одновременно).
Мне страшно!
Он опять передо мной,
Таинственный и страшный незнакомец!
Он призрак роковой,
Объятый весь какой-то дикой страстью.
Что хочет он, преследуя меня?
Зачем опять он предо мной?
Мне страшно, будто я во власти
Его очей зловещего огня!
Мне страшно! Мне страшно!
Страшно мне!
ГЕРМАН (одновременно).
Мне страшно!
Здесь опять передо мной,
Как призрак роковой,
Явилась мрачная старуха...
В ее глазах ужасных
Я свой читаю приговор немой!
Что надо ей?
Что надо ей, что хочет от меня?
Как будто я во власти
Ее очей зловещего огня!
Кто, кто она!
Мне, страшно! Мне страшно!
Страшно мне!
ЕЛЕЦКИЙ (одновременно).
Мне страшно!
Боже мой, как смущена она!
Откуда это странное волненье?
В ее душе томленье,
В ее глазах какой-то страх немой!
В них ясный день зачем-то вдруг
Пришло сменить ненастье.
Что с ней? Она не смотрит на меня!
О, мне страшно, будто близко
Грозит какое-то нежданное несчастье,
Страшно, страшно мне!
ТОМСКИЙ (одновременно).
Вот о ком он говорил!
Как он смущен нежданной вестью!
В его глазах я вижу страх,
Страх немой сменил огонь безумной страсти!
А с нею, с нею что? Как бледна! Как бледна!
Ах, мне страшно за нее, мне страшно!
Мне страшно за нее!
Томский подходит к Графине, Елецкий к Лизе. Графиня пристально смотрит на Германа.
ТОМСКИЙ. Графиня! Позвольте вас поздравить...
ГРАФИНЯ. Скажите мне, кто этот офицер?
ТОМСКИЙ. Который? Этот? Герман, приятель мой.
ГРАФИНЯ. Откуда взялся он? Какой он страшный!
Томский провожает ее и возвращается.
ЕЛЕЦКИЙ (подавая руку Лизе).
Небес чарующая прелесть,
Весна, зефиров легких шелест,
Веселие толпы, друзей привет
Сулят в грядущем много лет
Нам счастья!
Лиза и Елецкий уходят.
Радуйся, приятель! Забыл ты,
Что за тихим днем гроза бывает,
Что создатель дал счастью слезы, вёдру гром!
Слышен отдаленный удар грома. Герман в мрачной задумчивости опускается на скамейку.
СУРИН. Какая ведьма эта Графиня!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Страшилище!
Недаром же ее прозвали «Пиковой дамой»!
Не могу постигнуть, отчего она не понтирует.
СУРИН. Как! Старуха-то? Да что ты?!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Осьмидесятилетняя карга! Ха-ха-ха!
ТОМСКИЙ. Так вы про нее ничего не знаете?
СУРИН. Нет, право, ничего!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Ничего!
О, так послушайте!
Графиня много лет назад в Париже красавицей слыла.
Вся молодежь по ней с ума сходила,
Называя «Венерою московской».
Граф Сен-Жермен среди других,
Тогда еще красавец, пленился ею,
Но безуспешно он вздыхал по графине:
Все ночи напролет играла красавица
И - увы! - предпочитала «Фараон»* любви.
Однажды в Версале «Аи jеu de lа Reine»**
«Venus moskovite» *** проигралась дотла.
В числе приглашенных был граф Сен-Жермен;
Следя за игрой, он слыхал, как она
Шептала в разгаре азарта:
«О боже! о боже!
О боже, я все бы могла отыграть,
Когда бы хватило поставить опять
Граф, выбрав удачно минуту, когда
Покинув украдкой гостей полный зал,
Красавица молча сидела одна,
Влюбленно над ухом ее прошептал
Слова, слаще звуков Моцарта:
«Графиня, Графиня!
Графиня, ценой одного «rуndez-vous»****
Хотите, пожалуй, я вам назову
Три карты, три карты, три карты?»
Графиня вспылила: «Как смеете вы?!»
Но граф был не трус. И когда через день
Красавица снова явилась, увы,
Без гроша в кармане, «Аи jеu de lа Reine»
Она уже знала три карты...
Их смело поставив одну за другой,
Вернула свое... но какою ценой!
О карты, о карты, о карты!
Раз мужу те карты она назвала,
В другой раз их юный красавец узнал.
Но в эту же ночь, лишь осталась одна,
К ней призрак явился и грозно сказал:
«Получишь смертельный удар ты,
От третьего, кто, пылко, страстно любя,
Три карты, три карты, три карты,
Три карты!»
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Se non e ver`e ben trovato.*****
Сверкает молния, слышны приближающиеся раскаты грома. Начинается гроза.
* «Фараон» - карточная игра, бывшая в моде при дворе французской королевы.
** В королевской игре (фр.)
*** Венера московская (фр.)
**** Свидание (фр.)
***** «Если и не верно, то хорошо сказано». Латинская поговорка.
Забавно!.. Но Графиня спать спокойно может:
Трудновато любовника ей пылкого сыскать!
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Послушай, Герман!
Вот тебе отличный случай, чтоб играть без денег.
(Все смеются.) Подумай, подумай-ка!
ЧЕКАЛИНСКИЙ, СУРИН.
«От третьего, кто, пылко, страстно любя,
Придет, чтобы силой узнать от тебя
Три карты, три карты, три карты!»
Чекаличский, Сурин и Томский уходят. Раздается сильный удар грома. Гроза разыгрывается. Гуляющие торопятся в разные стороны.
Хор гуляющих.
Как быстро гроза наступила,
Кто б мог ожидать, страсти какие!
Удар за ударом громче, страшнее!
Бегите скорей!
Скорей бы к воротам поспеть!
Скорей бы домой!
Все разбегаются. Гроза усиливается. Издали доно-сятся голоса гуляющих.
Скорей домой! Ах, боже мой! Беда! Скорей бы к воротам! Сюда бегите! Скорей!
Сильный удар грома.
ГЕРМАН (задумчиво).
«Получишь смертельный удар ты
От третьего, кто, пылко, страстно любя,
Придет, чтобы силой узнать от тебя
Три карты, три карты, три карты!»
Ах, что мне в них
Хотя б и обладал я ими!
Погибло все теперь...
Один остался я.
Мне буря не страшна!
Во мне самом все страсти проснулись
С такой убийственною силой,
Что этот гром - ничто в сравненье!
Нет, князь!
Пока я жив, тебе я не отдам ее,
Не знаю как, но отниму!
Гром, молнья, ветер!
При вас торжественно даю я клятву:
Она моею будет,
Она моею будет, моей,
Моей иль умру!
(Убегает.)
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната Лизы. Лиза сидит за клавесином. Около нее подруги, среди них Полина.
ЛИЗА, Полина.
Уж вечер... Облаков померкнули края, *
Последний луч зари на башнях умирает;
Последняя в реке летящая струя
С потухшим небом угасает.
Все тихо... Рощи спят, вокруг царит покой,
Простершись на траве под ивой наклоненной,
Внимаю, как журчит, cливаяся с рекой,
Поток, кустами осененный.
Как слит c прохладою растений аромат,
Как сладко в тишине у брега струй плесканье,
Как тихо веянье эфира по водам
И гибкой ивы трепетанье.
Хор подруг.
Обворожительно! Очаровательно!
Чудесно! Прелестно!
Ах, чудно хорошо!
Еще, mesdames. Еще, mesdames. Еще, еще!
ЛИЗА. Спой, Поля, нам одна!
Полина. Одна? но что же спеть?
Хор подруг.
Пожалуйста, что знаешь,
Ма shere **, голубка, спой нам что-нибудь:
Я вам спою романс любимый Лизы.
(Садится за клавесин.) Постойте... Как это?
(Прелюдирует.) Да! вспомнила.
(Поет с глубоким чувством.)
Подруги милые, подруги милые, ***
В беспечности игривой,
Под плясовой напев вы резвитесь в лугах.
И я, как вы, жила в Аркадии счастливой,
И я на утре дней в сих рощах и полях
Минутны радости вкусила,
Минутны радости вкусила.
Любовь в мечтах златых
Мне счастие сулила;
__________________
* Стихи Жуковского
** Моя дорогая (фр.).
*** Стихи Батюшкова.
Но что ж досталось мне в сих радостных местах,
В сих радостных местах?
Могила, могила, могила!..
(Все тронуты и взволнованы.)
Вот вздумала я песню спеть,
Слезливую такую! Ну, с чего?
И без того грустна ты что-то, Лиза,
В такой-то день, подумай!
Ведь ты помолвлена, ай-ай-ай!
(Подругам.)
Ну, что вы все носы повесили?
Веселую давайте, да русскую,
В честь жениха с невестой!
Ну, я начну, А вы мне подпевайте!
Хор подруг. И вправду, давайте веселую, русскую!
Подруги бьют в ладоши. Лиза, не принимая участия в веселье, задумчиво стоит у балкона.
Ну-ка, светик Машенька,
Ты потешь, попляши!
Полина и хор подруг.
Ай, люли, люли, люли,
Ты потешь, попляши!
Свои белы рученьки
Под бока подбери!
Полина и хор подруг
Ай, люли, люли, люли,
Под бока подбери!
Свои скоры ноженьки
Не жалей, угоди!
Полина и хор подруг
Ай, люли, люли, люли, Не жалей, угоди!
(Полина и подруги пускаются в пляс.)
Коли спросит маменька - «Весела!» - говори.
Полина и хор подруг
Ай, люли, люли, люли - «Весела!» - говори.
А к ответу тятенька -
Мол, «пила до зари!»
Полина и хор подруг.
Ай, люли, люли, люди -
Мол, «пила до зари!»
Полина. «Поди прочь, уходи!»
Полина и хор подруг.
Ай, люли, люли, люли,
«Поди прочь, уходи!»
Входит Гувернантка.
Гувернантка.
Mesdemoiselles, что здесь у вас за шум?
Графиня сердится...
Ай-ай-ай! Не стыдно ль вам плясать по-русски?
Fi, quel genre, mesdames *
Барышням вашего круга
Надо приличия знать!
Должно вам было б друг другу
Правила света внушать.
В девичьих только беситься
Можно, не здесь, mes mignones, **
Разве нельзя веселиться,
Не забывая бонтон?
Барышням вашего круга
Надо приличия знать,
Должно вам было б друг другу
Правила света внушать!
Пора уж расходиться.
Вас позвать прощаться меня послали.
Барышни расходятся.
Полина (подходя к Лизе). Лиза, что ты скучная такая?
Я скучная? Нисколько!
Взгляни, какая ночь,
Как после бури страшной
Все обновилось вдруг.
Смотри, я на тебя пожалуюся князю,
Скажу ему, что в день помолвки ты грустила.,
ЛИЗА. Нет, ради бога, не говори!
Тогда изволь сейчас же улыбнуться.
Вот так! Теперь прощай!
(Целуются.)
ЛИЗА. Я провожу тебя...
Полина и Лиза уходят. Входит Маша и тушит свечи, оставив только одну.
В то время, когда она подходит к балкону, чтобы затворить его, возвращается Лиза.
* Фи, какой жанр6 ,барышни. (фр)
** Мои милочки (фр.).
ЛИЗА. Не надо затворять, оставь.
Маша. Не простудились бы, барышня!
ЛИЗА. Нет, Маша, ночь так тепла, так хороша!
Маша. Прикажете помочь раздеться?
ЛИЗА. Нет, я сама. Ступай ты спать!
Маша. Уж поздно, барышня...
ЛИЗА. Оставь меня, ступай!
Маша уходит. Лиза стоит в глубокой задумчивости потом тихо плачет.
Откуда эти слезы,
Зачем они?
Мои девичьи грезы,
Вы изменили мне,
Мои девичьи грезы,
Вы изменили мне!
Вот как вы оправдались наяву!
Я жизнь свою вручила ныне князю,
Избраннику по сердцу, существу,
Умом, красою, знатностью, богатством
Достойному подруги не такой, как я.
Кто знатен, кто красив, кто статен, как он?
Никто! И что же?
Я тоской и страхом вся полна,
Дрожу и плачу!
Откуда эти слезы,
Зачем они?
Мои девичьи грезы,
Вы изменили мне,
Мои девичьи грезы,
Вы изменили мне!
Вы изменили мне!
(Плачет.)
И тяжело и страшно!
Но к чему обманывать себя?
Я здесь одна, вокруг все тихо спит...
(Страстно, восторженно.)
О, слушай, ночь!
Тебе одной могу поверить тайну
Души моей.
Она мрачна, как ты, она печальна
Как взор очей,
Покой и счастье у меня отнявший...
Царица-ночь!
Как ты, красавица, как ангел падший,
Прекрасен он,
В его глазах огонь палящей страсти,
Как чудный сон
Меня манит, и вся моя душа во власти его!
О ночь! о ночь!..
В дверях балкона появляется Герман. Лиза в немом ужасе отступает. Они молча смотрят друг на друга. Лиза делает движение, чтобы уйти.
ГЕРМАН. Остановитесь, умоляю вас!
ЛИЗА. Зачем вы здесь, безумный человек? Что надо вам?
ГЕРМАН. Проститься!
(Лиза хочет уйти.)
Не уходите же! Останьтесь!
Я сам уйду сейчас
И более сюда не возвращусь...
Одну минуту!.. Что вам стоит?
К вам умирающий взывает.
ЛИЗА. Зачем, зачем вы здесь? Уйдите!.
ГЕРМАН. Нет!
ЛИЗА. Я закричу!
ГЕРМАН. Кричите! Зовите всех!
(Вынимает пистолет.)
Я все равно умру, один иль при других.
(Лиза опускает голову и молчит.)
Но если есть, красавица, в тебе
Хоть искра состраданья,
То постой, не уходи!
ЛИЗА. О боже, боже!
Ведь это мой последний, смертный час!
Свой приговор узнал сегодня я:
Другому ты, жестокая, вручаешь сердце!
(Страстно.)
Дай умереть, тебя благословляя,
А не кляня,
Могу ли день прожить, когда чужая
Ты для меня!
Я жил тобой; одно лишь чувство
И мысль упорная одна владели мной!
Погибну я.
Но перед тем, чтоб с жизнию проститься,
Дай мне хоть миг один побыть с тобою,
Вдвоем средь чудной тишины ночной,
Красой твоей дай мне упиться!
Потом пусть смерть и с ней покой!
(Лиза стоит, с грустью глядя на Германа.)
Стой так! О, как ты хороша!
Красавица! Богиня! Ангел!
Прости, прелестное созданье,
Что я нарушил твой покой,
Прости, но страстного
Не отвергай признанья,
Не отвергай с тоской!
О, пожалей! Я, умирая,
Несу к тебе мою мольбу;
Взгляни с высот небесных рая
На смертную борьбу
Души, истерзанной мученьем
Любви к тебе, о, сжалься
И дух мой лаской, сожаленьем,
Слезой твоей согрей!
(Лиза плачет.)
Ты плачешь! Ты!
Что значат эти слезы?
Не гонишь и жалеешь?
Берет ее за руку, которую она не отнимает.
Благодарю тебя! Красавица! Богиня! Ангел!
Припадает к руке Лизы и целует. В это время слышится шум шагов и стук в дверь.
ГРАФИНЯ (за дверью). Лиза, отвори!
ЛИЗА (в смятении). Графиня! Боже правый! Я погибла, бегите!.. Поздно! Сюда!
В дверь стучат сильнее. Лиза указывает Герману на портьеру, идет к двери и отворяет ее. Входит Графиня в шлафроке, окруженная горничными со свечами.
ГРАФИНЯ. Что ты не спишь? Зачем одета? Что тут за шум?
ЛИЗА (растерянно) Я, бабушка, по комнате ходила... Мне не спится...
ГРАФИНЯ (жестом велит затворить балкон)
Смотри ты! Не дури! Сейчас ложиться!
(Стучит палкой.) Слышишь?..
ЛИЗА. Я, бабушка, сейчас!
Не спится!.. Слыхано ли это!
Ну, времена! Не спится!.. Сейчас ложись!
ЛИЗА. Я слушаюсь!.. Простите!
ГРАФИНЯ (уходя).
А я-то слышу шум;
Ты бабушку тревожишь!
(Горничным.) Идемте!
(Лизе.) И глупостей не смей тут затевать!
(Уходит с горничными.)
ГЕРМАН (про себя).
«Кто, страстно любя,
Придет, чтоб наверно узнать от тебя
Три карты, три карты, три карты!»
Могильным холодом повеяло вокруг!
О, страшный призрак,
Смерть, я не хочу тебя!
Лиза, затворив дверь за Графиней, подходит к балкону, отворяет его и жестом велит Герману уходить.
О, пощади меня!
Смерть несколько минут тому назад
Казалась мне спасеньем, почти что счастьем!
Теперь не то: она страшна мне, она страшна мне!
Ты мне зарю раскрыла счастья,
Я жить хочу и умереть с тобой!
ЛИЗА. Безумный человек, Что вы хотите от меня, Что сделать я могу?..
ГЕРМАН. Решить мою судьбу!
ЛИЗА. Сжальтесь, вы губите меня! Уйдите, я прошу вас, Я велю вам!
ГЕРМАН. Так, значит, смерти приговор Ты произносишь!
ЛИЗА. О боже, Я слабею.. Уходи, прошу!
ГЕРМАН. Скажи тогда: умри!
ЛИЗА. Боже правый!
ГЕРМАН. Прощай!
ЛИЗА. Творец небесный! (Герман делает движение, чтобы уйти.) Нет! Живи!
Герман обнимает Лизу; она опускает голову ему на плечо.
ГЕРМАН. Тебя люблю!
ЛИЗА. Я твоя!
ГЕРМАН. Красавица! Богиня! Ангел!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Маскарадный бал у богатого сановника. Большая зала. По бокам, между колонн, устроены ложи. Юноши и девушки в маскарадных костюмах танцуют контрданс. На хорах поют певчие.
Хор певчих.
Радостно, весело в день сей *
Вместе собирайтеся, други!
Бросьте свои недосуги,
Скачите, пляшите смелей!
Скачите, пляшите смелей,
Бросьте вы, бросьте вы недосуги свои,
Скачите, пляшите, пляшите веселей!
Бейте в ладоши руками,
Щелкайте громко перстами!
Черны глаза поводите,
Станом вы все говорите!
Фертиком руки вы в боки,
Делайте легкие скоки,
Чобот о чобот стучите,
С поступью смелой свищите!
Входит Распорядитель.
Распорядитель.
Хозяин просит дорогих гостей пожаловать
Смотреть на блеск увеселительных огней!
Все гости направляются к террасе в сад.
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Наш Герман снова нос повесил,
Ручаюсь вам, что он влюблен,
То мрачен был, потом стал весел.
Нет, господа, он увлечен,
Как думаете, чем?
Чем? Надеждой узнать три карты.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Вот чудак!
Не верю, надо быть невеждой
Для этого. Он не дурак!
СУРИН. Он сам мне говорил...
ТОМСКИЙ. Смеясь!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. (Сурину).
Давай, пойдем его дразнить! (Проходят.)
А впрочем, он из тех, Кто, раз задумав,
Должен все свершить! Бедняга! Бедняга!
(Томский проходит. Слуги готовят середину залы для интермедии. Входят князь Елецкий и Лиза.)
Вы так, печальны, дорогая,
Как будто горе есть у вас...
Доверьтесь мне!
ЛИЗА. Нет, после, князь, в другой раз... умоляю!
(Хочет уйти.)
Постойте, на одно мгновенье!
Я должен, должен вам сказать!
Я вас люблю, люблю безмерно,
Без вас не мыслю дня прожить.
И подвиг силы беспримерной
Готов сейчас для вас свершить,
Но знайте: сердца вашего свободу
Ничем я не хочу стеснять,
Готов скрываться вам в угоду
И пыл ревнивых чувств унять,
На все, на все для вас готов!
Не только любящим супругом,
Слугой полезным иногда,
Желал бы я быть вашим другом
И утешителем всегда.
Но ясно вижу, чувствую теперь я,
Куда себя в мечтах завлек,
Как мало в вас ко мне доверья,
Как чужд я вам и как далек!
Ах, я терзаюсь этой далью,
Состражду вам я всей душой,
Печалюсь вашей я печалью
И плачу вашею слезой...
Ах, я терзаюсь этой далью,
Состражду вам я всей душой!
Я вас люблю, люблю безмерно,
Без вас не мыслю дня прожить,
Я подвиг силы беспримерной
Готов сейчас для вас свершить!
О, милая, доверьтесь мне!
Князь Елецкий и Лиза проходят. Входит Герман без маски, в костюме, держа записку в руке.
ГЕРМАН (читает).
"После представления ждите меня в зале. Я должна пас видеть..."
Скорее бы ее увидеть и бросить эту мысль...
(Садится.) Три карты!.. Три карты знать - и я богат!..
И вместе с ней могу бежать прочь от людей...
Проклятье!..
Эта мысль меня с ума сведет!
Несколько гостей возвращаются в залу; в числе их Чекалинский и Сурин. Они указывают на Германа, подкрадываются и, наклонясь над ним, шепчут.
СУРИН, ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Не ты ли тот третий,
Кто, страстно любя,
Придет, чтоб узнать от нее
Три карты, три карты, три карты?
Скрываются. Герман испуганно встает, как бы не отдавая себе отчета в том, что происходит. Когда он оглядывается, то Чекалинский и Сурин уже скры-лись в толпе молодежи.
ЧЕКАЛИНСКИЙ, СУРИН и несколько гостей.
Три карты, три карты, три карты!
Хохочут и смешиваются с толпой гостей, которая мало помалу входит в залу.
Что это? Бред или насмешка? Нет! Что, если?! (Закрывает лицо руками.)
Безумец, безумец я! (Задумывается.)
Распорядитель.
Хозяин просит дорогих гостей Прослушать пастораль под титлом: «Искренность пастушки»! *
Гости усаживаются на приготовленные места. Юноши и девушки, одетые в костюмы пастухов и пастушек, выходят на луг. Они ведут хороводы, тан-цуют и поют. Прилепа одна не принимает участия в танцах и плетет венок в печальной задумчивости.
Хор пастухов и пастушек.
Под тению густою,
Близ тихого ручья,
Пришли мы днесь толпою
Порадовать себя,
______________
* Сюжет и большинство стихов этой пасторали заимствованные из одноименной поэмы П.Карабанова.
Попеть, повеселиться
И хороводы весть,
Природой насладиться,
Венки цветочны плесть.
Пастухи и пастушки удаляются в глубину сцены.
Мой миленький дружок,
Любезный пастушок,
О ком я воздыхаю
И страсть открыть желаю,
Ах, не пришел плясать,
Миловзор (входя).
Я здесь, но скучен, томен,
Смотри, как похудал!
Не буду больше скромен,
Я долго страсть скрывал,
Не буду больше скромен,
Я долго страсть скрывал.
Не буду скромен,
Я долго страсть скрывал!
Мой миленький дружок,
Любезный пастушок,
Как без тебя скучаю,
Как по тебе страдаю,
Ах, не могу сказать!
Ах, не могу сказать!
Не знаю, не знаю, отчего!
Миловзор.
Давно тебя любя,
Соскучил без тебя,
А ты того не знаешь
И здесь себя скрываешь
От взора моего, от взора моего.
Не знаю, не знаю, для чего,
Не знаю, не знаю, для чего!
Свита Златогора вносит драгоценные дары, танцуя. Входит Златогор.
Златогор.
Как ты мила, прекрасна!
Скажи: из нас кого,
Меня или его
Навек любить согласна?
Миловзор.
Я с сердцем согласился,
Я ту любить склонился,
Кого оно велит,
К кому оно горит.
Златогор.
Я горы золотые
И камни дорогие
Имею у себя.
Украсить обещаю
Я ими всю тебя,
Я тьмою обладаю
И злата, и сребра,
И всякого добра!
Миловзор.
Мое одно именье -
Любви нелестный жар.
И в вечное владенье
Прими его ты в дар,
И птички, и ветки,
И ленты, и венки
На место испещренной
Одежды драгоценной
Я стану приносить
И их тебе дарить!
Ни вотчин мне не надо,
Ни редкостных камней,
Я с милым средь полей
И в хижине жить рада,
И в хижине жить рада!
(Златогору.)
Ну, барин, в добрый путь...
(Миловзору.)
А ты спокоен будь!
Сюда в уединенье
Спеши в вознагражденье
Таких приятных слов
Принесть мне пук цветов!
Прилепа и Миловзор.
Пришел конец мученьям,
Любовным восхищеньям
Наступит скоро час,
Любовь, спрягай ты нас!
Хор пастухов и пастушек
Пришел конец мученьям,
Невеста и жених
Достойны восхищенья,
Любовь, спрягай ты их!
Амур и Гименей со свитой входят венчать молодых влюбленных. Прилепа и Миловзор, взявшись за руки, танцуют. Пастухи и пастушки подражают им, состав-ляют хороводы, а потом все попарно удаляются.
Хор пастухов и пастушек.
Блистает солнце красно,
Зефиры пронеслись,
Ты с юношей прекрасным,
Прилепа, веселись!
Пришел конец мученьям,
Невеста и жених
Достойны восхищенья,
Любовь, спрягай ты их!
Уходят все попарно. По окончании интермедии не-которые гости встают, другие оживленно беседуют, оставшись на местах. Герман подходит к авансцене.
ГЕРМАН (задумчиво).
«Кто пылко и страстно любя!»
Что ж? разве не люблю я? Конечно... да!
Оборачивается и видит перед собой Графиню. Оба вздрагивают, пристально смотря друг на друга.
СУРИН (в маске).
Смотри, любовница твоя!
(Хохочет и скрывается.)
Кто это?.. Демон или люди?
Зачем они преследуют меня?
Проклятье! О, как я жалок и смешон!
Входит Лиза в маске.
ЛИЗА. Послушай, Герман!
Ты, наконец-то!
Как счастлив я, что ты пришла!
Люблю тебя!.. Люблю тебя!..
Не место здесь...
Не для того звала тебя я!
Слушай... Вот ключ от потаенной двери в саду...
Там лестница... По ней взойдешь ты в спалью бабушки...
ГЕРМАН. Как? в спальню к ней?..
Ее не будет там...
В спальне близ портрета есть дверь ко мне.
Я буду ждать!
Тебе, тебе хочу принадлежать я одному!
Нам надо все решить!
До завтра, Мой милый, желанный!
Герман. Нет, не завтра, Нет, сегодня буду там!..
ЛИЗА (испуганно). Но, милый...
ГЕРМАН. Я хочу!
ЛИЗА. Пусть так и будет! Ведь я твоя раба! Прости...
(Скрывается.)
Теперь не я, сама судьба так хочет,
И я буду знать три карты!
(Убегает.)
Распорядитель (взволнованный и впопыхах).
Ее величество сейчас пожаловать изволит...
Среди гостей большое оживление. Распорядитель разделяет присутствующих так, чтобы в середине образовался проход для царицы.
Хор гостей.
Царица! Ее величество! Царица! Сама прибудет...
Хозяину какая честь, какое счастье!..
Всем радость на нашу матушку взглянуть.
А нам-то что за радость!
Посол французский будет с ней!
Светлейший тоже удостоит!
Ну, вышел настоящий праздник!
Какой восторг, какая радость!
Ну, вышел праздник, уж вот на славу.
Распорядитель (певчим). Вы «Славься сим» сейчас же гряньте-
Хор гостей.
Вот так праздник вышел на славу!
Гряньте «Славься сим»!
Вот, вот, идет, идет, сейчас идет матушка наша!
Все оборачиваются в сторону средних дверей. Рас-порядитель делает знак. певчим, чтобы начинали.
Хор гостей и певчих
Славься сим, Екатерина,
Славься, нежная к нам мать!
Виват, виват!
Мужчины становятся в позу низкого придворного наклона. Дамы глубоко приседают. Входят пажи попарно, за ними окруженная свитой появляется Екатерина. *
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Спальня Графини, освещенная лампадами. Через потай-ную дверь тихо входит Герман. Он осматривает ком-нату.
* В дореволюционных постановках оперы это действие заканчивалось выходом пажей, предшествующих появ-лению Екатерины II. Это было вызвано запрещением изображать на сцене особ царской фамилии.
Все так, как мне она сказала...
Что же? Боюсь я, что ли?
Нет! Так решено, я выведаю тайну у старухи!
(Задумывается.)
А если тайны нет?
И это все пустой лишь бред моей больной души!
Идет к дверям Лизы. Проходя, он останавливается у портрета Графини. Бьет полночь.
А, вот она, - «венерою московской!»
Какой-то тайной силой
Я с нею связан роком!
Мне ль от тебя, тебе ли от меня,
Но чувствую, что одному из нас
Погибнуть от другого!
Гляжу я на тебя и ненавижу,
А насмотреться вдоволь не могу!
Бежать хотел бы прочь, но нету силы...
Пытливый взор не может оторваться
От страшного и чудного лица!
Нет, нам не разойтись без встречи роковой!
Шаги! Сюда идут!.. Да!..
Ах, будь, что будет!
Герман скрывается за занавеской будуара. Вбегает горничная и поспешно зажигает свечи. За ней при-бегают другие горничные и приживалки. Входит Графиня, окруженная суетящимися горничными и приживалками.
Хор приживалок и горничных.
Благодетельница наша,
Как изволили гулять?
Свет наш барынюшка
Хочет, верно, почивать!
(Провожают Графиню в будуар.)
Утомились, чай?
Ну, и что же,
Был кто лучше там собою?
Были, может быть, моложе,
Но красивей ни одной!
(За сценой.)
Благодетельница наша...
Свет наш барынюшка...
Утомилася, чай,
Хочет, верно, почивать!
Входит Лиза, за ней идет Маша.
ЛИЗА. Нет, Маша, нейди за мной!
Маша. Что с вами, барышня, - вы бледны!
ЛИЗА. Нет, ничего...
Маша (догадавшись). Ах, боже мой! Неужели?..
Да, Он придет...
Молчи! Он, может быть, уж там... И ждет...
Постереги нас, Маша, будь мне другом!
Маша. Ах, как бы не досталось нам!
Он так велел. Моим супругом его избрала я...
И рабой послушной, верной стада того,
Кто послан мне судьбой!
Лиза. и Маша уходят. Приживалки и горничные вводят Графиню. Она в шлафроке и ночном чепце. Ее укладывают в постель.
Хор приживалок и горничных
Благодетельница,
Свет наш барынюшка,
Утомилася, чай,
Хочет, верно, почивать!
Благодетельница,
Раскрасавица!
Ляг в постельку, завтра будешь снова краше
Утренней зари!
Ляг в постельку, завтра встанешь краше
Утреней зари!
Благодетельница!
Ляг в постельку,
Отдохни, отдохни,
Полно врать вам!.. Надоели!.. Я устала... мочи нет...
Не хочу я спать в постели!
(Ее усаживают в кресло и обкладывают подушками)
Ах, постыл мне этот свет! Ну, времена!
Повеселиться толком не умеют.
Что за манеры! Что за тон! И не глядела бы...
Ни танцевать, ни петь не знают!
Кто дансерки? Кто поет? Девчонки!
А бывало: кто танцевал? кто пел?
Le duc d`Orlean, la duc d`Ayen, de Coigni,.. la comtesse d`Estrades,
La duchnesse de Brancas... *
Какие имена!..
И даже, иногда, сама, сама маркиза Помпадур!..
При них я и певала...
Le duc de la Valliere ** хвалил меня!
Раз, помню, в Chantili ***, у Рriпсе dе Соndе ****,
Король меня слыхал!
Я как теперь все вижу...
___________________
* Герцог Орлеанский, герцог д`Айен, герцог де Куаньи, графиня д`Эстрад, герцогиня де Бранка. (фр.).
** Герцог де ла Вальер (фр.)
*** Шантильи, - королевский замок под Парижем (фр.)
**** Принц де Конде (фр.)
(Напевает.)
Il me dit: «je vois fime»
Et je sens malgre moi
Mon Coeur qui bat...
Je ne sais pas porqoui... *
(Словно очнувшись, оглядывается.)
Чего вы тут стоите? Вон ступайте!
Горничные и приживалки, осторожно ступая, расхо-дятся. Графиня дремлет и напевает как бы сквозь сон.
Je crains de lui parler la nuit
J`ecoute trop tout ce qu`il dit,
Il me dit: «je vois fime»
Et je sens malgre moi
Mon Coeur qui bat...
Je ne sais pas porqoui...
Герман выходит и становится против Графини. Она просыпается и в немом ужасе беззвучно шевелит губами.
Не пугайтесь!
Ради, бога, не пугайтесь!..
Я не стану вам вредить!
Я пришел вас умолять о милости одной!
Графиня молча смотрит на него по-прежнему.
Вы можете составить счастье целей жизни! И оно вам ничего не будет стоить! Вы знаете три карты...
(Графиня привстает.)
Для кого вам беречь вашу тайну?
Герман встает на колени.
Если когда-нибудь знали вы чувство любви,
Если вы помните пыл и восторга юной крови,
Если хоть раз улыбнулись вы на ласку ребенка,
Если в вашей груди билось когда-нибудь сердце,
То я умоляю вас чувством супруги, любовницы, матери,
Всем, что свято вам в жизни,
Скажите, скажите, откройте мне вашу тайну!
На что вам она?!
__________________
* Я боюсь с ним разговаривать ночью,
Я слишком прислушиваюсь ко всему, что он говорит.
Он мне говорит: я вас люблю,
И я чувствую, против своей воли,
Я чувствую свое сердце,
Которое бьется, которое бьется,
Я не знаю, почему! (с фр.)
Может быть,
Она сопряжена с грехом ужасным,
С пагубой блаженства,
С дьявольским условием?
Подумайте, вы стары, жить не долго вам,
И я ваш грех готов взять на себя!..
Откройтесь мне! Скажите!..
Графиня, выпрямившись, грозно смотрит на Германа.
Старая ведьма!
Так я же заставлю тебя отвечать!
Герман вынимает пистолет. Графиня кивает головой, поднимает руки, чтобы заслониться от выстрела, и падает мертвая.
Полноте ребячиться!
Хотите ли назначить мне три карты?
Да или нет?
Подходит к Графине, берет ее руку. С ужасом видит, что Графиня умерла.
Она мертва! Сбылось!..
А тайны не узнал я!
(Стоит как окаменелый.)
Мертва!.. А тайны не узнал я...
Мертва! Мертва!
Входит Лиза со свечой.
ЛИЗА. Что здесь за шум? (Увидя Германа.) Ты, ты здесь?
ГЕРМАН (бросаясь к ней, со страхом).
Молчи! Молчи!
Она мертва, а тайны не узнал я!..
ЛИЗА. Кто мертва? О чем ты говоришь?
ГЕРМАН (указывая на труп).
Сбылось! Она мертва, А тайны не узнал я!..
ЛИЗА (бросается к трупу Графини}
Да! умерла! О боже! И это сделал ты?
(Рыдает.)
ГЕРМАН. Я смерти не хотел ее, я только знать хотел три карты!
Так вот зачем ты здесь!
Не для меня!
Ты знать хотел три карты!
Не я тебе была нужна, а карты!
О боже, боже мой!
И я его любила,
Из-за него погибла!..
Чудовище! Убийца! Изверг!
Герман хочет говорить, но она повелительным жестом указывает на потайную дверь.
Прочь! Прочь! Злодей! Прочь!
ГЕРМАН. Она мертва!
ЛИЗА. Прочь!
Герман убегает. Лиза с рыданьями опускается на труп Графини.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Казармы. Комната Германа. Зима. Поздний вечер. Лунный свет то озаряет через окно комнату, то исче-зает. Слышно завывание ветра. Комната слабо освещена свечой, стоящей на столе. За сценой раздаётся военный сигнал. Герман сидит у стола.
ГЕРМАН (читает письмо).
"...Я не верю, чтобы ты хотел смерти графини... Я измучилась сознанием моей вины пред тобой! Успо-кой меня! Сегодня жду тебя на набережной, когда нас никто не может видеть там. Если до полуночи ты не придешь, я должна буду допустить страшную мысль, которую гоню от себя. Прости, прости, но я так стра-даю!.."
Бедняжка! В какую пропасть я завлек ее с собою!
Ах, если б мне забыться и уснуть!
Опускается в кресло в глубокой задумчивости и как бы. дремлет. Ему чудится, что он снова слышит цер-ковный хор, отпевающий умершую графиню.
Хор певчих (за сценой вдали).
Господу молюся я,
Чтобы внял он печали моей,
Ибо зла исполнилась душа моя
И страшусь я плененья адова,
О, воззри, боже, на страдания
Ты раба своего!
ГЕРМАН (испуганно вставая).
Все те же думы,
Все тот же страшный сон и мрачные картины похорон
Встают как бы живые предо мною...
(Прислушивается.)
Пенье или ветра вой?
Не разберу...
(Слышится отдалённое погребальное пение.)
Совсем, как там... да, да, поют!
А вот и церковь, и толпа, и свечи,
И кадила, и рыданья...
(Пение явственнее.)
Вот катафалк, вот гроб...
И в гробе том старуха без движенья, без дыханья
Какой-то силою влеком, вхожу я по ступеням черным!
Страшно, но силы нет назад вернуться!..
На мертвое лицо смотрю...
И вдруг, насмешливо прищурившись,
Оно мигнуло мне!
Прочь, страшное виденье! Прочь!
(Опускается в кресло, закрыв лицо руками.)
Хор певчих. Даждь жизнь ей бесконечную!
На мгновенье завывания бури стихают и в тишине раздается короткий стук в окно. Герман поднимает голову и прислушивается. Снова налетает порыв вет-ра. В окне мелькает чья-то тень. Стук в окно повто-ряется. Новый порыв ветра распахивает окно и гасит свечу, и снова в окне показывается тень. Герман стоит как окаменелый.
Мне страшно! Страшно!
Там... там... шаги... Вот отворяют дверь...
Нет, нет, я не выдержу!
Бежит к двери, но в этот момент в дверях появляется призрак Графини в белом саване.. Герман отсту-пает, призрак приближается к нему.
Призрак Графини.
Я пришла к тебе против воли,
Но мне велено исполнить твою просьбу.
Спаси Лизу, женись на ней,
И три карты, три карты,
Три карты выиграют сряду.
Тройка! Семерка! Туз! Тройка, семерка, туз!
(Исчезает.)
ГЕРМАН (с видом безумия).
Тройка, семерка, туз! Тройка... Семерка... Туз...
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Ночь. Зимняя Канавка. В глубине сцены набережная и Петропавловская крепость, освещенная луной. Под аркой, в темном углу, вся в черном стоит Лиза.
Уж полночь близится,
А Германа все нет, все нет.
Я знаю, он придет, рассеет подозренье.
Он жертва случая
И преступленья не может, не может совершить!
Ах, истомилась, исстрадалась я!..
Ах, истомилась я горем...
Ночью ли, днем, только о нем
Думой себя истерзала я...
Где же ты, радость бывалая?
Ах, истомилась, устала я!
Жизнь мне лишь радость сулила,
Туча нашла, гром принесла,
Все, что я в мире любила,
Счастье, надежды разбила!
Ах, истомилась, устала я!
Ночью ли, днем, только о нем,
Ах, думой себя истерзала я...
Где же ты, радость бывалая?
Туча пришла и грозу принесла,
Счастье, надежды разбила!
Я истомилась! Я исстрадалась!
Тоска грызет меня и гложет...
А если мне в ответ часы пробьют,
Что он убийца, соблазнитель?
Ах, страшно, страшно мне!..
На крепостной башне бьют часы.
Подожди, он будет здесь сейчас...
(С отчаянием.)
Ах, милый, приходи, сжалься,
Сжалься надо мной,
Супруг мой, мой повелитель!
Так это правда! Со злодеем
Свою судьбу связала я!
Убийце, извергу навеки
Принадлежит душа моя!..
Его преступною рукою
И жизнь, и честь моя взята,
Я волей неба роковою
С убийцей вместе проклята!
Лиза хочет бежать, но в это время появляется Герман.
Ты здесь, ты здесь! Ты не злодей! Ты здесь!
Настал конец мученьям,
И снова стала я твоей!
Прочь слезы, муки и сомненья!
Ты мой опять и я твоя!
Падает к. нему в объятья.
ГЕРМАН. Да, здесь я, милая моя! (Целует ее.)
ЛИЗА. О да, миновали страданья, я снова с тобою, мой друг!
ГЕРМАН. Я снова с тобою, мой друг!
ЛИЗА. Настало блаженство свиданья!
ГЕРМАН. Настало блаженство свиданья!
ЛИЗА. Конец наших тягостных мук!
ГЕРМАН. Конец наших тягостных мук!
ЛИЗА. О да, миновали страданья, Я снова с тобою!
ГЕРМАН. То были тяжелые грезы, обман сновиденья пустой.
ЛИЗА. Обман сновиденья пустой.
Забыты стенанья и слезы!
Я снова с тобою,
Да, я снова с тобой!
Миновали наши муки, страданья,
Час свиданья блаженный настал,
О мой ангел, я снова с тобой!
ЛИЗА (одновременно с Германом)
Забыты стенанья и слезы!
О, мой милый, желанный,
Я снова, снова с тобой,
Миновали наши навеки страданья,
Кончены муки,
Мой милый, желанный,
Я снова с тобой!
Но, милая, нельзя нам медлить, Часы бегут...
Готова ль ты? Бежим!
ЛИЗА. Куда бежать? С тобой хоть на край света!
Куда бежать?.. Куда?..
В игорный дом!
ЛИЗА. О боже! Что с тобою, Герман?
Там груды золота лежат
И мне, мне одному они принадлежат!
Герман, что ты говоришь? Опомнись!
Ах, я забыл, ведь ты еще не знаешь!
Три карты, помнишь,
Что тогда еще я выведать хотел у старой ведьмы!
ЛИЗА. О боже! Он безумен!
Упрямая! Сказать мне не хотела!
Ведь нынче у меня она была
И мне сама три карты назвала.
ЛИЗА. Так, значит, ты ее убил?
О нет! зачем?
Я только поднял пистолет,
И старая колдунья вдруг упала!
(Хохочет.)
ЛИЗА. Так это правда! Правда!
Да! да! То правда, Три карты знаю я!
Убийце своему три карты,
Три карты назвала она!
Так было суждено судьбой,
Три карты этою ценой
Только мог я купить!
Я должен был свершить злодейство,
Чтоб этой страшною ценой
Мои три карты я мог узнать.
ЛИЗА (одновременно с Германом).
Так это правда! Со злодеем
Свою судьбу связала я!
Убийце, извергу навеки
Принадлежит душа моя!
Его преступною рукою
И жизнь, и честь моя взята,
Я волей неба роковою
С убийцей вместе проклята,
С убийцей пместе проклята и я!
Но нет, не может быть! Опомнись, Герман!
ГЕРМАН (в экстазе).
Да! Я тот третий, кто, страстно любя,
Пришел, чтобы силой узнать от тебя
Про тройку, семерку, туза!
Кто б ни был ты, я все-таки твоя!
Бежим, идем со мной, Спасу тебя!
Да! Я узнал, я узнал от тебя
Про тройку, семерку, туза!
(Хохочет и отталкивает Лизу.)
Оставь меня!
Кто ты? тебя не знаю я! Прочь! Прочь!
(Убегает.)
ЛИЗА. Погиб он, погиб! А вместе с ним и я!
Бежит к набережной и бросается в реку.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Игорный дом.
Ужин. Некоторые играют в карты.
Хор гостей и играющих.
Будем пить и веселиться!
Будем жизнию играть!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
Пусть потонет наша младость
В неге, картах и вине!
В них одна на свете радость,
Жизнь промчится как во сне!
Будем пить и веселиться!
Будем жизнию играть!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
СУРИН (за картами). Дана!..
Чаплицкий. Гну пароли!
Нарумов. Убита!
Чаплицкий. Пароли пе!
ЧЕКАЛИНСКИЙ (мечет). Угодно ставить?
Нарумов. Атанде!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Туз!
Входит князь Елецкий.
СУРИН. Я мирандолем...
ТОМСКИЙ (Елецкому).
Ты как сюда попал? Я прежде не видал тебя у игроков.
Да! Здесь я в первый раз.
Ты знаешь, говорят:
Несчастные в любви - в игре счастливы.
ТОМСКИЙ. Что хочешь ты сказать?
Я больше не жених.
Не спрашивай меня-
Мне слишком больно, друг-
Я здесь затем, чтоб мстить-
Ведь счастие в любви
Ведет с собой в игре несчастье.
Объясни, что это значит.
Хор гостей и играющих.
Будем пить и веселиться!
ЕЛЕЦКИЙ. Ты увидишь!
Хор гостей и играющих.
Будем жизнию играть!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
Игроки, присоединяются к ужинающим.
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Эй, господа! Пусть Томский что-нибудь споет нам!
Хор гостей и играющих.
Спой, Томский, спой, да что-нибудь веселое, смешное!
ТОМСКИЙ. Мне что-то не поется...
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Э, полно, что за вздор! Выпей и споется!
Здоровье Томского, друзья! Ура!
Хор гостей и играющих.
Здоровье Томского, друзья! Ура! Ура! Ура! Ура!
ТОМСКИЙ (поет).
Если б милые девицы *
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях,
На моих сидеть ветвях!
Хор гостей и играющих
Браво! Браво! Ах, спой еще куплет!
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнезда и свистели,
* Стихи Державина.
Выводили бы птенцов!
Никогда б я не сгибался,
Вечно б ими любовался,
Был счастливей всех сучков,
Был счастливей всех сучков!
Хор гостей и играющих.
Браво! Браво! Вот так песня! Это славно! Браво! Молодец!
«Никогда б я не сгибался,
Вечно б ими любовался,
Был счастливей всех сучков!»
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Теперь же, по обычаю, друзья, «Игрецкую»!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Чаплицкий, Нарумов и СуриН.
Ах, где те острова, *
Где растёт трын-трава, -
Так в ненастные дни
Собирались они
Хор гостей и играющих.
Так в ненастные дни
Собирались они Часто.
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
Хор гостей и играющих.
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
ЧЕКАЛИНСКИЙ, Чаплицкий, Нарумов и СУРИН.
И выигрывали,
И отписывали
Хор гостей и играющих.
И выигрывали,
И отписывали
ЧЕКАЛИНСКИЙ, Чаплицкий, Нарумов и СУРИН.
Так в ненастные дни
Занимались они
Хор гостей и играющих.
Так в ненастные дни
Занимались они
* Стихи Рылеева
ЧЕКАЛИНСКИЙ, Чаплицкий, Нарумов и СУРИН.
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
Хор гостей и играющих.
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
ЧЕКАЛИНСКИЙ., Чаплицкий, Нарумов, СУРИН и хор гостей.
И выигрывали,
И отписывали
Так в ненастные дни
Занимались они
Гнули, бог их прости,
От пятидесяти
(Свист, крики и пляс.)
На сто, на сто, на сто, на сто!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. За дело, господа, за карты! Вина, вина! (Садятся играть.)
Хор гостей и играющих. Вина, вина!
Чаплицкий. Девятка!
Нарумов Пароли...
Чаплицкий. Насмарку!
СУРИН. Я ставлю на руте...
Чаплицкий. Дана!
Нарумов. От транспорта на десять!
Входит Герман.
ЕЛЕЦКИЙ (увидя его).
Мое предчувствие меня не обмануло.
(Томскому.)
Я, может быть, нуждаться буду в секунданте.
Ты не откажешься?
Надейся на меня!
Хор гостей и играющих
А! Герман! Друг! Приятель!
Что так поздно? Откуда?
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Садись ко мне, ты счастие приносишь.
Откуда ты? Где был? Уж не в аду ли?
Смотри, на что похож!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Страшнее быть нельзя! Да ты здоров ли?
ГЕРМАН. Позвольте мне поставить карту.
(Чекалинский молча кланяется в знак согласия.)
СУРИН. Вот чудеса, он стал играть!
Хор гостей и играющих.
Вот чудеса, он стал понтировать, наш Герман!
Герман ставит карту и прикрывает банковым биле-том.
Нарумов. Приятель, поздравляю с разрешеньем столь долгого поста!
Герман (ставя карту). Идёт?
ЧЕКАЛИНСКИЙ. А сколько?
ГЕРМАН. Сорок тысяч!
Хор гостей и играющих.
Сорок тысяч!
Да ты с ума сошел! Вот так куш!
СУРИН. Уж не узнал ли ты три карты у графини?
ГЕРМАН (раздраженно). Что ж, бьете или нет?
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Идет! Какая карта?
ГЕРМАН. Тройка.
(Чекалинский мечет.)
Выиграла!
Хор гостей и играющих.
Он выиграл! Вот счастливец!
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Здесь что-нибудь не так!
Он будто без сознанья!
Нет, здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье
Сулит недоброе!
СУРИН
Здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье сулит недоброе,
Он будто бредит, без сознанья!
Нет, здесь что-нибудь не так!
Нет,
ЕЛЕЦКИЙ (одновременно с Чекалинским).
Здесь что-нибудь не так!
Но близко, близко наказанье!
Я отомщу тебе,
Я отомщу тебе, злодей, мои страданья,
Я отомщу тебе!
Нарумов (одновременно с Чекалинским).
Здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье сулит недоброе,
Сулит недоброе!
Нет, здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье сулит недоброе!
Чаплицкий (одновременно с Чекалинским).
Здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье сулит недоброе!
Он будто без сознанья!
Нет, здесь что-нибудь не так,
Его очей блужданье сулит недоброе!
ТОМСКИЙ (одновременно с Чекалинским).
Здесь что-нибудь не так, не так!
Его очей блужданье,
Его очей блужданье сулит недоброе!
Нет, здесь что-нибудь не так, не так!
ГЕРМАН (одновременно с Чекалинским).
Сбывается мое заветное желанье.
Нет, нет! Не обманчиво старухи предсказанье!
Хор гостей и играющих (одновременно с Чекалинским).
Здесь что-нибудь не так!
Его очей блужданье сулит недоброе.
Хор гостей и играющих. Он будто без сознанья!
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Ты хочешь получить?
ГЕРМАН. Нет! Я иду углом!
Хор гостей и играющих.
Он сумасшедший! Разве можно?
Нет, Чекалинский, не играй с ним,
Смотри, он сам не свой!
ГЕРМАН. Идет?
ЧЕКАЛИНСКИЙ. Идет. А карта?
ГЕРМАН. Вот, семерка!
(Чекалинский мечет.) Моя!
Хор гостей и играющих.
Опять его!
Тут что-то неладное с ним творится.
Что вы носы повесили?
Вам страшно? Вам страшно?
(Хохочет истерически.) Вина, вина!
Хор гостей и играющих.
Герман, что с тобой?
ГЕРМАН (со стаканом в руке).
Что наша жизнь?
Добро и зло - одни мечты!
Труд, честность - сказки для бабья.
Кто прав, кто счастлив здесь, друзья!
Сегодня ты, а завтра я!
Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи!
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня, кляня свою судьбу!
Что верно?
Смерть одна!
Как берег моря суеты,
Нам всем прибежище она.
Кто ж ей милей из нас, друзья?
Сегодня ты, а завтра я!
Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи!
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня свою судьбу!
Идет еще?
ЧЕКАЛИНСКИЙ.
Нет, получи! Сам черт с тобой играет заодно!
(Кладет проигрыш на стол.)
А если бы и так, что за беда!
Кому угодно?
Вот это все на карту? А?
ЕЛЕЦКИЙ (выступая вперед). Мне.
Хор гостей и играющих.
Князь, что с тобой? Перестань!
Ведь это не игра, безумие!
Я знаю, что я делаю!
У нас с ним счеты!
ГЕРМАН (смущенно). Вам? Вам угодно?
Мне. Мечите, Чекалинский!
(Чекалинский мечет.)
ГЕРМАН (открывая карту). Мой туз!
ЕЛЕЦКИЙ. Нет! Ваша дама бита!
ГЕРМАН. Какая дама?
Та, что у вас в руках, -
Дама пик!
Показывается призрак. Графини. Все отступают от Германа.
ГЕРМАН (в ужасе).
Старуха!..
Ты! Ты здесь!
Чего смеешься?
Ты меня с ума свела!
Проклятая!
Что... что надобно тебе?
Жизнь, жизнь моя?
Возьми ее, возьми ее!
Закалывается. Привидение исчезает. Несколько чело-век бросаются к упавшему Герману.
Хор гостей и играющих.
Несчастный!
Как ужасно покончил он с собой!
Он жив еще!
Герман приходит в себя. Увидя Елецкого, он ста-рается приподняться.
Князь! Князь, прости меня!
Мне больно, больно, умираю!
Что это? Лиза?
Ты здесь! Боже мой!
Зачем, зачем?
Ты прощаешь! Да?
Не клянешь? Да?
Красавица! Богиня! Ангел!
(Умирает.)
Хор гостей и играющих.
Господь! Прости ему!
И упокой его мятежную
И измученную душу.
Итак, действие перенесено в век Екатерины II. Главный герой совсем не похож на своего прототипа. Это восторженный романтик, наделенный возвышенной душой. Он боготворит Лизу, свою "красавицу, богиню", не смея целовать след ее ноги. Все его ариозо первого действия - страстные признания в любви. Желание разбогатеть - не цель, а средство преодолеть разделяющую их с Лизой социальную пропасть (ведь Лиза в опере - не приживалка, а богатая внучка Графини). "Три карты знать - и я богат", - восклицает он, - "и вместе с ней могу бежать прочь от людей". Эта идея все более овладевает им, вытесняя любовь к Лизе. Трагизм душевной борьбы Германа усугубляется его столкновением с грозной силой рока. Воплощением этой силы является Графиня. Герой гибнет, и все-таки в музыке Чайковского торжествует любовь: в финале оперы звучит светлая тема любви, как гимн ее красоте, могучему порыву человеческой души к свету, радости и счастью. Предсмертное обращение Германа к Лизе как бы искупает его вину и вселяет надежду на спасение его мятежной души.Сюжет повести обыгрывают излюбленную Пушкиным (как и другими романтиками) тему непредсказуемой судьбы, фортуны, рока. Молодой военный инженер немец Германн ведёт скромную жизнь и копит состояние, он даже не берёт в уки карт и ограничивается только наблюдением за игрой. Его приятель Томский рассказывает историю, про то как его бабушка-графиня будучи в Париже проиграла крупную сумму в карты под своё слово. Она попыталась взять взаймы у графа Сен-Жермен ,
но вместо денег тот раскрыл ей секрет про то, как угадать в игре три карты сразу. Графиня, благодаря секрету полностью отыгралась.
Наталья Петровна Голицына - прототип графини из "Пиковой дамы"
Германн,соблазнив её воспитанницу, Лизу, проникает в спальню к графине и мольбами и угрозами пытается выведать заветный секрет. Увидев в его руках незаряженный пистолет, графиня умирает от сердечного приступа. На похоронах Германну мерещится, что покойная графиня открывает глаза ибросает на него взгляд. Вечером её призрак является Германну и говорит,что три карты («тройка , семёрка , туз ») принесут ему выигрыш, но он не должен ставить больше одной карты в сутки. Три карты становятся для Германна навязчивой идеей:
В Москву приезжает знаменитый картёжник миллионер Чекалинский. Германн ставит весь свой капитал на тройку, выигрывает и удваивает его. Наследующий день он ставит все свои деньги на семёрку, выигрывает и опять удваивает капитал. На третий день Германн ставит деньги (уже около двухсот тысяч) на туза, но выпадает дама. Германн видит на карте усмехающуюся и подмигивающую пиковую даму, которая напоминает ему графиню. Разорившийся Германн попадает в лечебницу для душевнобольных , где ни на что не реагирует и поминутно «бормочет необыкновенно скоро: — Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»
Князь Елецкий (из оперы «Пиковая дама»)
Я вас люблю, люблю безмерно,
Без вас не мыслю дня прожить.
И подвиг силы беспримерной
Готов сейчас для вас свершить,
Ах, я терзаюсь этой далью,
Состражду вам я всей душой,
Печалюсь вашей я печалью
И плачу вашею слезой...
Состражду вам я всей душой!
Седьмая картина начинается бытовыми эпизодами: застольной песней гостей, легкомысленной песней Томского «Если б милые девицы» (на слова Г. Р. Державина). С появлением Германа музыка становится нервно-возбужденной.
Тревожно-настороженный септет «Здесь что-нибудь не так» передает волнение, охватившее игроков. Упоение победой и жестокая радость слышатся в арии Германа «Что наша жизнь? Игра!». В предсмертную минуту его мысли вновь обращены к Лизе, — в оркестре возникает трепетно-нежный образ любви.
Герман (из оперы «Пиковая дама»)
Что наша жизнь - игра,
Добро и зло, одни мечты.
Труд, честность, сказки для бабья,
Кто прав, кто счастлив здесь, друзья,
Сегодня ты, а завтра я.
Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи,
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня, кляня свою судьбу.
Что верно - смерть одна,
Как берег моря суеты.
Нам всем прибежище она,
Кто ж ей милей из нас, друзья,
Сегодня ты, а завтра я.
Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи,
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня свою судьбу.
Хор гостей и играющих (из оперы «Пиковая дама»)
Юности не вечно длиться
Будем пить и веселиться!
Будем жизнию играть!
Старости не долго ждать!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
Старости не долго ждать!
Не долго ждать.
Пусть потонет наша младость
В неге, картах и вине!
Пусть потонет наша младость
В неге, картах и вине!
В них одна на свете радость,
Жизнь промчится как во сне!
Юности не вечно длиться,
Старости не долго ждать!
Нам не долго ждать.
Старости не долго ждать!
Не долго ждать.
Лиза и Полина (из оперы «Пиковая дама»)
Комната Лизы. Дверь на балкон, выходящий в сад.
Вторая картина распадается на две половины — бытовую и любовно-лирическую. Идиллический дуэт Полины и Лизы «Уж вечер» овеян светлой грустью. Мрачно и обреченно звучит романс Полины «Подруги милые». Контрастом ему служит живая плясовая песня «Ну-ка, светик-Машенька». Вторую половину картины открывает ариозо Лизы «Откуда эти слезы» — проникновенный монолог, полный глубокого чувства. Тоска Лизы сменяется восторженным признанием «О, слушай, ночь».
Лиза за клавесином. Около нее Полина; здесь же подруги. Лиза и Полина поют идиллический дуэт на слова Жуковского («Уж вечер... облаков померкнули края»). Подруги выражают восторг. Лиза просит Полину спеть одну. Полина поет. Мрачно и обреченно звучит ее романс «Подруги милые». Он как бы воскрешает старые добрые времена — не зря аккомпанемент в нем звучит на клавесине. Здесь либреттист воспользовался стихотворением Батюшкова. В нем формулируется идея, впервые получившая выражение в XVII веке в латинской фразе, ставшей тогда крылатой: «Et in Arcadia ego», означающей: «И в Аркадии (то есть в раю) я (смерть) есть»;
Облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает;
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает,
Угасает.
Прилепа (из оперы «Пиковая дама»)
Мой миленький дружок,
Любезный пастушок,
О ком я воздыхаю
И страсть открыть желаю,
Ах, не пришел плясать.
Миловзор (из оперы «Пиковая дама»)
Я здесь, но скучен, томен,
Смотри, как похудал!
Не буду больше скромен,
Я долго страсть скрывал.
Не будет больше скромен,
Он долго страсть скрывал.
Нежно печальное и страстное ариозо Германа «Прости, небесное созданье» прерывается появлением Графини: музыка приобретает трагический оттенок; возникают острые, нервные ритмы, зловещие оркестровые краски. Вторая картина завершается утверждением светлой темы любви. В третьей картине (второй акт) фоном развивающейся драмы становятся сцены столичного быта. Начальный хор в духе приветственных кантат екатерининской эпохи — своеобразная заставка картины. Ария князя Елецкого «Я вас люблю» обрисовывает его благородство и сдержанность. Пастораль «Искренность
пастушки» — стилизация музыки XVIII века; изящные, грациозные песни и танцы обрамляют идиллический любовный дуэт Прилепы и Миловзора.
Прости небесное созданье,
Что я нарушил твой покой.
Прости, но страстного не отвергай признанья,
Не отвергай с тоской...
О, пожалей, я умирая,
Несу к тебе свою мольбу,
Взгляни с высот небесных рая
На смертную борьбу,
Души, истерзанной мученьем
Любви к тебе...
В финале в момент встречи Лизы и Германа в оркестре звучит искаженная мелодия любви: в сознании Германа наступил перелом, отныне им руководит не любовь, а неотвязная мысль о трех картах. Четвертая картина,
центральная в опере, насыщена тревогой и драматизмом. Она начинается оркестровым вступлением, в котором угадываются интонации любовных признаний Германа. Хор приживалок («Благодетельница наша») и песенка Графини (мелодия из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце») сменяются музыкой зловеще затаенного характера. Ей контрастирует проникнутое страстным чувством ариозо Германа «Если когда-нибудь знали вы чувство любви»
На либретто Модеста Ильича Чайковского по одноименной повести А.С.Пушкина.
ГЕРМАН (тенор)
ГРАФ ТОМСКИЙ (баритон)
КНЯЗЬ ЕЛЕЦКИЙ (баритон)
ЧЕКАЛИНСКИЙ (тенор)
СУРИН (тенор)
ЧАПЛИЦКИЙ (бас)
НАРУМОВ (бас)
РАСПОРЯДИТЕЛЬ (тенор)
ГРАФИНЯ (меццо-сопрано)
ЛИЗА (сопрано)
ПОЛИНА (контральто)
ГУВЕРНАНТКА (меццо-сопрано)
МАША (сопрано)
МАЛЬЧИК-КОМАНДИР (без пения)
действующие лица в интермедии:
ПРИЛЕПА (сопрано)
МИЛОВЗОР (ПОЛИНА) (контральто)
ЗЛАТОГОР (ГРАФ ТОМСКИЙ) (баритон)
НЯНЮШКИ, ГУВЕРНАНТКИ, КОРМИЛИЦЫ, ГУЛЯЮЩИЕ, ГОСТИ, ДЕТИ, ИГРОКИ, И
ПРОЧИЕ.
Время действия: конец XVIII века, но не позднее 1796 года.
Место действия: Петербург.
Первое исполнение: Санкт-Петербург, Мариинский театр, 7 (19)
декабря 1890 года.
Поразительно, но, прежде чем П.И.Чайковский создал свой трагический оперный шедевр, пушкинская «Пиковая дама» вдохновила Франца Зуппе на сочинение... оперетты (1864); а еще раньше - в 1850 году - одноименную оперу написал французский композитор Жак Франсуа Фроманталь Галеви (впрочем, от Пушкина мало что здесь осталось: либретто написал Скриб, воспользовавшись для этого переводом «Пиковой дамы» на французский язык, сделанным в 1843 году Проспером Мериме; в этой опере имя героя изменено, старуха-графиня превращена в молодую польскую принцессу и так далее). Это, конечно, курьезные обстоятельства, узнать о которых можно лишь из музыкальных энциклопедий - художественной ценности эти произведения не представляют.
Сюжет «Пиковой дамы», предложенный композитору его братом, Модестом Ильичом, не сразу заинтересовал Чайковского (как в свое время и сюжет «Евгения Онегина»), но, когда он все же овладел его воображением, Чайковский стал работать над оперой «с самозабвением и наслаждением» (как и над «Евгением Онегиным»), и опера (в клавире) была написана в поразительно короткий срок - за 44 дня. В письме к Н.Ф. фон Мекк П.И.Чайковский рассказывает, о том, как пришел к мысли писать оперу на этот сюжет: «Случилось это таким образом: брат мой Модест три года тому назад приступил к сочинению либретто на сюжет «Пиковой дамы» по просьбе некоего Кленовского, но сей последний от сочинения музыки в конце концов отказался, почему-то не сладив со своей задачей. Между тем директор театров Всеволожский увлекся мыслью, чтобы я написал на этот самый сюжет оперу и притом непременно к будущему сезону. Он высказал мне это желание, и так как это совпало с моим решением бежать из России в январе и заняться сочинением, то я согласился... мне очень хочется работать, и если удастся хорошо устроиться где-нибудь в уютном уголке за границей - мне кажется, что я свою задачу осилю и к маю представлю в дирекцию клавираусцуг, а летом буду инструментовать его».
Чайковский уехал во Флоренцию и начал работать над «Пиковой дамой» 19 января 1890 года. Сохранившиеся эскизные наброски дают представление о том, как и в какой последовательности протекала работа: на сей раз композитор писал почти «подряд» (в отличие от «Евгения Онегина», сочинение которого началось со сцены письма Татьяны). Интенсивность этого труда поражает: с 19 по 28 января сочиняется первая картина, с 29 января по 4 февраля - вторая картина, с 5 по 11 февраля - четвертая картина, с 11 по 19 февраля - третья картина и т.д.
Либретто оперы в очень большой степени отличается от оригинала. Произведение Пушкина - прозаическое, либретто - стихотворное, причем со стихами не только либреттиста и самого композитора, но также Державина, Жуковского, Батюшкова. Лиза у Пушкина - бедная воспитанница богатой старухи-графини; у Чайковского она - ее внучка, «чтобы, - как объясняет либреттист, - сделать любовь к ней Германа более естественной»; не ясно, однако, почему его любовь была бы менее «естественной» к бедной девушке. К тому же возникает никак не проясненный вопрос о ее родителях - кто, где они, что с ними. Германн (sic!) у Пушкина - из немцев, потому именно таково написание его фамилии, у Чайковского о его немецком происхождении ничего не известно, и в опере «Герман» (с одним «н») воспринимается просто как имя. Князь Елецкий, фигурирующий в опере, у Пушкина отсутствует. Граф Томский, родство которого с графиней в опере никак не отмечено, и где он выведен посторонним лицом (просто знакомым Германа, как и другие игроки), у Пушкина является ее внуком; этим, по-видимому, объясняется его знание семейной тайны. Действие драмы Пушкина происходит в эпоху Александра I, тогда как опера переносит нас - это была идея директора императорских театров И.А.Всеволожского - в екатерининскую эпоху. Финалы драмы у Пушкина и Чайковского также различны: у Пушкина Германн, хотя и сходит с ума («Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере»), все же не умирает, а Лиза, более того, сравнительно благополучно выходит замуж; у Чайковского - оба героя погибают. Можно привести еще множество примеров отличий - как внешних, так и внутренних - в трактовке событий и персонажей Пушкиным и Чайковским.
ИНТРОДУКЦИЯ
Опера начинается оркестровой интродукцией, построенной на трех контрастных музыкальных образах. Первая тема - тема рассказа Томского (из его баллады) о старой графине. Вторая тема обрисовывает саму графиню, и третья - страстно-лирическая (образ любви Германа к Лизе).
ДЕЙСТВИЕ I
Картина 1. «Весна. Летний сад. Площадка. На скамейках сидят и расхаживают по саду нянюшки, гувернантки и кормилицы. Дети играют в горелки, другие прыгают через веревки, бросают мячи». Такова первая ремарка композитора в партитуре. В этой бытовой сцене звучат и хоры нянюшек и гувернанток, и задорный марш мальчиков: впереди шествует мальчик-командир, он отдает команды («Мушкет вперед себя! Бери за дуло! Мушкет к ноге!»), остальные исполняют его команды, затем, барабаня и трубя, они уходят. За мальчиками вслед уходят и другие дети. Нянюшки и гувернантки расходятся, уступая место другим гуляющим.
Входят Чекалинский и Сурин, два офицера. Чекалинский спрашивает, чем кончилась накануне игра (в карты), в которой Сурин принимал участие. Плохо, он, Сурин, проиграл. Разговор заходит о Германе, который тоже приходит, но не играет, а только смотрит. И вообще его поведение довольно странное, «как будто у него на сердце злодейств по крайней мере три», - говорит Сурин. Входит сам Герман, задумчивый и мрачный. С ним вместе граф Томский. Они разговаривают друг с другом. Томский спрашивает Германа, что с ним происходит, почему он стал таким мрачным. Герман открывает ему тайну: он страстно влюблен в прекрасную незнакомку. Он рассказывает об этом в ариозо «Я имени ее не знаю». Томский удивлен такой страстью Германа («Ты ли это, Герман? Признаюсь, я никому бы не поверил, что ты способен так любить!»). Они проходят, и сцену вновь наполняют гуляющие. Звучит их хор «Наконец-то Бог послал солнечный денек!» - резкий контраст мрачному настроению Германа (критики, считавшие эти и подобные эпизоды в опере лишними, например В.Баскин, автор первого критического очерка жизни и творчества Чайковского (1895), по-видимому, недооценили выразительной силы этих контрастов настроения. Гуляют в саду и рассуждают о погоде и старухи, и старики, и барышни, и молодые люди. Все они поют одновременно.
Вновь появляются Герман и Томский. Они продолжают разговор, прервавшийся для зрителя с их предыдущим уходом («А ты уверен, что она тебя не замечает?» - спрашивает Германа Томский). Входит князь Елецкий. К нему идут Чекалинский и Сурин. Они поздравляют князя с тем, что он теперь жених. Герман интересуется, кто же невеста. В этот момент входят графиня с Лизой. Князь указывает на Лизу - вот его невеста. Герман в отчаянии. Графиня и Лиза замечают Германа, и их обеих охватывает зловещее предчувствие. «Мне страшно», - поют они вместе. Этой же фразой - замечательная драматургическая находка композитора - начинаются стихи Германа, Томского и Елецкого, которые они поют одновременно с графиней и Лизой, выражая дальше каждый свои чувства и образуя замечательный квинтет - центральный эпизод сцены.
С окончанием квинтета граф Томский подходит к графине, князь Елецкий - к Лизе. Герман остается в стороне, и графиня пристально на него смотрит. Томский обращается к графине и поздравляет ее. Она, будто не слыша его поздравления, спрашивает его про офицера, кто он? Томский объясняет, что это Герман, его приятель. Они с графиней отходят в глубь сцены. Князь Елецкий подает руку Лизе; он излучает радость и восторг. Герман с нескрываемой ревностью видит это и поет, как бы рассуждая про себя: «Радуйся, приятель! Забыл ты, что за тихим днем гроза бывает!» С этими его словами и впрямь слышится отдаленный раскат грома.
У мужчин (здесь Герман, Томский, Сурин и Чекалинский; князь Елецкий раньше ушел с Лизой) заходит разговор о графине. Все сходятся на том, что она «ведьма», «страшилище», «осьмидесятилетняя карга». Томский (по Пушкину, ее внук), однако, знает про нее нечто такое, чего никто не знает. «Графиня много лет назад в Париже красавицей слыла» - так начинает он свою балладу и рассказывает о том, как однажды графиня проиграла все свое состояние. Тогда граф Сен-Жермен предложил ей - ценой одного лишь «rendez-vous» - открыть ей три карты, которые, если она на них поставит, вернут ей ее состояние. Графиня отыгралась... но какова плата! Дважды она открыла секрет этих карт: первый раз мужу, второй - юному красавцу. Но явившийся к ней той же ночью призрак предупредил ее, что она получит смертельный удар от третьего, кто, пылко любя, придет, чтобы силой узнать три карты. Все воспринимают эту историю как веселый рассказ и даже, смеясь, советуют Герману воспользоваться случаем. Раздается сильный удар грома. Разыгрывается гроза. Гуляющие торопятся в разные стороны. Герман, прежде чем ему самому скрыться от грозы, клянется, что Лиза будет его или он умрет. Итак, в первой картине главенствующим чувством Германа остается любовь к Лизе. Что-то будет дальше...
Картина 2. Комната Лизы. Дверь на балкон, выходящий в сад. Лиза за клавесином. Около нее Полина; здесь же подруги. Лиза и Полина поют идиллический дуэт на слова Жуковского («Уж вечер... облаков померкнули края»). Подруги выражают восторг. Лиза просит Полину спеть одну. Полина поет. Мрачно и обреченно звучит ее романс «Подруги милые». Он как бы воскрешает старые добрые времена - не зря аккомпанемент в нем звучит на клавесине. Здесь либреттист воспользовался стихотворением Батюшкова. В нем формулируется идея, впервые получившая выражение в XVII веке в латинской фразе, ставшей тогда крылатой: «Et in Arcadia ego», означающей: «И (даже) в Аркадии (то есть в раю) я (то есть смерть) (есть)»; в XVIII веке, то есть в то время, которое вспоминается в опере, эта фраза переосмысливалась, и теперь она означала: «И я когда-то жил в Аркадии» (что является насилием над грамматикой латинского оригинала), и именно об этом поет Полина: «И я, как вы, жила в Аркадии счастливой». Эту латинскую фразу часто можно было встретить на надгробиях (такую сцену дважды изобразил Н.Пуссен); Полина, тоже, как и Лиза, аккомпанируя себе на клавесине, завершает свой романс словами: «Но что ж досталось мне в сих радостных местах? Могила!») Все тронуты и взволнованы. Но теперь сама Полина желает внести более веселую ноту и предлагает спеть «русскую в честь жениха с невестой!» (то есть Лизы и князя Елецкого). Подруги бьют в ладоши. Лиза, не принимая участия в веселье, стоит у балкона. Полина и подруги запевают, потом пускаются в пляс. Входит гувернантка и кладет конец веселью девушек, сообщая, что графиня, услышав шум, рассердилась. Барышни расходятся. Лиза провожает Полину. Входит горничная (Маша); она тушит свечи, оставляя только одну, и хочет затворить балкон, но Лиза останавливает ее.
Оставшись одна, Лиза предается раздумьям, она тихо плачет. Звучит ее ариозо «Откуда эти слезы». Лиза обращается к ночи и поверяет ей тайну души своей: «Она мрачна, как ты, она как взор очей печальный, покой и счастье у меня отнявших...»
В дверях балкона появляется Герман. Лиза в ужасе отступает. Они молча смотрят друг на друга. Лиза делает движение, чтобы уйти. Герман умоляет ее не уходить. Лиза в смятении, она готова закричать. Герман вынимает пистолет, грозя, что убьет себя - «один или при других». Большой дуэт Лизы и Германа полон страстного порыва. Герман восклицает: «Красавица! Богиня! Ангел!» Он становится перед Лизой на колени. Нежно и печально звучит его ариозо «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой», - одна из лучших теноровых арий Чайковского.
За дверью слышатся шаги. К комнате Лизы направляется встревоженная шумом графиня. Она стучит в дверь, требует, чтобы Лиза отворила (та отворяет), входит; с нею горничные со свечами. Лиза успевает укрыть Германа за портьерой. Графиня сердито выговаривает внучке за то, что та не спит, что открыта дверь на балкон, что тревожит бабушку - и вообще чтобы не смела затевать глупостей. Графиня уходит.
Герман вспоминает роковые слова: «Кто, страстно любя, придет, чтоб наверно узнать от тебя три карты, три карты, три карты!» Лиза затворяет дверь за графиней, подходит к балкону, отворяет его и велит жестом Герману уходить. Герман молит ее, чтобы она его не прогоняла. Уйти - для него значит умереть. «Нет! Живи!», - восклицает Лиза. Герман порывисто обнимает ее; она опускает голову ему на плечо. «Красавица! Богиня! Ангел! Тебя люблю!» - экстатично поет Герман.
ДЕЙСТВИЕ II
Второе действие заключает в себе контраст двух картин, из которых первая (по порядку в опере - третья) происходит на балу, а вторая (четвертая) - в спальне графини.
Картина 3. Маскарадный бал в доме богатого столичного (естественно, петербургского) вельможи. Большая зала. По бокам, между колонн, устроены ложи. Гости танцуют контраданс. На хорах поют певчие. Их пение воспроизводит стиль приветственных кантов екатерининской эпохи. Старые знакомые Германа - Чекалинский, Сурин, Томский - судачат о состоянии духа нашего героя: один считает, что его настроение столь переменчиво - «То мрачен был, потом стал весел», - потому что он влюблен (так думает Чекалинский), другой (Сурин) уже с уверенностью говорит, что Герман одержим желанием узнать три карты. Решив подразнить его, они уходят.
Зал пустеет. Входят слуги, чтобы приготовить середину сцены для представления интермедии - традиционное развлечение на балах. Проходят князь Елецкий и Лиза. Князь озадачен холодностью к нему Лизы. О своих к ней чувствах он поет в знаменитой арии «Я вас люблю, люблю безмерно». Ответа Лизы мы не слышим - они уходят. Входит Герман. У него в руке записка, и он ее читает: «После представления ждите меня в зале. Я должна вас видеть...» Вновь появляются Чекалинский и Сурин, с ними еще несколько человек; они дразнят Германа.
Появляется распорядитель и от имени хозяина приглашает гостей на представление интермедии. Она называется «Искренность пастушки». (Из приведенного выше перечня действующих лиц и исполнителей этого спектакля в спектакле читатель уже знает, кто из гостей на балу в нем участвует). Эта пастораль-стилизация музыки XVIII века (проскальзывают даже подлинные мотивы Моцарта и Бортнянского). Пастораль закончилась. Герман замечает Лизу; она в маске. Лиза обращается к нему (в оркестре звучит искаженная мелодия любви: в сознании Германа наступил перелом, теперь им руководит не любовь к Лизе, а неотвязная мысль о трех картах). Она передает ему ключ от потаенной двери в саду, чтобы он мог проникнуть к ней в дом. Лиза ждет его завтра, но Герман намеревается быть у нее уже сегодня.
Появляется взволнованный распорядитель. Он сообщает, что вот-вот на бал явится императрица, конечно, Екатерина. (Именно ее появление делает возможным уточнение времени действия оперы: «не позднее 1796 года», - поскольку в этом году Екатерина II умерла. Вообще с выведением в опере императрицы у Чайковского возникли трудности - те же, что раньше возникли у Н.А.Римского-Корсакова при постановке «Псковитянки». Дело в том, что еще Николай I в 40-е годы своим высочайшим повелением запретил выводить на оперной сцене царствовавших особ дома Романовых (причем в драмах и трагедиях делать это разрешалось); объяснялось это тем, что не хорошо будет, если царь или царица вдруг запоют песенку. Известно письмо П.И.Чайковского директору императорских театров И.А.Всеволожскому, в котором он, в частности, пишет: «Ласкаю себя надеждой, что великий князь Владимир Александрович уладит вопрос о появлении Екатерины к концу 3-й картины».) Строго говоря, картина эта завершается лишь приготовлением к встрече императрицы: «Мужчины становятся в позу низкого придворного поклона. Дамы глубоко приседают. Появляются пажи» - такова последняя авторская ремарка в этой картине. Хор славит Екатерину и восклицает: «Виват! Виват!»
Картина 4. Спальня графини, освещенная лампадами. Через потаенную дверь входит Герман. Он осматривает комнату: «Все так, как мне она сказала». Герман полон решимости выведать тайну у старухи. Он идет к дверям Лизы, но его внимание привлекает портрет графини; он останавливается, чтобы рассмотреть его. Бьет полночь. «А, вот она, «Венерою московской»!» - рассуждает он, глядя на портрет графини (очевидно, изображенной в молодости; у Пушкина описываются два портрета: один изображал мужчину лет сорока, другой - «молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах»). Раздающиеся шаги пугают Германа, он скрывается за занавеской будуара. Вбегает горничная и поспешно зажигает свечи. За ней прибегают другие горничные и приживалки. Входит графиня, окруженная суетящимися горничными и приживалками; звучит их хор («Благодетельница наша»).
Входят Лиза и Маша. Лиза отпускает Машу, и та догадывается, что Лиза ждет к себе Германа. Теперь Маша все знает: «Моим супругом его избрала я», - открывается ей Лиза. Они уходят.
Приживалки и горничные вводят графиню. Она в шлафроке и ночном чепце. Ее укладывают в постель. Но она, довольно странно изъясняясь («Я устала... Мочи нет... Не хочу я спать в постели»), усаживается в кресло; ее обкладывают подушками. Ругая современные манеры, она предается воспоминаниям о своей французской жизни, при этом она поет (по-французски) арию из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце». (Забавный анахронизм, не знать о котором Чайковский не мог - он просто в данном случае не придавал значения исторической достоверности; хотя, что касается русского быта, стремился ее сохранить. Итак, эта опера была написана Гретри в 1784 году, и если действие оперы «Пиковая дама» относится к концу XVIII века и графиня теперь восьмидесятилетняя старуха, то в год создания «Ричарда» ей было не менее семидесяти» и французский король («Король меня слыхал», - вспоминала графиня) вряд ли стал бы слушать ее пение; таким образом, если графиня и пела когда-то для короля, то гораздо раньше, задолго до создания «Ричарда».)
Исполняя свою арию, графиня постепенно засыпает. Из-за укрытия появляется Герман и становится против графини. Она пробуждается и в ужасе беззвучно шевелит губами. Он умоляет ее не пугаться (графиня молча, как бы в оцепенении, продолжает на него смотреть). Герман просит, молит ее открыть ему тайну трех карт. Он встает перед ней на колени. Графиня, выпрямившись, грозно смотрит на Германа. Он заклинает ее. «Старая ведьма! Так я же заставлю тебя отвечать!» - восклицает он и вынимает пистолет. Графиня кивает головой, поднимает руки, чтобы заслониться от выстрела, и падает мертвая. Герман подходит к трупу, берет руку. Только теперь он осознает, что произошло - графиня мертва, а тайны он не узнал.
Входит Лиза. Она видит Германа здесь, в комнате графини. Она удивлена: что он здесь делает? Герман указывает на труп графини и в отчаянии восклицает, что тайны не узнал. Лиза бросается к трупу, рыдает - она убита тем, что произошло и, главное, - что Герману была нужна не она, а тайна карт. «Чудовище! Убийца! Изверг!» - восклицает она (ср. с его, Германа: «Красавица! Богиня! Ангел!»). Герман убегает. Лиза с рыданиями опускается на безжизненное тело графини.
ДЕЙСТВИЕ III
Картина 5. Казармы. Комната Германа. Поздний вечер. Лунный свет то озаряет через окно комнату, то исчезает. Вой ветра. Герман сидит у стола близ свечи. Он читает письмо Лизы: она видит, что он не хотел смерти графини, и будет ждать его на набережной. Если до полуночи он не придет, она должна будет допустить страшную мысль... Герман опускается в кресло в глубокой задумчивости. Ему грезится, что он слышит хор певчих, отпевающих графиню. Его охватывает ужас. Ему мерещатся шаги. Он бежит к двери, но там его останавливает призрак графини. Герман отступает. Призрак приближается. Призрак обращается к Герману со словами, что пришел против своей воли. Он приказывает Герману спасти Лизу, жениться на ней и раскрывает тайну трех карт: тройка, семерка, туз. Сказав это, призрак тут же исчезает. Обезумевший Герман повторяет эти карты.
Картина 6. Ночь. Зимняя Канавка. В глубине сцены - набережная и Петропавловская церковь, освещенная луной. Под аркой, вся в черном, стоит Лиза. Она ждет Германа и поет свою арию, одну из самых известных в опере - «Ах, истомилась, устала я!». Часы бьют полночь. Лиза с отчаянием призывает Германа - его все нет. Теперь она уверена, что он убийца. Лиза хочет бежать, но входит Герман. Лиза счастлива: Герман здесь, он не злодей. Настал конец мучениям! Герман целует ее. «Конец наших тягостных мук», - вторят они друг другу. Но нельзя медлить. Часы бегут. И Герман призывает Лизу бежать с ним. Но куда? Конечно же, в игорный дом - «Там груды золота лежат и мне, мне одному они принадлежат!» - уверяет он Лизу. Теперь Лиза окончательно понимает, что Герман безумен. Герман признается, что поднял пистолет на «старую колдунью». Теперь для Лизы он убийца. Герман в экстазе повторяет три карты, хохочет и отталкивает Лизу. Она же, будучи не в силах этого вынести, бежит к набережной и бросается в реку.
Картина 7. Игорный дом. Ужин. Некоторые игроки играют в карты. Гости поют: «Будем пить и веселиться». Сурин, Чаплицкий, Чекалинский, Арумов, Томский, Елецкий перебрасываются репликами касательно игры. Князь Елецкий здесь впервые. Он теперь не жених и надеется, что ему повезет в картах, коль скоро не повезло в любви. Томского просят что-нибудь спеть. Он поет довольно двусмысленную песню «Если б милые девицы» (ее слова принадлежат Г.Р.Державину). Все подхватывают ее последние слова. В разгар игры и веселья входит Герман. Елецкий просит Томского быть, если понадобится, его секундантом. Тот соглашается. Всем бросается в глаза странность вида Германа. Он просит разрешения принять участие в игре. Игра начинается. Герман ставит на тройку - выигрывает. Он продолжает игру. Теперь - семерка. И снова выигрыш. Герман истерически хохочет. Требует вина. Со стаканом в руке он поет свою знаменитую арию «Что наша жизнь? - Игра!» В игру вступает князь Елецкий. Этот тур действительно похож на дуэль: Герман объявляет туза, но вместо туза у него в руках оказывается дама пик. В этот момент показывается призрак графини. Все отступают от Германа. Он в ужасе. Он проклинает старуху. В припадке безумия он закалывается. Привидение исчезает. Несколько человек бросаются к упавшему Герману. Он еще жив. Придя в себя и увидев князя, он старается подняться. Он просит прощения у князя. В последнюю минуту в его сознании возникает светлый образ Лизы. Хор присутствующих поет: «Господь! Прости ему! И упокой его мятежную и измученную душу».
А. Майкапар
Модест Чайковский, на десять лет моложе брата Петра, не известен как драматург за пределами России за исключением либретто «Пиковой дамы» по Пушкину, положенного на музыку в начале 1890 года. Сюжет оперы был предложен дирекцией императорских Петербургских театров, вознамерившейся представить грандиозный спектакль из эпохи Екатерины II. Когда Чайковский принялся за работу, он внес изменения в либретто и сам частично написал поэтический текст, введя в него также стихи поэтов - современников Пушкина. Текст сцены с Лизой у Зимней канавки полностью принадлежит композитору. Наиболее зрелищные сцены были им сокращены, но тем не менее они придают эффектность опере и составляют фон развития действия. И даже эти сцены Чайковский обработал мастерски, чему пример - текст, вводящий хор славления царицы,- финальный хор первой картины второго действия.
Таким образом, он приложил много сил для создания подлинной атмосферы того времени. Во Флоренции, где были написаны эскизы оперы и сделана часть оркестровки, Чайковский не расставался с музыкой XVIII века эпохи «Пиковой дамы» (Гретри, Монсиньи, Пиччинни, Сальери) и писал в своем дневнике: «По временам казалось, что я живу в XVIII веке и что дальше Моцарта ничего не было». Разумеется, Моцарт в его музыке уже не так молод. Но кроме подражания - с неизбежной долей сухости - узорам рококо и воскрешения дорогих галантно-неоклассических форм, композитор полагался прежде всего на свою обостренную восприимчивость. Его лихорадочное состояние во время создания оперы выходило за пределы обычного напряжения. Быть может, в одержимом Германе, требующем от графини назвать три карты и тем обрекающим себя на смерть, ему виделся он сам, а в графине - его покровительница баронесса фон Мекк. Их странные, единственные в своем роде отношения, поддерживавшиеся только в письмах, отношения словно двух бесплотных теней, закончились разрывом как раз в 1890 году.
Развертывание действия, все более устрашающего, отличается гениальной техникой Чайковского, который соединяет законченные, независимые, но тесно связанные между собой сцены: второстепенные события (внешне уводящие в сторону, на самом же деле необходимые для целого) чередуются с узловыми, составляющими основную интригу. Можно различить пять стержневых тем, которые композитор использует как вагнеровские лейтмотивы. Четыре тесно связаны между собой: тема Германа (нисходящая, мрачная), тема трех карт (предвосхищающая Шестую симфонию), тема любви Лизы («тристановская», по определению Гофмана) и тема судьбы. Особняком стоит тема графини, основанная на повторении трех нот равной длительности.
Партитура отличается рядом особенностей. Колорит первого акта близок «Кармен» (особенно марш мальчиков), здесь же выделяется задушевное ариозо Германа, вспоминающего Лизу. Затем действие внезапно переносится в гостиную конца XVIII - начала XIX века, в которой звучит патетический дуэт, колеблющийся между мажором и минором, с обязательными флейтами в сопровождении. В появлении Германа перед Лизой чувствуется власть судьбы (ив его мелодии что-то напоминает «Силу судьбы» Верди); графиня вносит могильный холод, и зловещая мысль о трех картах отравляет сознание молодого человека. В сцене его встречи со старухой бурные, отчаянные речитатив и ария Германа, сопровождаемые злобными, повторяющимися звуками деревянных, знаменуют крах несчастного, который теряет рассудок в следующей сцене с призраком, воистину экспрессионистской, с отголосками «Бориса Годунова» (но с более богатым оркестром). Затем следует смерть Лизы: очень нежная сочувствующая мелодия звучит на ужасном погребальном фоне. Смерть Германа менее величава, но не без трагического достоинства. Это двойное самоубийство еще раз свидетельствует о декадентском романтизме композитора, заставившем трепетать столько сердец и до сих пор составляющем самую популярную сторону его музыки. Однако за этой страстной и трагической картиной скрывается формальная конструкция, унаследованная еще от неоклассицизма. Чайковский хорошо написал об этом в 1890 году: «Моцарт, Бетховен, Шуберт, Мендельсон, Шуман сочиняли свои бессмертные творения совершенно так, как сапожник шьет сапоги». Таким образом, на первом месте стоит мастерство ремесленника и лишь затем - вдохновение. Что касается «Пиковой дамы», она сразу же была принята публикой как огромная удача композитора.
Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)
Сюжет пушкинской «Пиковой дамы» не сразу заинтересовал Чайковского. Однако со временем эта новелла все более овладевала его воображением. Особенно взволновала Чайковского сцена роковой встречи Германа с графиней. Ее глубокий драматизм захватил композитора, вызвав горячее желание написать оперу. Сочинение было начато во Флоренции 19 февраля 1890 года. Опера создавалась, по словам композитора, «с самозабвением и наслаждением» и была закончена в предельно короткий срок - сорок четыре дня. Премьера состоялась в Петербурге в Мариинском театре 7 (19) декабря 1890 года и имела огромный успех.
Вскоре после опубликования своей новеллы (1833) Пушкин записал в дневнике: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку, туза». Популярность повести объяснялась не только занимательностью фабулы, но и реалистическим воспроизведением типов и нравов петербургского общества начала XIX столетия. В либретто оперы, написанном братом композитора М. И. Чайковским (1850-1916), содержание пушкинской повести во многом переосмыслено. Лиза из бедной воспитанницы превратилась в богатую внучку графини. Пушкинский Герман - холодный, расчетливый эгоист, охваченный одной лишь жаждой обогащения, предстает в музыке Чайковского как человек с огненным воображением и сильными страстями. Различие общественного положения героев внесло в оперу тему социального неравенства. С высоким трагедийным пафосом в ней отражены судьбы людей в обществе, подчиненном беспощадной власти денег. Герман - жертва этого общества; стремление к богатству незаметно становится у него навязчивой идеей, заслоняющей любовь к Лизе и приводящей его к гибели.
Опера «Пиковая дама» - одно из величайших произведений мирового реалистического искусства. Эта музыкальная трагедия потрясает психологической правдивостью воспроизведения мыслей и чувств героев, их надежд, страданий и гибели, яркостью картин эпохи, напряженностью музыкально-драматического развития. Характерные черты стиля Чайковского получили здесь свое наиболее полное и совершенное выражение.
В основе оркестрового вступления три контрастных музыкальных образа: повествовательный, связанный с балладой Томского, зловещий, рисующий образ старой Графини, и страстно-лирический, характеризующий любовь Германа к Лизе.
Первый акт открывается светлой бытовой сценой. Хоры нянюшек, гувернанток, задорный марш мальчиков выпукло оттеняют драматизм последующих событий. В ариозо Германа «Я имени ее не знаю», то элегически-нежном, то порывисто-взволнованном, запечатлены чистота и сила его чувства. Дуэт Германа и Елецкого сталкивает резко контрастные состояния героев: страстные жалобы Германа «Несчастный день, тебя я проклинаю» переплетается со спокойной, размеренной речью князя «Счастливый день, тебя благословляю». Центральный эпизод картины - квинтет «Мне страшно!» - передает мрачные предчувствия участников. В балладе Томского зловеще звучит припев о трех таинственных картах. Бурной сценой грозы, на фоне которой звучит клятва Германа, завершается первая картина.
Вторая картина распадается на две половины - бытовую и любовно-лирическую. Идиллический дуэт Полины и Лизы «Уж вечер» овеян светлой грустью. Мрачно и обреченно звучит романс Полины «Подруги милые». Контрастом ему служит живая плясовая песня «Ну-ка, светик-Машенька». Вторую половину картины открывает ариозо Лизы «Откуда эти слезы» - проникновенный монолог, полный глубокого чувства. Тоска Лизы сменяется восторженным признанием «О, слушай, ночь». Нежно печальное и страстное ариозо Германа «Прости, небесное созданье» прерывается появлением Графини: музыка приобретает трагический оттенок; возникают острые, нервные ритмы, зловещие оркестровые краски. Вторая картина завершается утверждением светлой темы любви. В третьей картине (второй акт) фоном развивающейся драмы становятся сцены столичного быта. Начальный хор в духе приветственных кантат екатерининской эпохи - своеобразная заставка картины. Ария князя Елецкого «Я вас люблю» обрисовывает его благородство и сдержанность. Пастораль «Искренность пастушки» - стилизация музыки XVIII века; изящные, грациозные песни и танцы обрамляют идиллический любовный дуэт Прилепы и Миловзора. В финале в момент встречи Лизы и Германа в оркестре звучит искаженная мелодия любви: в сознании Германа наступил перелом, отныне им руководит не любовь, а неотвязная мысль о трех картах. Четвертая картина, центральная в опере, насыщена тревогой и драматизмом. Она начинается оркестровым вступлением, в котором угадываются интонации любовных признаний Германа. Хор приживалок («Благодетельница наша») и песенка Графини (мелодия из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце») сменяются музыкой зловеще затаенного характера. Ей контрастирует проникнутое страстным чувством ариозо Германа «Если когда-нибудь знали вы чувство любви».
В начале пятой картины (третий акт) на фоне заупокойного пения и завывания бури возникает возбужденный монолог Германа «Все те же думы, все тот же страшный сон». Музыка, сопровождающая появление призрака Графини, завораживает мертвенной неподвижностью.
Оркестровое вступление шестой картины окрашено в мрачные тона обреченности. Широкая, свободно льющаяся мелодия арии Лизы «Ах, истомилась, устала я» близка русским протяжным песням; вторая часть арии «Так это правда, со злодеем» полна отчаяния и гнева. Лирический дуэт Германа и Лизы «О да, миновали страданья» - единственный светлый эпизод картины. Он сменяется замечательной по психологической глубине сценой бреда Германа о золоте. О крушении надежд говорит возвращение музыки вступления, звучащей грозно и неумолимо.
Седьмая картина начинается бытовыми эпизодами: застольной песней гостей, легкомысленной песней Томского «Если б милые девицы» (на слова Г. Р. Державина). С появлением Германа музыка становится нервно-возбужденной. Тревожно-настороженный септет «Здесь что-нибудь не так» передает волнение, охватившее игроков. Упоение победой и жестокая радость слышатся в арии Германа «Что наша жизнь? Игра!». В предсмертную минуту его мысли вновь обращены к Лизе, - в оркестре возникает трепетно-нежный образ любви.
М. Друскин
После более чем десятилетнего периода сложных, нередко противоречивых исканий, на пути которых были и яркие интересные находки и досадные просчеты, Чайковский приходит к величайшему из своих достижений в оперном творчестве, создавая «Пиковую даму», по силе и глубине выражения не уступающую таким его симфоническим шедеврам, как «Манфред», Пятая и Шестая симфонии. Ни над одной из своих опер, исключая «Евгения Онегина», он не работал с такой горячей увлеченностью, доходившей, по собственному признанию композитора, до «самозабвения». Чайковский был так глубоко захвачен всей атмосферой действия и образами действующих лиц «Пиковой дамы», что воспринимал их как реальных живых людей. Окончив эскизную запись оперы с лихорадочной быстротой (Вся работа была выполнена за 44 дня - с 19 января по 3 марта 1890 года. Оркестровка завершена в июне того же года.) , он писал своему брату Модесту Ильичу, автору либретто: «...когда дошел до смерти Германа и заключительного хора, мне до того стало жаль Германа, что я вдруг начал сильно плакать <...> Оказывается, что Герман не был для меня только предлогом писать ту или другую музыку, а все время живым человеком...». В другом письме к тому же адресату Чайковский признается: «Я испытываю в иных местах, например, в четвертой картине, которую аранжировал сегодня, такой страх, ужас и потрясение, что не может быть, чтобы и слушатель не испытывал хоть часть этого».
Написанная по одноименной повести Пушкина, «Пиковая дама» Чайковского во многом отступает от литературного источника: изменены некоторые сюжетные ходы, иное освещение получили характеры и поступки действующих лиц. У Пушкина Герман - человек одной страсти, прямолинейный, расчетливый и жесткий, готовый ради достижения своей цели поставить на карту и свою и чужие жизни. У Чайковского он внутренно надломлен, находится во власти противоречивых чувств и влечений, трагическая непримиримость которых приводит его к неизбежной гибели. Коренному переосмыслению был подвергнут образ Лизы: заурядная бесцветная пушкинская Лизавета Ивановна стала сильной и страстной натурой, беззаветно преданной своему чувству, продолжив галерею чистых поэтически возвышенных женских образов в операх Чайковского от «Опричника» до «Чародейки». По желанию директора императорских театров И. А. Всеволожского действие оперы было перенесено из 30-х годов XIX века во вторую половину XVIII столетия, что дало повод для включения в нее картины пышного бала во дворце екатерининского вельможи со стилизованной в духе «галантного века» интермедией, но не оказало влияния на общий колорит действия и характеры главных его участников. По богатству и сложности своего душевного мира, остроте и интенсивности переживания это современники композитора, во многом родственные героям психологических романов Толстого и Достоевского.
Композиционно-драматургический и интонационный анализ «Пиковой дамы» дан в ряде работ, посвященных творчеству Чайковского в целом или отдельным его видам. Поэтому мы остановимся только на некоторых важнейших, наиболее характерных ее особенностях. «Пиковая дама» - самая симфоничная из опер Чайковского: основу ее драматургической композиции составляет последовательное сквозное развитие и взаимосплетение трех постоянных тем, являющихся носителями главных движущих сил действия. Семантический аспект этих тем аналогичен соотношению трех основных тематических разделов Четвертой и Пятой симфоний. Первую из них, сухую и жесткую тему Графини, в основе которой лежит краткий мотив из трех звуков, легко поддающийся разнообразным изменениям, можно сопоставить по значению с темами рока в симфонических произведениях композитора. В ходе развития этот мотив подвергается ритмическому сжатию и расширению, изменяется его интервальный состав и ладовая окраска, но при всех этих трансформациях сохраняется составляющий главную его характеристику грозный «стучащий» ритм.
Пользуясь словами Чайковского, произнесенными в другой связи, можно сказать, что это «зерно», «безусловно главная мысль» всего произведения. Тема эта служит не столько индивидуальной характеристикой образа, сколько воплощением таинственного, неумолимо рокового начала, тяготеющего над судьбами центральных героев оперы - Германа и Лизы. Она вездесуща, вплетаясь и в оркестровую ткань, и в вокальные партии действующих лиц (например, ариозо Германа «Если когда-нибудь знали» из картины в спальне Графини). Порой она приобретает бредовый, фантастически искаженный облик как отражение засевшей в больном мозгу Германа неотвязной мысли о трех картах: в момент, когда ему является призрак мертвой Графини и называет их, от темы остается только три медленно нисходящих звука по целым тонам. Последовательность трех таких отрезков образует полный целотонный звукоряд, служивший в русской музыке начиная с Глинки средством изображения неживого, таинственного и ужасного. Особый колорит придает этой теме ее характерная тембровая окраска: как правило, она звучит в глуховатом низком регистре кларнета, бас-кларнета или фагота, и только в заключительной сцене, перед роковым проигрышем Германа, ее мрачно и грозно интонируют медные вместе со струнными басами как неотвратимый приговор судьбы.
С темой Графини тесно связана и другая важнейшая тема - трех карт. Сходство проявляется как в мотивной структуре, состоящей из трех звеньев по три звука в каждом, так и в непосредственной интонационной близости отдельных мелодических оборотов.
Еще до своего появления в балладе Томского тема трех карт в несколько измененном виде звучит в устах Германа («выходное» ариозо «Я имени ее не знаю»), с самого начала подчеркивая его обреченность.
В процессе дальнейшего развития тема принимает различную форму и звучит то трагически, то скорбно лирически, а отдельные ее обороты слышатся даже в речитативных репликах.
Третья, широко распевная лирическая тема любви с взволнованным секвенционным подъемом к мелодической вершине и плавно, волнообразно нисходящей второй половиной контрастна обеим предыдущим. Особенно широкое развитие получает она в завершающей вторую картину сцене Германа и Лизы, достигая восторженного, упоенно страстного звучания. В дальнейшем, по мере того как Германом все больше овладевает безумная мысль о трех картах, тема любви отступает на задний план, лишь изредка возникая в виде кратких обрывков и только в заключительной сцене смерти Германа, умирающего с именем Лизы на устах, вновь звучит ясно и незамутненно. Наступает момент катарсиса, очищения - страшные бредовые видения рассеиваются, и светлое чувство любви торжествует над всеми ужасами и кошмарами.
Высокая степень симфонической обобщенности совмещается в «Пиковой даме» с ярким и красочным сценическим действием, изобилующим резкими контрастами, сменами света и тени. Острейшие конфликтные ситуации чередуются с отвлекающими фоновыми эпизодами бытового характера, причем развитие идет в направлении все большей психологической концентрации и сгущения мрачных, зловещих тонов. Жанровые элементы сосредоточены преимущественно в трех первых картинах оперы. Своего рода заставкой к основному действию служит сцена гуляния в Летнем саду, детских игр и беспечной болтовни нянек, кормилиц и гувернанток, на фоне которых выделяется мрачная фигура Германа, всецело поглощенного думами о своей безнадежной любви. Идиллическая сценка развлечений светских барышень в начале второй картины помогает оттенить печальную задумчивость и скрытую душевную тревогу Лизы, которую не покидает мысль о таинственном незнакомце, а романс Полины, своим сумрачным колоритом контрастирующий пасторальному дуэту двух подруг, воспринимается как прямое предчувствие ожидающего героиню трагического конца (Как известно, по первоначальному замыслу этот романс должна была петь сама Лиза, и композитор передал его затем Полине из чисто практических театральных соображений, чтобы предоставить исполнительнице этой партии самостоятельный сольный номер.) .
Особенной декоративной пышностью отличается третья по счету картина бала, ряд эпизодов которой сознательно стилизован композитором в духе музыки XVIII века. Известно, что при сочинении интермедии «Искренность пастушки» и заключительного приветственного хора Чайковский прибегал к непосредственным заимствованиям из произведений композиторов того времени. В эту блестящую картину парадного торжества вносят контраст две короткие сцены Германа, преследуемого Суриным и Чекалинским, и его встречи с Лизой, где тревожно и смятенно звучат фрагменты тем трех карт и любви. Продвигая действие вперед, они непосредственно подготавливают центральную по своему драматическому значению картину в спальне Графини.
В этой замечательной в смысле драматической цельности и неуклонно возрастающей силы эмоционального напряжения сцене все линии действия завязываются в один тугой узел и главный герой лицом к лицу сталкивается со своей судьбой, олицетворенной в образе старой Графини. Чутко откликаясь на малейшие сдвиги всего происходящего на сцене, музыка развивается в то же время единым непрерывным потоком в тесном взаимодействии вокального и оркестрово-симфонического элементов. Если не считать песенки из оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце», вложенной композитором в уста засыпающей Графини (Много раз обращалось внимание на допущенный Чайковским в данном случае анахронизм: опера «Ричард Львиное Сердце» была написана в 1784 году, то есть приблизительно тогда же, когда происходит действие «Пиковой дамы» и потому не могла быть связана с воспоминаниями о молодости Графини. Но на общем фоне музыки оперы она воспринимается как что-то далекое, забытое и в этом смысле отвечает поставленной художественной задаче, что же касается исторической достоверности, то она, по-видимому, не очень заботила композитора.) , то в этой картине нет сколько-нибудь законченных сольных вокальных эпизодов. Гибко используя различные виды музыкальной декламации от однообразной речитации на одном звуке или кратких возбужденных выкриков до более напевных построений, приближающихся к ариозному пению, композитор очень тонко и выразительно передает душевные движения действующих лиц.
Драматически кульминационным моментом четвертой картины является трагически завершающийся «поединок» Германа и Графини (В этой сцене подлинный пушкинский текст был сохранен либреттистом почти без изменений, что с особым удовлетворением отмечал Чайковский. Л. В. Карагичева, высказывая ряд интересных наблюдений над соотношением слова и музыки в монологе Германа, констатирует, что «Чайковский перевел на язык музыки не только содержательный смысл, но и многие из структурно-выразительных средств пушкинского текста». Этот эпизод может служить одним из замечательнейших примеров чуткого претворения речевой интонации в вокальной мелодике Чайковского.) . Эту сцену нельзя назвать в настоящем смысле диалогом, поскольку один из ее участников не произносит ни одного слова - на все мольбы и угрозы Германа Графиня остается безмолвной, но за нее говорит оркестр. Гнев и возмущение старой аристократки сменяются оцепенением ужаса, а «булькающие» пассажи кларнета и фагота (к которым присоединяется затем флейта) с почти натуралистической образностью передают предсмертные содрогания бездыханного тела.
Лихорадочная возбужденность эмоциональной атмосферы сочетается в этой картине с большой внутренней законченностью формы, достигаемой как последовательной симфонической разработкой основных тем оперы, так и элементами тематической и тональной репризности. Развернутым предыктом служит большое пятидесяти-тактовое построение в начале картины с беспокойно взлетающими, а затем скорбно никнущими фразами засурдиненных скрипок на фоне глухо вибрирующего доминантового органного пункта у альтов. Длительно накапливаемая гармоническая неустойчивость передает испытываемые Германом чувства тревоги и невольного страха перед тем, что его ожидает. Доминантовая гармония не получает разрешения в пределах данного раздела, сменяясь рядом модулирующих ходов (си минор, ля минор, до-диез минор). Только в завершающем четвертую картину бурном стремительном Vivace появляется устойчиво звучащее тоническое трезвучие ее основной тональности фа-диез минор и снова слышится та же тревожная мелодическая фраза в соединении с темой трех карт, выражая отчаяние Германа и ужас Лизы перед случившимся.
Такой же симфонической цельностью и напряженностью развития отличается и следующая картина, проникнутая мрачной атмосферой безумного бреда и страшных, леденящих душу видений: ночь, казарма, Герман один на дежурстве. Ведущая роль принадлежит оркестру, партия Германа ограничивается отдельными репликами речитативного характера. Доносящееся издалека заупокойное пение церковного хора, звуки сигнальной воинской фанфары, «свистящие» пассажи высоких деревянных и струнных, передающие завывания ветра за окном, - все это сливается в одну зловещую картину, навевающую тревожные предчувствия. Ужас, охватывающий Германа, достигает апогея при появлении призрака мертвой Графини, сопровождаемого ее лейтмотивом, сначала глухо, затаенно, а затем все с большей силой звучащим в соединении с темой трех карт. В заключительном разделе этой картины взрыв панического ужаса сменяется внезапным оцепенением, и обезумевший Герман автоматически, точно загипнотизированный, повторяет на одном звуке слова Графини «Тройка, семерка, туз!», в то время как в оркестре так же ровно и бесстрастно звучит трансформированная тема трех карт с элементами увеличенного лада.
Вслед за этим действие быстро и неуклонно движется к катастрофической развязке. Некоторую задержку вызывает сцена у Зимней канавки, содержащая уязвимые моменты не только с драматургической, но и с музыкальной точки зрения (Не без оснований отмечалось разными авторами, что ария Лизы в этой картине не вполне соответствует стилистически общему мелодико-интонационному строю ее партии.) . Но она была нужна композитору для того, «чтобы зритель знал, что сталось с Лизой», судьба которой осталась бы без этого неясной. Поэтому он так упорно отстаивал эту картину вопреки возражениям Модеста Ильича и Лароша.
После трех сумрачных по колориту «ночных» картин последняя, седьмая происходит при ярком освещении, источником которого является, однако, не дневное солнце, а беспокойное мерцание свечей игорного дома. Хор игроков «Будем петь и веселиться», перебиваемый краткими отрывистыми репликами участников игры, затем бесшабашная «игрецкая» песня «Так в ненастные дни собирались они» нагнетают атмосферу угарного азарта, в которой протекает последняя отчаянная игра Германа, оканчивающаяся проигрышем и самоубийством. Возникающая в оркестре тема Графини достигает здесь мощного грозного звучания: только со смертью Германа страшное наваждение исчезает и опера оканчивается тихо и нежно звучащей в оркестре темой любви.
Великое творение Чайковского стало новым словом не только в творчестве самого композитора, но и в развитии всей русской оперы прошлого столетия. Никому из русских композиторов, кроме Мусоргского, не удавалось достигнуть такой неотразимой силы драматического воздействия и глубины проникновения в самые потаенные уголки человеческой души, раскрыть сложный мир подсознательного, безотчетно движущего нашими действиями и поступками. Не случайно эта опера вызвала такой обостренный интерес у ряда представителей новых молодых художественных течений, возникающих на рубеже XIX и XX веков. Двадцатилетним Александром Бенуа после премьеры «Пиковой дамы» овладел, как он вспоминал позже, «какой-то угар восторга». «Несомненно, - писал он, - что сам автор знал, что ему удалось создать нечто прекрасное и единственное, нечто, в чем выразилась вся его душа, все его мировоззрение <...> Он был вправе ожидать, что русские люди скажут ему за это спасибо <...> Что же касается меня, то в мой восторг от „Пиковой дамы“ входило именно такое чувство благодарности . Через эти звуки мне действительно как-то приоткрылось многое из того таинственного, что я видел вокруг себя». Известно, что «Пиковой дамой» интересовались А. А. Блок, М. А. Кузмин и другие поэты начала XX века. Воздействие этой оперы Чайковского на развитие русского искусства было сильным и глубоким, в ряде литературных и живописных (в меньшей степени музыкальных) произведений непосредственно отразились впечатления от знакомства с нею. И до сих пор «Пиковая дама» остается одной из непревзойденных вершин классического оперного наследия.
Ю. Келдыш
Дискография: CD - Dante. Дир. Самосуд, Герман (Ханаев), Лиза (Держинская), Графиня (Петрова), Томский (Батурин), Елецкий (Селиванов), Полина (Обухова) - Philips. Дир. Гергиев, Герман (Григорян), Лиза (Гулегина), Графиня (Архипова), Томский (Путилин), Елецкий (Чернов), Полина (Бородина) - RCA Victor. Дир. Озава, Герман (Атлантов), Лиза (Френи), Графиня (Форрестер), Томский (Лейферкус), Елецкий (Хворостовский), Полина (Кэтрин Чесински).
