Г.П Семенова
А.И. Солженицын принадлежит к тому нередкому в отечественной литературе типу писателей, для кого Слово равно Делу, Нравственность состоит в Правде, а политика - вовсе и не политика, а «сама жизнь». По мнению некоторых критиков, это-то и уничтожает «мистическую сущность искусства», порождая перекос на политическое плечо в ущерб художественному. В лучшем случае такие критики говорят: «При однозначном восхищении Солженицыным-человеком я, к сожалению, невысоко ставлю Солженицына-художника». Впрочем, есть и другие, что «невысоко ставят» его и как мыслителя, как знатока российской истории и современной жизни и даже как знатока русского языка. Это не значит, будто на отношении к этому писателю подтверждается известное русское правило: в отечестве пророка нет. Как раз именно он и выдвигается многими на такую роль, причём, кое-кто считает, что время для критики А. Солженицына не наступило и, возможно, не наступит. Вот так, по-русски, не знает сердце середины: или-или...
Известно, что одна из постоянных тревог писателя - о том, почему люди часто не понимают друг друга, почему не каждое слово - художественное или публицистическое - доходит до сознания и сердца, почему иные слова уходят, не оставив следа. Отчасти он сам ответил на этот вопрос, сказав в «Нобелевской речи» (1970), что правдивое слово не должно быть безликим, «без вкуса, без цвета, без запаха», ему пристало соответствовать национальному духу, этой праоснове языка.
В поиске и отборе таких слов, в изменении словообразовательных элементов у наиболее «затёртых» из них - одна из немаловажных составляющих его творчества, его поэтики. Размышляя, к примеру, о тех, кто «самозабвенно или опрометчиво» называет себя интеллигенцией, по существу ею не являясь, он предлагает называть их «образованщиной», что, с его точки зрения, «в духе русского языка и верно по смыслу» («Образованщина»). Употребительный вариант «интеллигентщина» был отвергнут, вероятно, потому, что смысл исходного понятия «интеллигентность» шире, чем смысл, заключённый в понятии «образованность», и, значит, существительное «интеллигентщина» не выразило бы того, что хотел сказать автор.
При установке на гармоничное, адекватное языковое оформление всякого содержания А. Солженицын порой использует разный шрифт, чтобы выделить наиболее значимые, ключевые понятия и термины, связанные с темой, специфические слова и выражения, комментируя и объясняя их или в специальных примечаниях или непосредственно в тексте. «Ах, доброе русское слово - острог \ - читаем в его книге «Архипелаг Гулаг» (часть 1, глава 12), - и крепкое-то какое! и сколочено как! В нём, кажется, - сама крепость этих стен, из которых не вырвешься. И всё тут стянуто в этих шести звуках - и строгость, и острога, и острота (ежовая острота, когда иглами в морду, когда мёрзлой роже метель в глаза, острота затёсанных кольев предзонника и опять же проволоки колючей острота), и осторожность (арестантская) где-то рядышком тут прилегает, - а рог? Да рог прямо торчит, выпирает! прямо в нас и наставлен». Оценив слово как «доброе», писатель имеет в виду то, что оно добротно, хорошо, удачно сделано.
А вот то, что язык наш называет «добром» предметы быта, одежду, домашнюю утварь, ему представляется странным (см. «Матрёнин двор»). Странно, однако, другое - что при столь внимательном отношении к слову писатель в данном случае не почувствовал едва ли не на поверхности лежащей предопределённости этого просторечного словоупотребления народными этическими ценностями, бережным отношением к тому необходимому, что служит человеку в его повседневной жизни и что наживается не вдруг и не лёгким трудом. Чтобы выразить ироническое отношение к накопительству, скопидомству, повышенному интересу к вещам, народ пользуется другими словами - такими, как «тряпки», «барахло». Может быть, в этом случае писатель и сам оказался в каком-то смысле во власти тех «штампов принудительного мышления», которые, по его наблюдениям, так мешают людям понять друг друга, и захотел быть «нравственнее» веками складывавшихся и утверждавшихся элементов народной этики.
А вот темпераментная характеристика слова «массовизация» и обозначаемого им процесса как «мерзкого» таких сомнений не вызывает, хотя можно было бы сказать, что и здесь форма и содержание удивительным образом совпали: каков процесс, таково и слово, казённое, внеэстетичное, наскоро слепленное по канонам революционного новояза. Но А. Солженицын прав в том, что долгие годы такой массовизации из многих голов «выбили... всё индивидуальное и всё фольклорное, натолкали штампованного, растоптали и замусорили русский язык», наводнили его выспренними идеологизированными клише, проникшими в речь даже наиболее образованных и думающих представителей общества, вынужденно или привычно использовавших этот «подручный, невыразительный политический язык» («Образованщина»).
Феномен солженицынского «Одного дня из жизни Ивана Денисовича» - в нерасторжимости правдивого содержания и правдивого языка, которые в начале шестидесятых годов шли «вперерез» привычным политическим догмам, расхожим эстетическим штампам и моральным табу: никому не известный автор ошеломившего современников произведения выбрал для себя свободу «в устроении... собственного языка и духовного мира» (Вопросы литературы. 1991. № 4. С. 16). Тогда для многих стали событием не только герой и тема рассказа, но и язык, которым он был написан: в него «окунались с головой, дочитывали фразу - и нередко возвращались к её началу. Это был тот самый великий и могучий, и притом свободный, язык, с детства внятный, а позже всё более и более вытесняемый речезаменителями учебников, газет, докладов» (Новый мир. 1990. № 4. С. 243). Тогда А. Солженицын «не просто сказал правду, он создал язык, в котором нуждалось время - и произошла переориентация всей литературы, воспользовавшейся этим языком» (Новый мир. 1990. № 1. С. 243). Этот язык был ориентирован на стихию той устной речи, которую писатель слышал в «гуще народной», где, по его наблюдениям, ещё сохранилось «невыжженное, невытоптанное» массовизацией («Образованщина»).
Как известно, на основе аналитической проработки существующих словарей русского языка, а также лучших образцов отечественной литературы и всего слышанного «в разных местах... из коренной струи языка» А. Солженицын составил «Русский словарь языкового расширения», цель которого видел в том, чтобы послужить отечественной культуре, «восполнить иссушительное обеднение русского языка и всеобщее падение чутья к нему» («Объяснения» к «Русскому словарю...»).
Конечно, суть этой работы не в том, как это представляется некоторым лингвистам, чтобы попытаться вернуть современников к прошлому языковому сознанию. Не о замене иностранного слова «калоши» на русское «мокроступы», как предлагали задолго до него ревнители чистоты русского языка, идёт у него речь. И не о замене широкоупотребительной лексики забытыми или почти забытыми словами, собранными им: «зрятина» вместо «напраслины», «смехословие» вместо «иронизирования», «тщесловие» вместо «суесловия», «женобесие» вместо «женолюбия», «школить» вместо «воспитывать» или, может быть, «ругать», «звёздохват» вместо «хватающий звёзды с неба», «авосьничать» вместо «делать что-нибудь на авось» и т.д. Собранные слова предлагаются им лишь в качестве возможных синонимов к распространённым на том основании, что содержат дополнительные смысловые или экспрессивные оттенки. Подобно тому как исторически и философски творчество А. Солженицына нацелено на восстановление не вообще прежних порядков, а именно «дееспособных норм прежней российской жизни» (Вопросы литературы. 1991. № 1. С. 193), так и с лингвоэстетической точки зрения его словарь и писательский труд движимы стремлением вернуть в речевой обиход соотечественников, в русскую литературу из запасников языка «ещё вполне гибкие, таящие в себе богатое движение слова», которые могут найти применение, обогатить современную речь, выразить содержание, может быть, в должной мере невыразимое известными языковыми средствами.
Показательно, что сам А. Солженицын смог, как он считает, «вполне уместно» использовать в собственных произведениях лишь пятьсот лексических единиц из своего Словаря. Такой же осторожности в словоупотреблении он ждёт и от собратьев по перу, не приемля «языковых разухабств», когда литератор стремится «не в лад, не в уровень к предмету рассмотрения, не к задуманной высоте открытий напихать в текст грубых выражений, не слыша фальши собственного голоса» («...Колеблет твой треножник»). Несомненный образец такой безвкусицы для А. Солженицына - лагерный жаргон в эссе А. Терца (А. Синявского) «Прогулки с Пушкиным»: «насобачившийся хилять в рифму» и т.п. Со свойственной ему категоричностью он обвиняет уже не только этого автора, а отечественную эмиграцию вообще в стремлении «развалить именно то, что в русской литературе было высоко и чисто». «Распущенная и больная своей распущенностью, до ломки граней достойности, с удушающими порциями кривляний, она, - пишет А. Солженицын, - силится представить всеиронию, игру в вольность самодостаточным Новым Словом, - часто скрывая за ними бесплодие, вспышки несущественности, переигрывание пустоты» (Там же). Разумеется, это не может быть отнесено ко всей русскоязычной эмигрантской литературе, которая в лучших своих образцах немало сделала и для славы российской словесности, и для сохранения русского языка. И «Прогулки с Пушкиным» тоже никак не исчерпываются оценкой А. Солженицына. Но неистовство - в русском духе.
Не это ли неистовство порой мешает и самому А. Солженицыну в его работе над словом? И не проигрывают ли в таком случае его собственные тексты от того, что после первых публикаций на родине профессионально их, видимо, никто уже не редактировал, а в отечественных изданиях последних лет неприкасаемой оказалась даже его орфография: «девчёнка» («Раковый корпус»), «мьюзикал» («Нобелевская речь»), «мятель» («Архипелаг Гулаг»), «семячки» («Бодался телёнок с дубом») и др.? «Один день Ивана Денисовича», может быть, лучшее художественное произведение А. Солженицына, только выиграло от того, что, не уступив в главном - в подлинности характера и языка, - автор согласился «реже употреблять к конвойным слово «попки»... пореже - «гад» и «гады» о начальстве; сначала этих слов в тексте было «густовато»«, - признаётся он в «Очерках литературной жизни». Вот так же густовато бывает на некоторых страницах других его произведений от нарочитых языковых исканий, заставляющих читателя, как сказал бы сам Александр Исаевич, то и дело «упинаться», отвлекаясь от содержания, теряя остроту восприятия.
Возможно, к числу подобных неудач следует отнести такие словоупотребления писателя, как «обиходчивый Макс» («В круге первом»), что в контексте означает «обходительный», но по форме тяготеет к значению причастия «обихаживающий»; в выражении «нагуживает в душу нам» («Нобелевская речь») глагол смущает той же нечеткостью смысловой ориентации - «гужевой», «гадить»?.. Интересен, свеж, ритмически и даже по смыслу оправдан последний глагол в предложении об острогах: «... стало это всё опять подниматься, сужаться, строжеть, крожеть» («Архипелаг Гулаг»), напоминающем знаменитые цветаевские словесные эскапады, но взятый отдельно, без контекста, этот же глагол становится совершенно непонятным («раж», «рожа»?..). Вызывают сомнение и некоторые словообразования вроде «травы вокруг сочают после дождя» («Дыхание»), хотя ни один из «правильных» оборотов (источают аромат, распространяют запах, сочатся влагой и т.д.) - а писателю, к тому же, нужно только одно слово - не передал бы всей информации, обеднил прекрасную и живую картину, ибо травы после |дождя в самом деле не только пахнут свежестью, но ещё и, напоенные влагой, полнятся ею, дышат, роняют избыток, испаряют вовне, дымятся... Впрочем, при такой страстной увлечённости языкотворчеством и при таком абсолютном неприятии «расхожего языка», «расхожих понятий», издержки и передержки - воспользуемся его словом - «необминуемы»; к тому же их в произведениях А. Солженицына всё-таки куда меньше, чем находок.
Выпалывая из своих текстов приевшиеся формы, писатель не только борется со штампами, но часто уточняет или утяжеляет смысл, делает слово более значимым и содержательно, и эмоционально. При этом используемые им приёмы весьма разнообразны. Так, разговорные, просторечные слова продуктивно работают в языке не только героев, но и самого А. Солженицына. В одних случаях они употребляются, чтобы разнообразить, оживить речь, избавить её от повторений, как, например, глагол «пособить» наряду с нейтральным «помочь» в «Нобелевской речи»; в других - фонетико-грамматические просторечия, включённые в авторскую речь, становятся средством дополнительной характеристики персонажей, как «выпимши» и «для прилики» в «Пасхальном крестном ходе»; в третьих - просторечие, например, «роженые» должно нейтрализовать неуместное в контексте названного рассказа высокое звучание слова «рождённые». Попробуем в этом же рассказе вернуть на место «законный» глагол «обступили» или «окружили», и тотчас исчезнет эффект слова-находки, и упростится, обеднится смысл: «Девки в брюках со свечками и парни с папиросами в зубах, в кепках и в расстёгнутых плащах... плотно обстали и смотрят зрелище, какого за деньги нигде не увидишь». Этим целям служит и глагол «одерзел», употреблённый вместо «осмелел» («Бодался телёнок...»). При этом А. Солженицын по обыкновению строго следит за уместностью употребляемых слов: девчонки в брюках «перетявкиваются» в церкви со старухами («Пасхальный крестный ход»), а вот врач Гангарт и медсестра Зоя в присутствии неравнодушного к обеим Костоглотова - «перерекнулись». Оба глагола несут на себе печать авторского отношения к героям, авторской оценки - в этом ещё один немаловажный смысл производимых писателем замен.
Чтобы разъять привычный штамп, писатель то вместо нейтральных слов использует сниженные, скажем, «ухватки», а не «способы» или «приёмы» («Пасхальный крестный ход»); то вводит неожиданные, неизбитые определения, вроде «смутьянского Ленинграда» («В круге первом»), «раскалённого часа» («Нобелевская речь»); то соединяет слова, не очень подходящие с точки зрения нормативного употребления: «вперерез марксизму» («На возврате дыхания и сознания»), «бойкий оценщик» - о литераторе-критике («...Колеблет твой треножник»), «зудело ли... оптимистам» (Там же); то в сложном слове заменяет одну из частей или меняет их местами - «немоглухой» («Матрёнин двор»), «средолетний старик» («Раковый корпус»), «печалославная советская «Литературная энциклопедия»« («...Колеблет твой треножник»), «хвалословили тирана» («В круге первом»), «политические мимобежные нужды» («Нобелевская речь»), «простогубые» («Пасхальный крестный ход») и т.д.
Иногда, заменив в слове корень, А. Солженицын достигает иронического эффекта, шаржирует называемый предмет или лицо, например, когда называет автора упоминавшегося выше эссе о Пушкине «язвеистом», а «трибунальцев» - «истолюбивыми» («Архипелаг Гулаг»). В других случаях этот же приём используется для противоположных целей - чтобы явление «облагородить»; сказать о любимом герое, что он «окрысился», конечно же, язык не повернётся даже и у А. Солженицына, хотя суть всё же в том, что «оклычился» действительно ближе к характеру и состоянию Костоглотова; «окрыситься» в соответствии с концепцией романа мог бы, пожалуй, Русанов («Раковый корпус»). Наконец, замена привычного корня или образование нового слова по аналогии с той или другой группой слов путём подстановки корня, нужного по смыслу, даёт писателю замечательную возможность экономно и ёмко выразить необходимую полноту содержания. Так, в выражении «повальное... выголаживание страны» («Архипелаг Гулаг») первое слово, образованное от исходного «голод» по типу существительных «выхолаживание», «вымораживание», «выстуживание» и др. подчёркивает масштабность и преднамеренность бедствия; безличное «разотмилось» (Там же), произведённое от существительного «тьма» по образцу глагола «распогодилось», должно уточнить, какая именно перемена произошла в природе; в предложении «Искусство растепляет даже захоложенную затемнённую душу» («Нобелевская речь») глагол, построенный по известному образцу, удачнее другого говорит о постепенности процесса.
Другой часто используемый А. Солженицыным приём обновления употребительной лексики заключается в замене приставок и суффиксов при сохранении корней, что порой, как в следующем тексте, сопровождается переводом привычного слова в другую часть речи: «Что ж обещателъней, чем лозунги комбеда? что ж угрозней, чем пулемёты ЧОНа...!» («Архипелаг Гулаг»). Но чаще подобные эксперименты касаются только приставок, которые или сокращаются или отбрасываются целиком: «...нудила меня к какому-то прорыву» («Бодался телёнок...»), «в запрошлом году» («Раковый корпус»), «мир тусторонний» «В круге первом»); или, наоборот, добавляются там, где вы их не ждёте: «обминул меня Бог творческими кризисами» («Бодался телёнок...»), / «необминуемый магический кристалл» («...Колеблет твой треножник»); \ Или меняются на другие, чтобы выразить оттенок, не содержащийся в « нейтральном варианте, либо «освежить» последний: так, основные линии, которые «уже промечаются» («Архипелаг Гулаг») - не те, что только ещё намечаются или планируются, но те, что уже проступают и становятся видны. Там, где многие сказали бы «нахлынуло», автор романа «В круге первом» пишет: «пятерых из них охлынуло горько-сладкое ощущение родины». Выбранное слово вернее и удачнее для данного контекста, ибо глагол с приставкой «на-» часто означает действие, направленное на одну сторону предмета, тогда как действия, обозначенные глаголами «омыло», «овеяло», «обволокло» и т.п., распространяются на весь предмет со всех сторон. Точно так же «изгасшие глаза» больше, чем угасшие или погасшие, скажут читателю о длительности перенесённых человеком «искорчинах болей» («Раковый корпус»).
Пожалуй, особенно много и, по большей части, продуктивно на смысловое «утяжеление» текста у А. Солженицына работает приставка «из-»: «издавнее всех старожилов» («Раковый корпус»), «написал изнехотя воспоминания» («Архипелаг Гулаг») и т.д. При этом художественная логика писателя часто оказывается убедительней грамматических или стилистических правил, апелляций к частотности употребления тех или других форм. Глагол «излюбить», воспринимаемый читателями в значении, которое он имеет, например, в стихотворении Сергея Есенина «Излюбили тебя, измызгали...», в миниатюре А. Солженицына «Озеро Сегден» приобретает совсем иной смысл: «...это местечко на земле излюбишь ты на весь свой век». Писатель как будто и не помнит того, есенинского, толкования и, не удовлетворившись привычным «полюбишь», за счёт изменения приставки нагружает слово дополнительным содержанием, идущим от форм «излюбленный», «излюблен», то есть «любимый», «любим» - из всех больше всего. Такова и логика употребления этого глагола в «Раковом корпусе»: «он излюбил и избрал простенок».
Не менее разнообразна и поучительна работа А. Солженицына с суффиксами, из которых он по обыкновению отбирает неизбитые и, кроме того, более экономные: «усовершился по коневодству» («Архипелаг Гулаг»), «кое-что и усовершил» («В круге первом»), «обнадёжные предвидения раздумчивых голов» («Пасхальный крестный ход»), «всклочила... волосы» («Раковый корпус») и т.д. Как правило, это помогает уйти от книжного или канцелярского слога к разговорному, иногда - сказово-былинному; такой эффект возникает, например, при замене существительного «воззвание» на «воззыв» («На возврате дыхания и сознания»), «восклицания» на «всклик» («Бодался телёнок...»). Думается, что употребление слов, созданных путём замены или сокращения тех или иных словообразовательных элементов - как корней, так и аффиксов - способствует приумножению лексических богатств современного русского языка и в некоторых случаях его омоложению.
Солженицынские тексты убеждают, что в языке уже есть всё: у глагола, воспринимаемого как одновидовой, оказывается, возможна пара, хотя бы и просторечная; сказав «стали «революционные идеалисты» очунаться» («...Колеблет твой треножник»), писатель употребил форму, вобравшую в себя содержательные оттенки и от одновидового «очнуться», и от парного просторечного «очухиваться - очухаться». То же произведение напоминает, что у глагола совершенного вида «приютить» в запасниках языка есть видовая, сегодня неупотребляемая пара - «приючать». Не останавливается писатель и перед использованием редких в прозе - в поэзии было - деепричастных авторских образований типа «плача или стоня» («Раковый корпус»). Убедительно, сообщая дополнительный экспрессивный оттенок, не содержащийся в нейтральных словах, работают в его текстах просторечные страдательные причастия: «Было угрожено, что его же и расстреляют» («В круге первом»), «успето и о Достоевском» («...Колеблет твой треножник»). При этом удивительной особенностью языка А. Солженицына является то, что вводимые им просторечия порой теряют в его произведениях сниженную окраску и воспринимаются едва ли не как литературные благодаря точному выбору слова для каждой конкретной ситуации.
Конечно, народность и «русскость» языка А. Солженицына - не только в том, что его герои говорят на живом наречии, подслушанном «в гуще народной», но и в том, что в своей языкотворческой работе он учитывает опыт разных пластов отечественной культуры - фольклора, реалистической прозы, поэзии «серебряного века» и, может быть, особенно - Марины Цветаевой и Владимира Маяковского. У Цветаевой тоже не «влюбляются», а «влюбливаются», не «впадают», а «впадывают в: память»; вместо «думайте» у неё - «думьте», вместо «нанизывай» - «нижи» и т.д. (см.: Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989); и, наконец, в её стихах и поэмах тоже «сполошный колокол гремит...», как и у Маяковского с его «мечусь, оря», «приходится раздвоиться» («Прозаседавшиеся»), «еле расстались, развиделись еле», «приди, разотзовись на стих» («Люблю») и т.д. Иногда солженицынский синтаксис заставляет вспоминать резко своеобразный стиль Андрея Платонова. Вот примеры откровенных реминисценций: «должен домучиться ещё двадцать лет ради общего порядка в человечестве», «мысль не дошла до ясности» («В круге первом») и др.
По-видимому, одна из главных причин возвращения А. Солженицына на родину состоит в его намерении лично и «вблизи» участвовать в «обустройстве России». Ещё в семидесятые годы во время эмиграции он предупреждал об опасности, подстерегающей писателей, которые берут на себя роль обвинителей своего отечества и народа и, отрешившись от чувства совиновности, требуют покаяния лишь от других: «Эта их чужеродность, - считал он, - наказывает их и в языке, вовсе не русском, но в традиции поспешно-переводной западной философии» («Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни»). У писателя же, который не отгораживается от народной боли, по его мнению, гораздо больше возможностей стать «выразителем национального языка - главной скрепы нации, и самой земли, занимаемой народом, а в счастливом случае и национальной души» («Нобелевская речь»).
С А.И. Солженицыным можно и нужно спорить, но сначала - услышать и понять. И - да будет Слово Делом...
Ключевые слова: Александр Солженицын, критика на творчество Александра Солженицына, критика на произведения А. Солженицына, анализ произведений Александра Солженицына, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 в.
Александр Исаевич Солженицын, лауреат Нобелевской премии, прожил сложную жизнь, полную испытаний. За нелицеприятные высказывания в адрес Сталина, он был отправлен в лагерь для осужденных.
Это поспособствовало раскрытию его литературных способностей, в своих знаменитых на весь мир произведениях "Один день из жизни Ивана Денисовича" и "В кругу первом" Солженицын описывал быт и нравы тех, кто оказался в ссылках, и мучения, которые пришлось пережить тем, чья деятельность не устраивала власть.
В 1975 году Александр Исаевич издал сочинение своих собственных воспоминаний, которое называлось "Бодался теленок с дубом".
Выделить главное направление деятельности этого гениального человека сложно, ведь он признанный писатель, влиятельный общественный деятель и талантливый публицист. Но то, сколько сумел Солженицын сделать за всю свою жизнь говорит о том, что он намного больше, чем эти три роли.
О Солженицыне всегда говорили, как об отдельном явлении, которое совместило в себя тенденции определенной исторической эпохи. Жизнеописание самого писателя говорит о том, что его судьба - это судьба многих людей, которым пришлось пережить сталинские репрессии.
Этому человеку пришлось пережить многое - арест, ссылку, восемь лет заключения, тяжелую болезнь и жестокую войну. И каждое испытание Александр Исаевич прошел с честью, его не уничтожила жестокость и несправедливость мира, именно это и подтолкнуло его к на написанию многих произведений о лагерях.
Жизнь Солженицына была полна противоречивых событий - он прошел Великую Отечественную Войну, но был арестован и выслан, как изменник; он пережил невыносимое заточение и реабилитировался; в годы "оттепели" стал известным, а в годы "застоя" исчез; пережил рак и исцелился; стал лауреатом Нобелевской премии и был выслан из России....
Эти события в его жизни говорят о том, насколько значимой и влиятельной личностью был Солженицын для России. Его литература посвящена правде - глубокой, ничего и никого не очерняющей и не обеляющей, цель его литературной деятельности всегда была в том, чтобы одни могли говорить правду, а другие смогли наконец-то ее услышать.
Благодаря его произведениям, молодые люди имеют возможность досконально понять ту атмосферу безволия и отчаяния, которая царила в России. Целью Солженицына было создать не самого себя, как писателя, а донести самым эффективным образом до людей истину.
Воспоминания писателя, которые раскрыты в книге "Бодался теленок с дубом", посвящены реальному взгляду на те вещи в биографии Солженицына, которые были хорошо известны общественности. В книге подробным образом описана ситуация с Нобелевской премией.
Тогда писатель боялся выехать из СССР, так как мог потерять гражданство, а если бы так случилось - он не смог бы продолжать бороться на Родине за справедливость и торжество правды. Из-за этого получение премии отложилось, а положение Солженицына в России лишь ухудшилось... Но несмотря ни на что, этот смелый и талантливый человек продолжал бороться за собственные убеждения и не боялся травли и ограничений со стороны власти.
Введение
1. Биография
Александра Исаевича Солженицына.
2. Жанровое
своеобразие публицистики.
3. «Русский
вопрос» в творчестве Солженицына.
Заключение
Список
использованной литературы
МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ КАЛУЖСКИЙ ФИЛИАЛ
Курсовая
работа по дисциплине:
« История отечественной
журналистики»
на
тему: «Русский вопрос»
в творчестве А.И. Солженицына
Выполнила:
студентка 4 курса
группы ЖДС-07
факультета журналистики,
связей с общественностью
и
международных отношений
Шклярова И.А.
Научный руководитель:
Шахназарова А.А.
Калуга
2011
1. Биография Александра Исаевича Солженицына.
Русский
прозаик, драматург и поэт Александр
Исаевич Солженицын родился в
Кисловодске, на Северном Кавказе. Хотя
родители Солженицына были выходцами
из крестьян, они получили неплохое образование.
Когда началась первая мировая война,
его отец, Исай Солженицын, ушел из Московского
университета добровольцем на фронт, трижды
награждался за храбрость и погиб на охоте
за полгода до рождения сына. Чтобы прокормить
себя и Александра, мать Солженицына, Таисья
Захаровна (урожденная Щербак), после смерти
мужа пошла работать машинисткой, а когда
мальчику исполнилось шесть лет, переехала
с сыном в Ростов-на-Дону. Детские годы
Солженицына совпали с установлением
и упрочением советской власти. В год его
рождения в России началась кровопролитная
гражданская война, завершившаяся победой
большевиков под руководством Ленина.
Успешно
закончив школу, Солженицын в 1938 г. поступает
в Ростовский университет, где, несмотря
на интерес к литературе, занимается физикой
и математикой, чтобы в дальнейшем обеспечить
себя постоянным заработком. В 1940 г. он
женится на своей сокурснице Наталье Решетовской,
а в 1941 г., получив диплом математика, заканчивает
также заочное отделение Института философии,
литературы и истории в Москве.
После
окончания университета Александр
Исаевич работал учителем математики
в ростовской средней школе. В 1941 г., когда
началась война с фашистской Германией,
он был мобилизован и служил в артиллерии.
В феврале 1945 г. Солженицын был внезапно
арестован, лишен звания капитана и отправлен
в Москву, в следственную тюрьму на Лубянку.
Трибунал из трех человек приговорил его
к 8 годам заключения с последующей ссылкой
в Сибирь за антисоветскую агитацию и
пропаганду: в руки НКВД попали письма
Солженицына к другу с нападками на Сталина,
а также наброски и черновики рассказов,
найденные при обыске в его офицерском
планшете.
В
течение года писатель находился в
московской тюрьме, а затем был переведен
в Марфино, в специализированную тюрьму
под Москвой, где математики, физики, ученые
других специальностей вели секретные
научные исследования. Много позже Солженицын
скажет, что диплом математика, по существу,
спас жизнь, поскольку режим в марфинской
тюрьме был не в пример мягче, чем в других
советских тюрьмах и лагерях.
Из
специализированной тюрьмы в Марфино
его переводится в Казахстан, в лагерь
для политических заключенных, где у будущего
писателя обнаружили рак желудка и считали
обреченным. Однако, освободившись 5 марта
1953 г. (день смерти Сталина), Солженицын
проходит успешную лучевую терапию в ташкентском
госпитале и выздоравливает. До 1956 г. он
живет в ссылке в различных районах Сибири,
преподает в школах, а в июне 1957 г., после
реабилитации, поселяется в Рязани, где
также работает учителем математики в
средней школе. Его жена, которая, пока
писатель находился в заключении, вышла
замуж, добилась развода и вернулась к
нему. В 1956 г. советский лидер H. C. Хрущев
начал кампанию десталинизации, борьбы
с «культом личности» Сталина, который,
по самым скромным подсчетам, с начала
30-х гг. уничтожил и репрессировал более
10 млн. советских людей. Хрущев лично санкционировал
публикацию повести Солженицына «Один
день Ивана Денисовича», увидевшей свет
в 1962 г. в журнале «Новый мир». Написанная
в реалистическом ключе, живым, доступным
языком первая книга писателя рассказывает
об одном лагерном дне главного героя,
заключенного Ивана Денисовича Шухова,
от имени которого ведется повествование.
Повесть была восторженно принята критикой,
сравнившей «Один день» с «Записками из
Мертвого дома» Достоевского.
Годом
позже Александр Исаевич опубликовал
в «Новом мире» несколько рассказов, в
т.ч. «Случай на станции Кречетовка», «Матренин
двор» и «Для пользы дела». Писатель был
даже выдвинут на Ленинскую премию по
литературе за 1964 г., однако награды не
получил, а после освобождения H. С. Хрущева
с занимаемых постов перестал печататься.
Последним опубликованным в СССР произведением
Солженицына стал рассказ «Захар-Калита»
(1966).
После
того как он в 1967 г. направил Съезду
писателей открытое письмо, в котором
призвал покончить с цензурой и рассказал
о том, что КГБ конфисковал его рукописи,
писатель подвергся преследованиям и
газетной травле, его произведения были
запрещены. Тем не менее романы «В круге
первом» (1968) и «Раковый корпус» (1968...1969)
попадают на Запад и выходят там без согласия
автора, что только усугубляет и без того
тяжелое положение Солженицына на родине.
Писатель отказался нести ответственность
за публикацию своих произведений за границей
и заявил, что власти способствовали вывозу
рукописей из страны, чтобы был предлог
для его ареста.
«В
круге первом» (в заглавии содержится
аллюзия на первый круг дантова ада)
– роман по преимуществу сатирический,
действие которого происходит в специализированном
институте-тюрьме Маврино, аналоге
того, где в конце 40-х гг. содержался
Солженицын. Многие западные критики высоко
оценили роман за широкую панораму и глубокий,
непредвзятый анализ сталинской действительности.
Второй роман писателя, «Раковый корпус»,
также носит автобиографический характер:
герой романа, Русанов, как в свое время
и сам автор, лечится от рака в среднеазиатской
провинциальной больнице. Хотя в «Раковом
корпусе» заметны и политические акценты,
главная тема романа – борьба человека
со смертью: писатель проводит мысль о
том, что жертвы смертельной болезни парадоксальным
образом добиваются свободы, которой лишены
здоровые люди.
В
1970 г. Солженицын был удостоен Нобелевской
премии по литературе «за нравственную
силу, почерпнутую в традиции великой
русской литературы». 1 Узнав о присуждении
ему премии, писатель немедленно заявил,
что намерен получить награду «лично,
в установленный день». Однако, как и 12
лет назад, когда Нобелевской премии был
удостоен другой русский писатель, Борис
Пастернак, советское правительство сочло
решение Нобелевского комитета «политически
враждебным», и Солженицын, боясь, что
после своей поездки он не сможет вернуться
на родину, с благодарностью принял высокую
награду, однако на церемонии награждения
не присутствовал. В речи член Шведской
академии Карл Рагнар Гиров отметил, что
произведения Солженицына свидетельствуют
о «несокрушимом достоинстве человека».
Памятуя о преследовании писателя на родине,
Гиров также сказал: «Где бы, по какой бы
причине человеческому достоинству ни
угрожали, творчество Солженицына, является
не только обвинением гонителей свободы,
но и предупреждением: подобными действиями
они наносят урон прежде всего самим себе».
В Нобелевской лекции Александра Исаевича,
опубликованной в 1972 г., содержится излюбленная
мысль писателя о том, что художник – это
последний хранитель истины. Нобелевская
лекция Солженицына заканчивается словами:
«Одно слово правды весь мир перетянет».
Через
год после получения Нобелевской
премии писатель разрешает публикацию
своих произведений за рубежом, и в 1972
г. в лондонском издательстве на английском
языке выходит «Август четырнадцатого»
– первая книга многотомной эпопеи о русской
революции, которую часто сравнивают с
«Войной и миром» Толстого. В «Августе
четырнадцатого», по мнению американской
исследовательницы Патриции Блейк, «блестяще
показано воздействие войны на жизнь отдельных
людей, на всю нацию в целом». В 1973 г. после
допроса машинистки
КГБ
конфисковал рукопись главного произведения
Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ, 1918...1956:
Опыт художественного исследования».
Работая по памяти, а также используя собственные
записи, которые он вел в лагерях и в ссылке,
писатель задался целью воссоздать официально
не существующую советскую историю, почтить
память миллионов советских заключенных,
«растертых в лагерную пыль». Под «Архипелагом
ГУЛАГ» подразумеваются тюрьмы, исправительно-трудовые
лагеря, поселения для ссыльных, разбросанные
по всей территории СССР. В своей книге
писатель пользуется воспоминаниями,
устными и письменными свидетельствами
более 200 заключенных, с которыми он встречался
в местах лишения свободы.
Вскоре
после конфискации рукописи Солженицын
связался со своим издателем в Париже
и распорядился сдать в набор вывезенный
туда экземпляр «Архипелага», который
увидел свет в декабре 1973 г., а 12 февраля
1974 г. писатель был арестован, обвинен
в государственной измене, лишен советского
гражданства и депортирован в ФРГ. Его
второй жене, Наталии Светловой, на которой
Солженицын женился в 1973 г. после развода
с первой женой, с тремя сыновьями было
разрешено присоединиться к мужу позднее.
После двух лет пребывания в Цюрихе Александр
Исаевич с семьей переезжает в США и поселяется
в штате Вермонт, где писатель завершает
третий том «Архипелага ГУЛАГ» (русское
издание – 1976, английское – 1978), а также
продолжает работу над циклом исторических
романов о русской революции, начатым
«Августом четырнадцатого» и названным
«Красное колесо», – по словам самого
Солженицына «трагической историей о
том, как сами русские... уничтожили и свое
прошлое. и свое будущее», В 1972 г. писатель
заметил, что на весь цикл «может уйти
20 лет, и я, возможно, не доживу». 2
Со
времени переезда Солженицына на Запад
вокруг его имени ведется бурная полемика.
а его репутация колеблется в зависимости
от его высказываний. Так, в связи с его
обращением по случаю присуждения ему
почетной степени к студентам Гарвардского
университета в 1978 г., в котором писатель
осудил материализм капиталистического
Запада так же резко, как и репрессии социалистического
Востока, противники Солженицына назвали
его «утопическим реакционером». Произведения
писателя также вызывают далеко не однозначные
оценки. В 1972 г. американский критик Джозеф
Эпстайн отмечал, что для Солженицына
«нравственный конфликт является основой
всякого действия». Рецензируя в 1972 г.
«Август четырнадцатого», югославский
писатель-политолог Милован Джилас писал,
что «Солженицын заполняет вакуум, образовавшийся
в русской культуре и сознании. Он вернул
России ее душу – ту самую, которую открыли
миру Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский,
Чехов и Горький». По мнению американского
исследователя Джозефа Франка, «основной
темой Солженицына является прославление
нравственности, единственной возможности
выжить в кошмарном мире, где только нравственность
гарантирует человеческое достоинство
и где идея гуманизма приобретает сверхценный
характер». 3
27
мая 1994 Солженицын возвращается
в Россию. Проехав страну от
Дальнего Востока до Москвы, он
активно включается в общественную
жизнь. По-прежнему не допуская
возможности сотрудничества с
коммунистами, Солженицын решительно
осуждает реформы президента
Б. Н. Ельцина, постоянно критикует
власть. (В сентябре 1995 был прекращен
цикл телепередач Солженицына
на канале ОРТ.) По возвращении
писатель работает над книгой
"Угодило зернышко промеж двух
жерновов. Очерки изгнания". Рассказы
и лирические миниатюры (" Крохотки"),
опубликованные Солженицыным в
"Новом мире" (1995-97), свидетельствуют
о неувядаемой мощи его дара.
Вскоре
после возвращения в страну (1994
год), Солженицын учредил литературную
премию своего имени для награждения
писателей, «чьё творчество обладает высокими
художественными достоинствами, способствует
самопознанию России, вносит значительный
вклад в сохранение и бережное
развитие традиций отечественной литературы».
Последние
годы жизни Солженицын провел в Москве
и на подмосковной даче, где и
скончался 3 августа 2008 года, по официальной
версии от сердечной недостаточности.
2.
Жанровое своеобразие
публицистики
Прежде
чем перейти к осмыслению публицистического
наследия А.И. Солженицына, необходимо
остановиться на теоретической части,
разобрав, что же из себя представляет
публицистика, какие жанры включает
в себя.
Строгое
разделение по жанрам существует лишь
в теории и, в определенной степени,
в информационных материалах. Вообще
жанрам свойственно взаимопроникновение,
и на практике границы между ними часто
размыты.
Газетные
жанры отличаются друг от друга методом
литературной подачи, стилем изложения,
композицией и даже просто числом
строк. Вообще, под жанрами в теории
журналистики понимаются устойчивые типы
публикаций, объединённых сходными содержательно-формальными
признаками. Выделяют три группы жанров
журналистики:
1.
Информационные;
2.
Аналитические;
3.
Художественно- публицистические.
Перед
каждой группой жанров журналистика
ставит свои задачи.
Информационные
жанры.
Если
речь идёт об оперативном информировании
журналистом своей аудитории, то
оно должно быть в первую очередь нацелено
на наиболее важные для неё события, а
также должно способствовать формированию
у читателя максимально точной картины
окружающей его реальности.
Аналитические
жанры.
Если
же речь идёт о более глубоком исследовании
действительности, о разъяснении, истолковании,
интерпретации актуальных проблем,
сути и значения современных событий,
процессов, ситуаций, то эти исследуемые
проблемы, события, процессы, ситуации
должны рассматриваться журналистом во
взаимосвязи с другими феноменами, соотноситься
с более фундаментальными, более значимыми
явлениями, закономерностями, тенденциями
развития различных сторон общественной
жизни.
Художественно- публицистические
жанры.
Если
же журналист "опосредует" действительность
в эмоционально-образной форме, передаёт
аудитории своё представление об
актуальной реальности с помощью художественной
типизации, то он должен осуществлять
её таким образом, чтобы не исказить реальное
положение дел, которого касается эта
типизация. Именно это и отличает её от
типизации, основанной на вымысле, на безграничной
фантазии автора, свойственной собственно
художественному творчеству (но не публицистическому!)
как таковому.
В
художественно-публицистических жанрах
конкретный документальный факт отходит
на второй план. Главным становится
авторское впечатление от факта,
события, авторская мысль. Сам факт типизируется.
Дается его образная трактовка.
Центральное
место среди публицистических жанров
занимает очерк.
Цель
очерка – дать образное представление
о людях, показать их в действии,
раскрыть существо явления. Очерк подразделяется
на две основные формы: очерк сюжетный
и очерк описательный.
К
сюжетным очеркам относятся портретный
и проблемный. Портретный рассказывает
о каком-либо интересном человеке: учёном,
спортсмене, музыканте, артисте, труженике
села и т.д.
В
проблемных очерках вместо отдельных
фактов или событий, портретов людей,
нарисованных в конкретной обстановке,
даются обобщённые образы героев. В таких
очерках внимание читателя сосредотачивается
на решении злободневных проблем.
К
описательным относятся событийный
и путевой очерки. Событийный –
чаще всего посвящен какому-нибудь
важному событию в жизни достаточно
большой группы людей.
В
путевых очерках автор рассказывает
о фактах, событиях, людях, которых
ему довелось наблюдать во время
своей поездки.
Вообще,
содержание очерка чрезвычайно многообразно
и не имеет тематических ограничений.
Предмет изображения в очерке всегда связан
с современностью. В очерке можно использовать
и научную, и официально-деловую, и разговорную
лексику. Всё зависит от предмета, попавшего
под пристальное внимание очеркиста. При
этом жанр очерка может и не содержать
художественной образности, однако обязан
нести в себе определённую эксперссивность,
то есть небезучастное отношение автора
к описываемым событиям, людям.
Фельетон
является сатирическим жанром. Его
цель – осмеяние всевозможных пороков.
Успех фельетона зависит от четкости изложения
фактов и языкового вкуса фельетониста.
По
существу, фельетон – это литературный
материал, проникнутый духом острой
злободневной критики, с особыми
приемами изложения. Для фельетона
обязательны: живость, легкость, образность,
юмор, ирония, насмешка.
Памфлет.
К фельетону близок памфлет. Если
фельетон высмеивает отрицательное явление,
то памфлет героя, который представляется
автору носителем опасного общественного
зла.
Памфлет
– злободневное публицистическое произведение,
цель и пафос которого – конкретное
гражданское, преимущественно социально-политическое
обличение.
Пародия
представляет собой сатирическое изображение
чужой речи: литературного произведения,
политического выступления, научного
или философского сочинения.
Малым
жанром является сатирический комментарий,
который отличается от аналитического
установкой на использование художественных
средств (иронии, гиперболизации).
Статья.
В некоторых случаях публицистическими
бывают и статьи. Статья даёт подробный
обзор и анализ актуальных событий
и ситуаций, опирается на самые различные
методы работы журналиста, разъясняет
происходящие процессы и ориентирует
читателя на дальнейшие, самостоятельные
размышления. Статья может иметь различные
жанровые разновидности.
Общеисследовательская
статья анализирует широкие – общезначимые
вопросы:
1.
Пути развития страны;
2.
Уровень нравственности в обществе;
3.
Выбор верного курса внешней
политики.
Такая
публикация требует высокого уровня
обобщения, глобальности мышления. Автору
публицистической статьи необходимы и
теоретические знания проблемы, и жизненный
опыт, умение сформулировать тезисы публикации
и соотнести их с фактами, следуя избранной
концептуальной линии.
*
Практико-аналитическая статья обращена
к актуальным повседневным проблемам
промышленности, сельского хозяйства,
образования и т.д. В таких статьях анализируется
положение дел в определённой отрасли
или на отдельном предприятии, ставится
задача вынести на суд общественности
анализ ситуации и какие-то конструктивные
предложения.
*
Полемическая статья представляет
собой выступление с критикой
взглядов политических оппонентов,
представителей иной научной
школы. Некоторые издания публикуют
полемику довольно часто. Полемические
статьи появляются и в ходе предвыборных
кампаний.
При
написании статьи важна доказательность
доводов, подбор серьезных фактов.
Еще
одним публицистическим жанром можно
назвать журналистское расследование.
Журналистское
расследование выделяется среди
других жанров своим предметом. В центре
его – заметное негативное явление (громкое
преступление, чрезвычайное происшествие,
напряжённая обстановка в каком-либо регионе
или на предприятии).
Художественно- публицистические
жанры являются наиболее сложными,
здесь, наряду с содержанием, особую
эстетическую роль играет форма. Это
предполагает повышенную требовательность
к языку, художественной образности, эмоциональной
насыщенности.
Публицистические
жанры требуют не только журналистского
мастерства, но и богатого жизненного
опыта.
Публицистика
– искусство слова. Исходный материал,
которым оперирует публицистика
– факт. Ни одна серьезная статья
автора не обходится без ссылки на
факт. Тем самым, факт представляет
собой начало всех начал.
Произведения
художественной литературы, прежде всего
эпические жанры, представляют собой
замкнутое бытие, вмещенное в
сознание автора. Этот придуманный мир
живет по своим собственным законам, которые
чаще всего отражают законы окружающей
среды. Если же писатель нарушает сложившийся
литературный "этикет", замечая читателя
как объект воздействия, апеллируя к нему,
пытаясь его завоевать, тогда можно говорить
о публицистических тенденциях в художественном
творчестве.
Авторская
воля при создании образа обнаруживается,
по преимуществу, в многократном и тщательном
отборе факторов, которые несут знание
о герое и помогают выстроить стержень
характера. В публицистическом произведении
автор выступает носителем определенной
идеологии. Существует определенное звено
"автор – герой – читатель".
Автор
в публицистике идентичен личности
публициста. Он лицо невыдуманное, реальное,
хорошо известное многим читателям, пользующееся
их расположением. Для читателя особенно
важно, что автор-публицист является не
только носителем определенных идей, но
и "одним из нас", "просто человеком"
со своими взглядами, вкусами и привычками.
Следя за публикациями читаемого журналиста,
мы начинаем невольно собирать о нем (авторе)
дополнительные сведения.
Внешними
приметами документальности в тексте
становятся указание места и времени
происходящего, подлинные имена
людей. Но есть публицистические произведения,
хотя они и безадресны, но которым
не в праве отказать в документальности.
Автор, рассказывая о событиях, должен
гарантировать истинность происходящего.
А. Агроновский в своих работах указывал,
что в публицистике стремление скрыть
"мешающие" факты, обойти негативные
стороны явления, прибегнуть к "фигуре
умолчания" оборачивается антихудожественностью,
эстетической несостоятельностью. Авторское
присутствие в корреспонденции и статье
обнаруживается не менее решительно, чем
в жанрах, традиционно несущих печать
личности, – в репортаже, очерке.
Публицистика
как вид литературы сохраняет
свои основные черты на протяжении
столетий. Однако время вносит серьезные
изменения в характер функционирования
публицистических произведений. Нестабильность
социальной ситуации переживаемого нами
периода оказывает немаловажное влияние
на публицистику, на ее речевой облик,
стилевые устремления, язык.
Что
же представляет собой современная
публицистическая картина мира? Проблема
автора – одна из главных как
для формирования публицистической
картины мира, так и для выявления
характера ее речи, для формирования
газетно-публицистических жанров. Автор
публицистического произведения – это
всегда подлинная, живая, конкретная личность,
обладающая определенным мировоззрением,
жизненным опытом, мыслями, чувствами
и т.д. Он говорит от своего имени, выражает
свои чувства, мнения, что рождает особое
чувство близости, доверия со стороны
читателя. Поэтому публицистическое произведение
обычно субъективно окрашено. При этом
палитра чувств, красок весьма разнообразна
– от сухого перечисления фактов до пафоса
и патетики.
Поэтому
важно отметить такой элемент
публицистического текста, как исповедальность.
Автор высказывает свои мысли и чувства
в надежде, что читатель разделит их. Подчеркнуто
личностный характер, эмоциональность,
открытость отличают публицистический
подход к миру. Особый характер публицистики
рождает и такое качество ее текстов, как
документальность. Для публициста характерны
динамизм, сиюминутность восприятия. Автор
стремится "остановить мгновение",
зафиксировать сегодняшний день, событие,
новость.
С
другой стороны, автор публицистического
произведения облечен социальной, моральной
ответственностью. Он выполняет определенную
общественную миссию (сообщение новостей,
просвещение, развлечение, убеждение и
т.д.). Поскольку публицистический текст
обращен к более или менее широкой аудитории,
автор стремится расширить фонд знаний,
повлиять на формирование мнений и выразить
установки той социальной группы, которую
он представляет. Отсюда стремление автора
к объективности информации.
Для
формирования публицистической картины
мира первостепенное значение имеет
социальность публицистического текста,
обусловливающая, прежде всего, общественный
подход к миру. Задача автора заключается
в соотнесении реальностей с социальными
интересами и целями. И совокупная картина
мира, создаваемая практически всеми публицистами,
– это, прежде всего, социальная (социально-политическая,
социально-идеологическая и т.д.) картина.
Ее основной вопрос – жизнь индивида в
обществе. Главным же выражением такого
подхода публицистики к миру можно считать
социальную оценочность. Она активно проявляется
в языке в формировании видов оценочной
лексики. Так, для доперестроечного периода
было характерно резкое деление оценочных
языковых средств на позитивно– и негативно-оценочные,
связанное с идеологическими понятиями
того времени ("наше" – "не наше").
Публицистическое произведение не только
жизнеподобно, это часть нашей жизни. Оно
непосредственно включается в социальную
действительность, участвует в ней. У художественной
литературы и публицистики в конечном
счете один объект изображения – человек,
но цели и подход принципиально разные.
Публицистический канон изображения человека
– реальный человек в реальных обстоятельствах.
Подобный публицистический подход ни
в коей мере не исключает ярких художественных
красок, даже полета фантазии. Но все это
ограничивается реальностью и определяется
субъективным видением автора.
"Обстоятельства"
– это широкий фон, на котором
действует человек, социальный или
частный. Это политика, идеология, социология,
среда обитания, власть, общественное
мнение – все, что можно назвать социальной
жизнью. Это пространство публицистической
картины мира, те социальные сферы, в которых
действует субъект. Сюда же следует отнести
принципиально неограниченную, всеохватывающую
тематику, взятую в ее социальном аспекте.
По этому признаку публицистическая картина
мира почти не отличается от художественной.
Однако задача изображения в публицистике
вторична, подчинена мысли.
Время,
в отличие от художественной литературы
– подлинное, реальное, совпадающее,
как правило, с историческим временем.
И это усиливает такую важную черту публицистики,
как документальность.
Создавая
картину мира, публицисты пользуются
результатами научных исследований,
однако творимая ими картина не становится
научной. У публицистики существует свой
угол зрения – создание картины мира с
точки зрения человека в обществе. Современная
картина мира, творимая публицистикой,
дробна, фрагментарна, мозаична. И это
следствие не только журналистского творчества,
но и самой природы публицистики, стремящейся
поспеть за событиями, успеть запечатлеть,
зафиксировать и хотя бы частично осмыслить
тот или иной фрагмент социальной действительности.
Рисуемая публицистикой картина мира
стала глобальной, резко расширила свои
границы. Современный публицист видит
мир как непрерывно меняющийся. Мозаичная
по своему характеру, современная публицистическая
картина мира не может быть целостной
и статичной по природе и определению,
ибо создается, дополняется, меняется
каждодневно.
Зорькина Н. В.
Место работы, должность:
Гимназия №5, Сочи, Хоста, учитель русского языка и литературы
Краснодарский край
Характеристики ресурса
Уровни образования:
Среднее (полное) общее образование
Класс(ы):
Класс(ы):
Класс(ы):
Предмет(ы):
Литература
Предмет(ы):
Литературное чтение
Предмет(ы):
Русский язык
Целевая аудитория:
Учащийся (студент)
Целевая аудитория:
Учитель (преподаватель)
Тип ресурса:
Методическая разработка
Краткое описание ресурса:
В данной работе исследуются языковые особенности рассказа А. Солженицына "Матренин двор". Материалы разработки могут применяться как при подготовке к урокам, так и в кружковой работе.
МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА
«ЯЗЫКОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ РАССКАЗА А.И.СОЛЖЕНИЦЫНА «МАТРЁНИН ДВОР»
(комментарии к тексту)
И литературы
МОУ гимназии №5
Зорькина Нина Васильевна
Сочи 2010
Языковые особенности рассказа А.И.Солженицына
«Матрёнин двор»
Целью моей работы является:
· выяснить, как языковые особенности рассказа способствуют раскрытию идейного замысла произведения;
· анализ некоторых просторечных и диалектных слов и выражений, использованных в рассказе;
· уточнение смысла слов, данных в сносках учебника литературы для 9 класса
А.И. Солженицын в рассказе «Матрёнин двор» продолжает традиции русских писателей 19в. в изображении русского национального характера, таких как Н.А.Некрасов, Н.С.Лесков. Героини Некрасова («Кому на Руси жить хорошо») и Солженицына носят одно имя - Матрёна, они объединены неизбывной силой духа, несмотря на жизненные трудности, высокой нравственностью, уходящей глубоко в народные корни.
Матрёну Васильевну с героями Лескова сближает тема праведничества. Как пишет А.В.Урманов, Матрёна Васильевна - «человек, живущий по заповедям Христа, сумевший сохранить чистоту, святость души в самых драматических обстоятельствах русской истории 20 века». (1)
А время, действительно, было сложным и неоднозначным. И чтобы понять замысел автора, погрузиться в глубину народной жизни, постичь истинно народный характер, ощутить красоту народной речи, необходимо либо жить рядом с Матрёной Васильевной в 50-е годы прошлого столетия в «кондовой» деревне, либо так прочесть рассказ, чтобы ни одно слово не осталось непонятым.
Создавая образ Матрёны, Солженицын воспроизводит народный характер её речи, её напевную манеру говорить. Однако непосвящённому читателю не совсем понятны некоторые слова и выражения, например: «утрафишь», «обапол», «тижели» и другие.
« изба…не казалась доброжилой», «тараканов менело» и др. И что интересно, народный язык в речи автора прослеживается на страницах, посвященных рассказу о живой Матрёне. После гибели героини меняется авторская речь, она становится суше и строже. И только в момент прощания с Матрёной, в плачах родственников, и в финале рассказа вновь появляются речевые обороты, свойственные народному языку: «Не гналась за обзаводом… Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни. Не гналась за нарядами. За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев…»
По мнению французского критика Жоржа Нивы (2), рассказ изобилует областными, крестьянскими словечками, что придаёт «удивительную подлинность рассказу», но в то же время затрудняет перевод их на французский язык. Для русского же читателя не представляет трудности понимание народной лексики рассказа: значения просторечных, диалектных слов и выражений можно узнать в «Русском словаре языкового расширения», который создал А.И.Солженицын и материал которого широко использовал в своих произведениях, в словаре Даля «Толковый словарь живого великорусского языка». К сожалению, не все учащиеся имеют под рукой словари
А.И. Солженицына и В.И.Даля, а в учебнике- хрестоматии по литературе для 9 класса под редакцией В.Я.Коровиной, М., «Просвещение», 2006г. в сносках дано объяснение всего 18 словам и выражениям.
Используя материалы словаря В.Даля и знание диалектов средней полосы России, я позволила себе прокомментировать некоторые слова и выражения рассказа.
Комментарии к языку рассказа. (3)
(промежуток) (122)
39. «Так в тот вечер открылась мне Матрёна сполна» (вполне, полностью ) (132)
41. « Ведь я её (телогрейку) бегма подхватила, да и забыла, что твоя» (на бегу) (135)
42. «…и за обзаводом не гналась; и не бережная… » (всё необходимое для дома,
Нет смысла останавливаться на объяснении всех просторечных слов и народных выражений: многие из них становятся понятны при этимологическом, морфемном, фонетическом анализах слова. Так, например, слово «лопотно» восходит к «лопотать», «лепетать», «говорить». В предложении «Но и здесь не нашлось комнаты отдельной, везде было тесно и лопотно» (114) слово «лопотно» означает «шумно, беспокойно ». Или слово
« досветьи »(119) образовано путём сложения предлога «до» и существительного «свет»
(рассвет), что означает « протопленная до рассвета (на рассвете) ». Метель Матрёна называла «дуелью »120), так как образовала она это слово от однокоренного «дуть, выдувать». «Картофель» у Матрёны «картовь» (118), «стаж» - « сташе»(119), «молния» - «молонья»(124), «порча» - «порция»(132) и т. д.
Необходимо очень внимательно прочитывать авторский текст и давать чёткие комментарии. В учебнике литературы для 9 класса под редакцией В.Я.Коровиной в сноске дано объяснение слова «сплотка» - «состав леса» (по словарю В.Даля) А в рассказе это слово имеет другой смысл, это можно определить по следующим предложениям: «Машинист всё смотрел, чтобы с Черустей поезд не нагрянул, его б фонари далеко видать, а с другой стороны, от станции нашей, шли два паровоза сцепленных - без огней и задом »(138) и «А управление дороги само было виновато и в том, что оживлённый переезд не охранялся, и в том, что паровозная сплотка шла без фонарей» (142). Нигде не написано, что паровозы тянули состав с лесом.
На мой взгляд, не совсем корректно объяснено в сноске слово «затомошился» -«засуетился». В словаре В.И.Даля это слово означает «забегаться, засуетиться, завозиться впопыхах, захлопотать». Глагол «засуетиться» имеет значения (это слова - омонимы): 1.Устать, сбиться с ног от суеты. 2. Начать суетиться (словарь Ожегова). А в тексте следующая фраза: «Он (торф) сохнет до осени, а то и до снега, если дорога не станет или трест затомошился. Это-то время бабы его и брали» (121) . Понятно, имеется в виду, что трест «устал, сбился с ног от суеты». А если читатель не обращался к словарю, то он может понять, что «засуетился - значит начал суетиться». А если начал суетиться, то есть проявлять активность, то навряд ли бабам удавалось бы «брать» торф. Наверное, есть смысл в сноске указать: «засуетился: сбился с ног от суеты».
Объяснение в сноске слова «утельная» коза : «единственная, только одна » создаёт речевой избыток: «Так, одной утельной козе собрать было сена для Матрёны - труд великий» (122) (получается: «одной, единственной только одной козе»). Наверное, в сноске достаточно было указать «единственная ».
А в целом, язык рассказа подобен языку лирического народного сказания, изобилует устойчивыми народными выражениями, поговорками, афоризмами.
Нельзя не остановиться на удивительном выражении о «песне под небом»: «И - песню, песню под небом, какие давно уже отстала деревня петь, да и не споёшь при механизмах ».(130) Здесь всё: и тоска по народным песням, которые исполнялись с такой чистотой, душевностью и проникновенностью, что заполняли собой «под небом» всё вокруг; и употребление слова «отстала» вместо «перестала» несёт вполне определённую смысловую нагрузку: «не споёшь при механизмах», которые никак не способствуют развитию духовности и поднятию настроения крестьянина, а напротив, пугают: «Как мне в Черусти ехать, с Нечаевки поезд вылезет, глаза здоровенные свои вылупит, рельсы гудят - аж в жар меня бросает, коленки трясутся». Поэтому-то и «отстала деревня петь», а не перестала.
Элементы лирических фольклорных мотивов звучат в рассказе Матрёны о Фаддее, молодом, желанном, пропавшем на «германской» войне: «Три года затаилась я, ждала. И ни весточки, и ни косточки …» (130) Три года для девятнадцатилетней девушки - немалый срок, но она, сознательно отгородившись от всех соблазнов молодости, «затаившись» , ждала с войны своего суженого. Однако судьба ставит её перед испытанием (как и всех праведников): пережить потерю надежды на счастье: « И ни весточки, и ни косточки…» Прошло более сорока лет, а рана на сердце Матрёны не заживает, и прежняя боль звучит в этом выражении - причитании.
А как поэтично выражение: «По-бывалошному кипели с сеном в межень , с Петрова до Ильина. Считалось трава - медовая …».(122) Разве может оно сравниться с нейтральным: « Бывало, активно заготавливали сено с Петрова дня до Ильина. Считалось, трава хорошая»?
Нельзя без улыбки читать строки: « Теперича я зуб наложила , Игнатич, знаю, где брать, - говорила она о торфе. - Ну и местечко, любота одна!» (120) Столько милого, наивного крестьянского удовлетворения вложено в слова «теперича я зуб наложила», то есть «разведала место, где можно брать торф», что, конечно же, «любота» - радость одна!
А какое глубокое понимание разницы в отношении к работе на колхоз и на себя чувствуется в словах Матрёны: «Ни к столбу, ни к перилу эта работа. Станешь, об лопату опершись, и ждёшь, скоро ли с фабрики гудок на двенадцать… Когда, бывалоча, по себе работали, так никакого звуку не было, только ой-ой-ойиньки, вот обед подкатил, вот вечер подступил». (123) Здесь и разочарование в колхозной жизни, к которой она уже не имела никакого отношения: «с тех пор, как стала сильно болеть - и из колхоза её отпустили»; и тоска по индивидуальному хозяйству, работа в котором по молодости была в радость: «…ой - ой - ойиньки…»
Напевность, эмоциональность речи Матрёны проявляется не только в радости, но и в огорчении: «Ой-ой-ойиньки, головушка бедная!.. Ведь я её (телогрейку ) бегма подхватила, да и забыла, что твоя. Прости, Игнатич». (135)
Последние слова Матрёны не о себе, а о тех, кто лишает её покоя, посягая на целостность её дома: «И что было двух не срядить? Один бы трактор занемог - другой подтянул. А теперь чего будет - Богу весть!..» (136) С именем Бога на устах и в душе уходит из жизни поистине святая женщина-страдалица.
Будучи исконно деревенским жителем, смирившаяся со своей судьбой, не выставляя напоказ свою веру, отзывчивая на любую просьбу, «по-глупому работающая на других бесплатно», не ищущая выгоды для себя, Матрёна являет собой праведника 20 века, «…в ком воплотился высокий этический идеал русского народа, совпадающий по своим основным «параметрам» с идеалом христианским» (4).
Многие литературоведы считают, что «языковые поиски Солженицына и изображение народного характера как типа праведника-чудака в рассказе «Матрёнин двор» повлияли на последующую «деревенскую прозу», на таких писателей, как В.Астафьев, В.Шукшин, В.Распутин».(5) В. Чалмаев же считает, что после публикации в 1963 году в журнале «Новый мир» рассказа «Матрёнин двор» «деревенская проза» «стала не просто крестьянской, а христианской»(6)
Примечания
1. А.В.Урманов. Рассказ «Матрёнин двор» А.И.Солженицына в контексте русского религиозного искусства. «Московский лицей».2001.Стр.381
2. Нива Ж. Солженицын. М., 1992
3. Рассказ цитируется по изданию: Александр Солженицын. Малое собрание сочинений. Том 3. Рассказы. М., 1991. Указание на страницы даётся в скобках.
4. Урманов А.В. Рассказ «Матрёнин двор» А.И.Солженицына в контексте русского религиозного искусства». «Московский лицей», 2001. Стр.381
5. Торкунова Т.В.,Алиева Л.Ю., Бабина Н.Н., Черненькова О.Б. Готовимся к экзамену по литературе. Лекции. Вопросы и задания. М., 2004. Стр.347
6. Чалмаев В.А. Александр Солженицын: Жизнь и творчество. М., 1994. Стр.87
Жанровое разнообразие публицистики А.И. Солженицына 1970 -1980-х гг.
Введение
Творческий путь выдающегося русского писателя и публициста А.И. Солженицына неразрывно связан с историей России XX века. В годы, когда А.И. Солженицын обратился к активному художественному творчеству, для этого нужна была недюжинная нравственная сила, поскольку приходилось идти против течения. Реальная жизнь в искусстве того времени подменялась идеологизированными мифологемами. А.Д. Сахаров назвал А.И. Солженицына «гигантом борьбы за человеческое достоинство в современном трагическом мире». Свидетелем и участником русской истории двадцатого века А.И. Солженицын был сам. Окончание физико-математического факультета Ростовского университета и вступление во взрослую жизнь пришлось на 22 июня 1941 г. Получив диплом, он приезжает на экзамены в Московский институт истории, философии, литературы (МИФЛИ), на заочных курсах которого учился с 1939 г. Очередная сессия приходится на начало войны. В октябре мобилизован в армию, вскоре попадает в офицерскую школу в Костроме. Летом 1942 г. получает звание лейтенанта, а в конце уходит на фронт: А.И. Солженицын командует звукобатареей в артиллерийской разведке. Военный опыт А.И. Солженицына и работа его звукобатареи отражены в его военной прозе конца 90-х гг. (двучастный рассказ «Желябугские выселки» и повесть «Адлиг Швенкиттен» - «Новый мир». 1999. №3). Офицером-артиллеристом он проходит путь от Орла до Восточной Пруссии, награждается орденами. Чудесным образом он оказывается в тех самых местах Восточной Пруссии, где проходила армия генерала Самсонова. Трагический эпизод 1914 г. - самсоновская катастрофа - становится предметом изображения в первом «Узле» «Красного Колеса» - в «Августе Четырнадцатого». 9 февраля 1945 г. капитана А.И. Солженицына арестовывают на командном пункте его начальника, генерала Травкина, который спустя уже год после ареста даст своему бывшему офицеру характеристику, где вспомнит, не побоявшись, все его заслуги - в том числе ночной вывод из окружения батареи в январе 1945 г., когда бои шли уже в Пруссии. После ареста - лагеря: в Новом Иерусалиме, в Москве у Калужской заставы, в спецтюрьме №16 в северном пригороде Москвы (та самая знаменитая Марфинская шарашка, описанная в романе «В круге первом», 1955-1968). С 1949 г. - лагерь в Экибастузе (Казахстан). С 1953 г. А.И. Солженицын - «вечный ссыльнопоселенец» в глухом ауле Джамбулской области, на краю пустыни. В 1957 г. - реабилитация и сельская школа в посёлке Торфо-продукт недалеко от Рязани, где он учительствует и снимает комнату у Матрёны Захаровой, ставшей прототипом знаменитой хозяйки «Матрёниного двора» (1959 г.). В 1959 г. А.И. Солженицын «залпом», за три недели, создаёт рассказ «Щ-854», который после долгих хлопот А.Т. Твардовского и с благословения самого Н.С. Хрущёва увидел свет в «Новом мире» (1962 г. №11) под названием «Один день Ивана Денисовича».
Уже к моменту первой публикации А.И. Солженицын имеет за плечами серьёзный писательский опыт - около полутора десятилетий: «Двенадцать лет я спокойно писал и писал. Лишь на тринадцатом дрогнул. Это было лето 1960 года. От написанных многих вещей - и при полной их безвыходности, и при полной безызвестности, я стал ощущать переполнение, потерял лёгкость замысла и движения. В литературном подполье мне стало не хватать воздуха», - писал А.И. Солженицын в автобиографической книге «Бодался телёнок с дубом». Именно в литературном подполье создаются романы «В круге первом», несколько пьес, киносценарий «Знают истину танки!». Начата работа над «Архипелагом Гулагом», осмыслен роман о русской революции под кодовым называнием «Р-17», воплотившийся десятилетия спустя в эпопею «Красное Колесо». В середине 60-х гг. создаётся повесть «Раковый корпус» (1963-1967) и роман «В круге первом». Опубликовать их в «Новом мире» не удаётся, и оба выходят в 1968 г. на Западе. В это же время идёт начатая ранее работа над «Архипелагом Гулагом» (1958-1968; 1979 г.) и эпопеей «Красное Колесо» (интенсивная работа над большим историческим романом «Р-17», выросшим в эпопею «Красное Колесо», начата в 1969 г.). В 1979 г. А.И. Солженицын становится лауреатом Нобелевской премии. История с получением Нобелевской премии описана в главе «Нобелиана» («Бодался телёнок с дубом»). В то же время его положение в СССР всё более ухудшается: принципиальная и бескомпромиссная идеологическая и литературная позиция приводит к исключению из Союза писателей (ноябрь 1969 г.), в советской прессе разворачивается кампания травли А.И. Солженицына. Это заставляет его дать разрешение на публикацию в Париже книги «Август Четырнадцатого» (1971 г.) - первого тома эпопеи «Красное Колесо». В 1973 г. в парижском издательстве YMCA-PRESS увидел свет первый том «Архипелага Гулага».
Идеологическая оппозиционность не только не скрывается А.И. Солженицыным, но и прямо декларируется. Он пишет целый ряд открытых писем: Письмо Четвёртому Всесоюзному съезду Союза советских писателей (1967 г.), Открытое письмо Секретариату Союза писателей РСФСГ (1969 г.), Письмо вождям Советского Союза (1973 г.), которое посылает по почте адресатам в ЦК КПСС, а не получив ответа, распространяет в самиздате. Писатель создаёт цикл публицистических статей, которые предназначаются для философско-публицистического сборника «Из-под глыб» («На возврате дыхания и сознания» (1973 г.), «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни» (1973 г.), «Образованщина» (1974 г.)), «Жить не по лжи!» (1974 г.).
В 1975 г. опубликована автобиографическая книга «Бодался телёнок с дубом», представляющая собой подробный рассказ о творческом пути писателя от начала литературной деятельности до второго ареста и высылки и очерк литературной среды и нравов 60-х - начала 70-х гг. В феврале 1974 г. на пике травли, развёрнутой в советской прессе, А.И. Солженицына арестовывают и заключают в Лефортовскую тюрьму. Но его ни с чем несравнимый авторитет у мировой общественности не позволяет советскому руководству просто расправиться с писателем, поэтому его лишают советского гражданства и высылают из СССР в ФРГ, ставшей первой страной, принявшей изгнанника, он останавливается у Генриха Бёлля, после чего поселяется в Цюрихе (Швейцария). О жизни на Западе повествует вторая автобиографическая книга Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов», публикацию которой он начал в «Новом мире» в 1998 г. и продолжил в 1999 году. В 1976 году писатель с семьёй переезжает в Америку, в штат Вермонт. Здесь он работает над полным собранием сочинений и продолжает исторические исследования, результаты которых ложатся в основу эпопеи «Красное Колесо». А.И. Солженицын всегда был уверен в том, что вернётся в Россию. Даже в 1983 году, когда мысль об изменении социально-политической ситуации в СССР казалась невероятной, на вопрос западного журналиста о надежде на возвращение в Россию писатель ответил: «Знаете, странным образом, я не только надеюсь, я внутренне в этом убеждён. Я просто живу в этом ощущении: что обязательно я вернусь при жизни. При этом я имею в виду возвращение живым человеком, а не книгами, книги-то, конечно, вернутся. Это противоречит всяким разумным рассуждениям, я не могу сказать: по каким объективным причинам это может быть, раз я уже не молодой человек. Но ведь и часто история идёт до такой степени неожиданно, что мы самых простых вещей не можем предвидеть». Предвидение А.И. Солженицына сбылось: уже в конце 80-х гг. это возвращение стало постепенно осуществляться. В 1988 г. А.И. Солженицыну было возвращено гражданство СССР, а в 1989 г. в «Новом мире» публикуются Нобелевская лекция и главы из «Архипелага Гулага» затем, в 1990 г. - романы «В круге первом» и «Раковый корпус». А в 1994 году писатель возвратился в Россию. С 1995 г. в «Новом мире» публикует новый цикл - «двучастные» рассказы.
Цель и смысл жизни А.И. Солженицына заключается в писательстве: «Моя жизнь, - говорил он, - проходит с утра до позднего вечера в работе. Нет никаких исключений, отвлечений, отдыхов, поездок, - в этом смысле действительно делаю то, для чего я был рождён». Масштаб творчества А.И. Солженицына определяется его работой не только в сфере собственно художественной литературы, но и в публицистике. А.И. Солженицын главным своим призванием всегда считал литературу, однако именно публицистика позволила ему стать гражданином мира, дала возможность выразить свою гражданскую позицию. Во многом благодаря его публицистическим выступлениям мы можем судить об эволюции мышления, об исторических, общественно-политических, философских взглядах писателя. Этим фактом, а также меньшей степенью изученности публицистических работ писателя в сравнении с его собственно художественным творчеством, определяется актуальность темы дипломной работы.
Объектом данного исследования являются публицистические выступления А.И. Солженицына на общественно-политические темы (статьи, речи, открытые письма, интервью), оказавшие существенное влияние на общественное сознание читательской аудитории.
Предмет исследования - жанрово-стилевое своеобразие публицистики А.И. Солженицына.
Цель работы - раскрыть своеобразие публицистики А.И. Солженицына.
Этой целью определяется круг задач:
1) Охарактеризовать публицистические выступления А.И. Солженицына 1960-1970-х годов.
2) Раскрыть своеобразие жанра «открытого письма» как формы выражения идеологической и эстетической позиции писателя.
3) Определить особенности изображения темы русской эмиграции в очерках А.И. Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов».
4) Рассмотреть проблематику и структурные принципы жанра «лекции» и «речи» в творчестве А.И. Солженицына.
5) Проанализировать статью «Как нам обустроить Россию?» с точки зрения проблематики и способов выражения авторской позиции.
Методологической основой работы стал системный подход, объединивший историко-функциональный и историко-литературный аспекты изучения художественно-публицистических произведений.
Материалы исследования могут быть использованы при изучении истории отечественной журналистики XX века, что определяет практическую значимость дипломной работы.
Основные положения, выносимые на защиту:
Публицистика занимает важное место в творчестве А.И. Солженицына. В ней ставятся и соответственно убеждениям писателя разрешаются вопросы нравственные, общественно-политические, исторические, философские. Определяющей идеей всей публицистики А.И. Солженицына стала идея отказа от тоталитарной системы правления и постепенного перехода на демократические основы. Именно публицистика дала возможность А.И. Солженицыну высказать свои идеи по преобразованию нашего государства.
Публицистику А.И. Солженицына отличает жанровое многообразие. Ведущими жанрами являются статьи, письма, лекции, речи, воззвания. Письма А.И. Солженицына («Письмо IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей» 1967 г., «Открытое письмо секретариату Союза писателей РСФСР» 1969 г., «Письмо вождям Советского Союза» 1973 г.) имеют открытый характер, обращены к правящей власти. Проблематика «Письма вождям Советского Союза» 1973 г. касается вопросов цензуры, репрессий против писателей, поведения руководителей Союза писателей. Основной пафос обращения к вождям - стремление пробудить национальную совесть и ответственность в руководителях страны, определяющих её судьбу. Два главных предложения А.И. Солженицына - отказ от марксистко-ленинской идеологии и прекращение политики физического и идеологического экспансионизма. «Письмо вождям Советского Союза» 1973 г. содержит программу реформирования «вождями» советской действительности, «рецепт» оздоровления её основополагающих принципов.
По мере того, как утрачивается надежда пробудить патриотизм и совесть в «вождях», растёт стремление побудить соотечественников к нравственной революции, суть которой в отказе поддерживать и разделять официальную ложь. Призыв А.И. Солженицына «Жить не по лжи» прозвучал в целом ряде публицистических выступлений писателя и обрёл законченную и отточенную форму в воззвании «Жить не по лжи». Один из главных тезисов А.И. Солженицына - тезис о сращенности насилия с ложью. А.И. Солженицыным владеет острое чувство потребности в свободе и правде, ключ к освобождению - «личное неучастие во лжи!» Основной пафос воззвания: «Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!»
Очерки «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов» сильны взглядом изнутри, где соединены видение участника происходящего и историка и «летописца» эмиграции. Писатель выступает исследователем стадиальных этапов русского зарубежья. А.И. Солженицын поднимает важные для эмигрантов вопросы, связанные с бытом, с выбором места жительства, с сохранением русской среды для их детей, православной христианской веры. В «Зёрнышке» А.И. Солженицын уделяет внимание эмигрантской периодике. Явное предпочтение он отдаёт журналам: «Часовой», «Наши вести» и др., газетам «Руль», «Возрождение», «Последние новости», сочувствует выживающим изданиям, таким, как «Голос Зарубежья», особо выделяет «Посев», «Грани», «Континент», «Новый журнал».
Эстетические, нравственно-религиозные, исторические взгляды А.И. Солженицына находят своё воплощение и в жанре лекции («Нобелевская лекция» 1972 г., «Гарвардская речь» 1978 г., «Темплтоновская лекция» 1983 г.,). В «Темплтоновской лекции» раскрывается представление писателя о задачах литературы, о роли писателя перед Богом. А.И. Солженицын мыслит себя писателем, который «знает над собой силу высшую и радостно работает маленьким подмастерьем под небом Бога». Писатель, по А.И. Солженицыну, ответственен за «всё написанное, нарисованное, за воспринимающие души». В «Нобелевской лекции» А.И. Солженицын признаёт за искусством и литературой способность передавать от народа к народу, от поколения к поколению, от души к душе человеческий опыт, накопленный веками, с тем, чтобы освободить одних от необходимости повторять ошибки других. В определении гуманистического содержания задач искусства и литературы А.И. Солженицын выступает наследником русской классики XIX века.
Идеи выражения А.И. Солженицына в «Письме вождям Советского Союза» и воззвания «Жить не по лжи» повторяются и в других публицистических выступлениях А.И. Солженицына, оформляясь в строго выверенную, выстраданную программу А.И. Солженицына-писателя, публициста и гражданина. В её основе - концепция мирного пути развития России, способы смягчения авторитарной системы власти. Статья «Как нам обустроить Россию?» - это размышления о судьбе страны, её будущем.
Структура дипломной работы обусловлена целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
1. Публицистика А.И. Солженицына 1960 -70-х гг.
1.1 Жанр «открытого письма» как форма выражения идеологической и литературной позиции А.И. Солженицына
А.И. Солженицын однажды сказал, что он публицист поневоле: «Я ею (публицистикой) занимаюсь поневоле. Если бы я имел возможность обращаться к соотечественникам по радио - я бы читал свои книги, ибо в моей публицистике и в моих интервью я не могу выразить и одной сотой части того, что есть в моих книгах».
Однако публицистика не просто стала важной составной частью его непрерывной проповеди-исповеди, лабораторией для выработки его концепций, рабочих гипотез. Он непрерывно движется в сфере публицистических внеобразных «посильных соображений». А.И. Солженицыну важно вначале громко «прокричать» какую-то истину, уловить эхо, а уж потом выговорить её, с поправками, «вполголоса». Во всяком случае, публицистика для него вовсе не «отходы» огромной судоверфи, где годами и десятилетиями строятся его «корабли». Может быть, даже проекты этих «кораблей - романов» и возникали из тезисов и рабочих гипотез его публицистики.
Два тома публицистики писателя - в известном собрании сочинений парижского издательства Н.А. Струве - разделены на основе хронологии на две части: «В Советском Союзе» (1969-1974 гг.) и «На Западе» (1974-1980 гг.). Это очень многомерное, многоаспектное, но внутренне единое осмысление изменчивого мира, целая серия позиций, даже портретов писателя в разгар холодной войны. Публицистика эта вызвала множество агрессивных нападок, иронии в его адрес, то и дело «захлёстывающих» и прозу. Если, скажем, позиция А.Д. Сахарова или В.С. Гроссмана в «арестованном» романе «Жизнь и судьба» принималась одной стороной - либеральной оппозицией - безоговорочно, то публицистика А.И. Солженицына часто отнимала у него друзей в либеральном лагере.
С суждениями о публицистическом творчестве А.И. Солженицына мы можем познакомиться в книге Д. Штурман «Городу и миру». Первая и наиболее полная попытка изучения связи литературы и публицистики предпринята Е.А. Лазебником «Публицистика в литературе». О биографии А.И. Солженицына свидетельствует книга Л.И. Сараскиной «Александр Солженицын. Биография продолжается…». Это книга писателя и дотошного учёного, не позволяющего ошибаться в фактах, но оставляющего простор для личного отношения к своему герою.
Публицистика А.И. Солженицына как языковой личности неразрывно связана с русской литературной традицией, и в то же время она современна. Созвучность двадцатому веку обусловлена биографией человека, судьба которого не только была самым непосредственным образом связана с безднами трагедий прошедшего столетия, но и возносила его на вершины литературной и общественной славы. Писатель «болеет» Россией и знает западный мир. Тематика его творчества вместила как собственную (частную) судьбу, так и судьбы общие. Публицистика занимает важное место в творчестве А.И. Солженицына. В ней ставятся и, соответственно убеждениям писателя, разрешаются вопросы нравственные, общественно-политические, исторические, философские. Определяющей идеей всей публицистики А.И. Солженицына стала идея отказа от тоталитарной системы правления и постепенного перехода на демократические основы. Именно публицистика дала возможность А.И. Солженицыну высказать свои идеи по преобразованию нашего государства, развенчать советскую мифологию, выразить свою этическую и эстетическую концепцию. По существу, А.И. Солженицын-публицист создал серию пророчеств о судьбах свободы, о длящемся нашествии на Россию, на весь мир, на демократии и монархии страшного пожара революций, иррациональной силы тоталитаризма, сущей «державы смерти».
А.И. Солженицын проложил дорогу к главному руслу русской публицистики - знаменитым «письмам» П.Я. Чаадаева, «Дневнику писателя» Ф.М. Достоевского, «Не могу молчать» Л.Н. Толстого, отчасти «Письмам к ближнему» М.О. Меньшикова, публицистике В.Г. Короленко.
Публицистику А.И. Солженицына отличает жанровое многообразие. Ведущими жанрами являются статьи, письма, лекции, речи, воззвания.
Письма А.И. Солженицына: «Письмо IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей» (1967 г.), «Открытое письмо секретариату Союза писателей РСФСР» (1969 г.), «Письмо вождям Советского Союза» (1973 г.) имеют открытый характер, обращены к правящей власти.
Открытое письмо - это специфический жанр публичных выступлений в прессе, получивший широкое распространение в XX веке. Цель любого открытого письма, в том числе и анализируемого, заключается в возможности повлиять на некие общественные процессы или публично значимые, по мнению автора ситуации, которые его волнуют.
В «Письме IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей» (1967 г.) А.И. Солженицын хочет «усовестить» лиц, принимающих решение, к которым оно обращено, косвенно повлиять на их решение, сформировав соответствующее общественное мнение. Композиционно текст состоит из двух частей. В первой части А.И. Солженицын говорит об общем положении дел в литературе. Вторая часть посвящена творчеству самого писателя. В первой части «Письма» затрагивает несколько значимых тем. Во-первых, цензура: «…то нетерпимое дальше угнетение, которому наша художественная литература из десятилетия в десятилетие подвергается со стороны цензуры и с которым Союз писателей не может мириться впредь. Не предусмотренная конституцией и потому незаконная, нигде публично не называемая, цензура под затуманенным именем Главлита тяготеет над нашей художественной литературой и осуществляет произвол литературно-неграмотных людей над писателями. Пережиток средневековья, цензура доволакивает свои мафусаиловы сроки едва ли не в XXI век! Тленная, она тянется присвоить себе удел нетленного времени: отбирать достойные книги от недостойных».
А.И. Солженицын высказывает своё глубокое сожаление по поводу того, что «…произведения, которые могли бы выразить назревшую народную мысль, своевременно и целительно повлиять в области духовной или на развитие общественного сознания, - запрещаются либо уродуются цензурой по соображениям мелочным, эгоистическим, а для народной жизни недальновидным. Отличные рукописи молодых авторов, ещё никому не известных имён, получают сегодня из редакций отказы лишь потому, что они «не пройдут». Многие члены Союза и даже делегаты этого Съезда знают, как они сами не устаивали перед цензурным давлением и уступали в структуре и замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, фразы, снабжали их блёклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их содержание и свой творческий метод. По понятному свойству литературы все эти искажения губительны для талантливых произведений и совсем нечувствительны для бездарных. Именно лучшая часть нашей литературы появляется на свет в искажённом виде. За нашими писателями не предполагается, не признается права высказывать опережающие суждения о нравственной жизни человека и общества, по-своему изъяснять социальные проблемы или исторический опыт, так глубоко выстраданный в нашей стране».В этом своём шаге А.И. Солженицын был не одинок. Согласие с ним засвидетельствовали своими подписями на прочитанном ими в зале съезда письме сто членов ССП. Другая не менее важная тема - репрессии против писателей: «Даже Достоевского, гордость мировой литературы, у нас одно время не печатали (не полностью печатают и сейчас), исключали из школьных программ, делали недоступным для чтения, поносили. Сколько лет считался «контрреволюционным» Есенин (и за книги его даже давались тюремные сроки)? Не был ли и Маяковский «анархиствующим политическим хулиганом»? Десятилетиями считались «антисоветскими» неувядаемые стихи Ахматовой. Первое робкое напечатание ослепительной Цветаевой десять лет назад было объявлено «грубой политической ошибкой». Лишь с опозданием в 20 и 30 лет нам возвратили Бунина, Булгакова, Платонова, неотвратимо стоят в череду Мандельштам, Волошин, Гумилёв, Клюев, не избежать когда-то «признать» и Замятина, и Ремизова. Тут есть разрешающий момент - смерть неугодного писателя, после которой, вскоре или невскоре, его возвращают нам, сопровождая «объяснением ошибок». Давно ли имя Пастернака нельзя было и вслух произнести, но вот он умер - и книги его издаются, и стихи его цитируются даже на церемониях».
Не обходит вниманием А.И. Солженицын и предательского поведения руководителей писательского союза: «…руководство Союза малодушно покидало в беде тех, чьё преследование окончилось ссылкой, лагерем и смертью (Павел Васильев, Мандельштам, Артём Весёлый, Пильняк, Бабель, Табидзе, Заболоцкий и другие). Этот перечень мы вынужденно обрываем словами «и другие»: мы узнали после XX съезда партии, что их было более шестисот - ни в чём не виновных писателей, кого Союз послушно отдал их тюремно-лагерной судьбе. Однако свиток этот ещё длинней, его закрутившийся конец не прочитывается и никогда не прочтётся нашими глазами: в нём записаны имена и таких молодых прозаиков и поэтов, кого лишь случайно мы могли узнать из личных встреч, чьи дарования погибли в лагерях нерасцветшими, чьи произведения не пошли дальше кабинетов госбезопасности времён Ягоды-Ежова-Берии-Абакумова».
Определив основные проблемы, далее А.И. Солженицын высказывает свои предложения: «Я предлагаю чётко сформулировать в пункте 22-м устава ССП все те гарантии защиты, которые предоставляет Союз членам своим, подвергшимся клевете и несправедливым преследованиям, - с тем, чтобы невозможно стало повторение беззаконий». Здесь же А.И. Солженицын призывает новое руководство не повторять ошибок прошлого: «Новоизбранному руководству Союза нет никакой исторической необходимости разделять со старыми руководствами ответственность за прошлое».
В первой части речи А.И. Солженицыным приводятся убедительные примеры, указывающие на несостоятельность действующей системы правления. Во второй части письма А.И. Солженицын говорит о запретах и преследованиях, испытанных лично им. Эта часть делится на более частные аспекты, касающиеся отдельных эпизодов творчества писателя (об отнятом романе «В круге первом» и архиве, о клевете в сторону писателя, и о невозможности ответить на неё, о произведениях, недоступных для широкого читателя, о запрете общения с читателями) и заканчивается не очень утешительным выводом: «Так моя работа окончательно заглушена, замкнута и оболгана». В конце письма А.И. Солженицын задаёт вопрос: «При таком грубом нарушении моих авторских и «других» прав - возьмётся или не возьмётся IV Всесоюзный съезд защитить меня?», скорее всего оставшийся без ответа, но в этом вопросе слышится: сколько же можно терпеть? Сколько же можно бездействовать? В заключении А.И. Солженицын говорит о том, что «Никому не перегородить путей правды, и за движение её я готов принять и смерть». Письмо заканчивается вопросом, в котором автор письма высказывает надежду на то, что опыт предыдущего поколения «…научит нас наконец не останавливать пера писателя при жизни?». В этом письме А.И. Солженицын предстаёт как борец, обличитель, неведающий сомнений и наставляющий сограждан своим словом, ставшим делом общественным.
Это письмо было разослано по почте в 250 адресов в середине мая 1967 года. Один экземпляр был принесён лично автором в технический секретариат съезда 16 мая и сдан под расписку его. Первая публикация состоялась в газете «Monde» (Париж), 31.5.1967 г.; позже - ряд газетных публикаций на разных языках; по-русски - множественно в эмигрантской печати. На родине «Письмо IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей» (1967 г.) впервые напечатано спустя 22 года - в журнале «Слово» (Москва), 1989 г., №8; в журнале «Смена» (Москва), 1989 г., №23.
Проблематика «Письма вождям Советского Союза» (1973 г.) затрагивает вопросы цензуры, репрессий против писателей, поведения руководителей Союза писателей. Основной пафос обращения к вождям - стремление пробудить национальную совесть и ответственность в руководителях страны, определяющих её судьбу. Два главных предложения А.И. Солженицына - отказ от марксистко-ленинской идеологии и прекращение политики физического и идеологического экспансионизма. «Письмо вождям Советского Союза» (1973 г.) содержит программу реформирования «вождями» советской действительности, «рецепт» оздоровления её основополагающих принципов. По мере того, как утрачивается надежда пробудить патриотизм и совесть в «вождях», растёт стремление побудить соотечественников к нравственной революции, суть которой в отказе поддерживать и разделять официальную ложь. Оппоненты А.И. Солженицына дружно обвиняли его в безаппеляционности, в категорическом характере всех его предложений и предположений, в ощущении себя пророком, несущим в мир пребывающее над критикой откровение - истину в её последней и совершенной форме. Откуда и почему возник этот ложный стереотип? Может быть, он предопределён страстностью тона А.И. Солженицына, его ораторским мастерством, его склонностью многократно возвращаться к своим ведущим идеям. Но никто никогда не отмечает той осторожности, тех сомнений и колебаний, которые связаны хотя бы с «Письмом вождям Советского Союза».
Третьего мая 1974 года А.И. Солженицын говорит о «Письме вождям Советского союза» в «Ответах журналу «Тайм»»: «Я не настаиваю на единственности предлагаемого мною выхода и даже готов тотчас снять мои предложения, если мне противопоставят не просто критику (я, и когда писал, понимал слабые места этого «Письма»), но предложат выход лучший, реальный, конструктивный. Предложения мои были выдвинуты в прошлом году с весьма-весьма малою надеждой, да. Но и нельзя было не испробовать этот совет. В своё время и Сахаров, и Григоренко, и другие, с разными обоснованиями, предлагали советскому правительству мирные пути развития нашей страны. Это делалось всегда не без надежды - увы, не оправдавшейся никогда. Пожалуй, можно и подытожить: последовательно и решительно отвергая всякие благожелательные предложения, всякие реформы, всякие мирные пути, советские вожди не смогут сослаться, что они не знали ситуации, что им не предлагалось альтернатив: своей упрямой косностью они взяли на себя ответственность за самые тяжёлые варианты развития нашей страны».
Вновь А.И. Солженицын касается «Письма вождям Советского Союза» в телеинтервью компании CBS, Цюрих, 17 июля 1974 года. Интервьюер Уолтер Кронкайт задаёт вопрос, который А.И. Солженицыну ещё не раз придётся услышать: «- В «Письме вождям Советского Союза» Вы выражаете предпочтение авторитарной системе, и из этого возникла критика со стороны разных инакомыслящих в Советском Союзе, а также, может быть, некоторое разочарование со стороны либералов в западном мире. Что Вы можете сказать по этому поводу?»
Моё «Письмо вождям Советского Союза» было во многом неправильно понято. Дело в том, что нельзя решать вопрос об авторитарной системе или о демократической - вообще. У каждой страны есть своя история, свои традиции, свои возможности. Никогда в истории, сколько вот Земля стоит, не было по всей Земле одной системы, и я утверждаю - никогда и не будет. Всегда будут разные. В моём «Письме вождям Советского Союза» сказано только, что в сегодняшних условиях я не вижу сил таких и таких путей, которые могли бы привести Россию к демократии без новой революции. Я написал в преамбуле, что если мои предложения неудачны, то я готов в любую минуту их снять, только пусть мне кто-нибудь даст другой практический путь. Практический путь - как нам выйти из положения в России? Вот сегодня, без революции, и так, чтобы можно было жить. Я обращался к вождям, которые власти не отдадут добровольно, и я им не предлагаю: «отдайте добровольно!» - это было бы утопично. Я искал путь, не можем ли мы у нас в России найти способ сейчас смягчить авторитарную систему, оставить авторитарную, но смягчить её, сделать более человечной. Так вот: для России сегодня ещё одна революция была бы страшнее прошлой, чем 17-й год, столько вырежут людей и уничтожат производительных сил. У нас в России - другого выхода нет сейчас, так я понимаю. Но это не значит, что я в общем виде считаю, что авторитарная система должны быть везде, и лучше она, чем демократическая».
Перечитывая публицистику А.И. Солженицына, удивляешься её последовательности. От «Письма Четвёртому съезду писателей» (1967 г.) до «Гарвардской речи» (1978 г.) одни и те же темы, но раскрываются медленно, понемногу, и всё в них подчинено моральному критерию. Отсюда подчинённость демократии нравственным целям жизни, ощущаемая уже в «Письме вождям Советского Союза» (1973 г.) и гремящая оглушительно в Гарварде в 1978-м; отсюда и первенство нации перед идеологией - линия, начатая в сборнике «Из-под глыб» и завершающаяся резким осуждением русских либералов в феврале 1917-го (в интервью от февраля 1979-го); и отрицание морального права на эмиграцию для тех, кто считает себя русским, появляющееся впервые в телеинтервью компании СИ-БИ-ЭС (июнь 1974-го), уточняемое в открытом письме Павлу Литвинову (январь 1975-го) и, наконец, выливающееся в яростную обвинительную речь («Радиоинтервью компании Би-Би-Си», февраль 1979-го); и сожаление, что Запад вступил в союз со Сталиным ради победы над Гитлером, высказанное в Нью-Йорке в июле 1975-го и разъяснённое недвусмысленно в мае 1978-го. А.И. Солженицын берёт слово только по своему собственному решению и никогда - в ответ на вызовы средств массовой информации. В публицистике А.И. Солженицына, в открытых письмах и посланиях перед читателем встаёт образ человека, распрямившегося в борьбе с советской системой и не способного на компромисс с ней.
публицистический жанр статья солженицын
Во многих своих публицистических выступлениях А.И. Солженицын стремится осмыслить «категории национальной жизни». Этим аспектам посвящены статьи: «Не обычай дёгтем щи белить, на то сметана» (1965 г.), «На возврате дыхания и сознания» (1973 г.), «Раскаяние и самоограничение» (1973 г.), «Образованщина» (1974 г.), воззвание «Жить не по лжи» (1974 г.), «Наши плюралисты» (1982 г.), «Колеблет твой треножник» (1984 г.). Призыв А.И. Солженицына «Жить не по лжи» прозвучал в целом ряде публицистических выступлений писателя и обрёл законченную и отточенную форму в воззвании «Жить не по лжи». Один из главных тезисов этого выступления А.И. Солженицына - тезис о сращенности насилия с ложью. А.И. Солженицыным владеет острое чувство потребности в свободе и правде, ключ к освобождению - «личное неучастие во лжи!». Основной пафос воззвания: «Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!»
Стержневая для А.И. Солженицына той поры идея немедленного, без оглядки на других людей, бескомпромиссного отказа сначала сотен, тысяч, а затем и миллионов людей ото лжи нашла своё самое полное, яркое выражение в воззвании «Жить не по лжи». Датированное 12-м февраля 1974 года - днём ареста писателя, последнее, что было написано им на родине, это воззвание звучало в те дни как его завещание. В поминутном ожидании ареста, исхода которого предвидеть нельзя было, оно завещанием и являлось. Немедленно пущенное женой писателя в Самиздат и переданное ею иностранным корреспондентам, оно уже 14 февраля было опубликовано на Западе и вскоре передано по радио. Это не значит, что, по замыслу обращённое ко всем соотечественникам, оно распространилось достаточно широко. Круг читателей Самиздата и слушателей зарубежного русского радио был в СССР достаточно узок.
А.И. Солженицыным владеет очень острое чувство потребности в свободе и правде. Трагедия состоит в том, что у миллионов такой осознанной, отчётливой, неодолимой потребности в правде нет, а со сравнительно немногочисленной элитой, зрячей и жертвенной, режим пока что справляется. Остальная часть зрячих, не жертвуя своим относительным благополучием, довольствуется лёгкой фрондой, иносказанием и изощрённым оппозиционным подтекстом (цензура зачастую игнорирует это), разговорами в своём кругу; лучшие - осторожным просветительством и распространением неподцензурной литературы.
В своём выступлении на Тайване 23 октября 1982 г. А.И. Солженицын сказал: «В нынешнем мире царит предательство слабости, и по-настоящему вы можете рассчитывать только на свои собственные силы. Однако есть ещё одна - большая и большая надежда: на народы порабощенных стран, которые не будут терпеть бесконечно, но грозно выступят в час, грозный для своих коммунистических властителей».Что означают эти слова, если не предвидение и ожидание революции в «порабощённых странах»? Как же ещё можно «грозно выступить» их народам? Чем может быть «грозный час» для «коммунистических властителей» в данном контексте, если не революцией?
Тоталитаризм зрелого, устоявшегося образца ужасен своей бесперспективностью в смысле сравнительно благополучного и скорого освобождения от него. Мы ещё не видели такого освобождения без вмешательства извне, как в Западной Германии или на Гренаде. Категорический отказ Д. Сахарова, А.И. Солженицына и большинства других весьма достойных оппозиционеров от идеи силового сопротивления внутри страны - это, в сущности, скорее всего констатация, в том числе и эмоциональная, инстинктивная, нереальности такого сопротивления. Это и могучая реакция на преступность российского революционного и последующего коммунистического насилия, свойственная за немногими исключениями почти всей подсоветской оппозиции тоталитаризму. Это и естественный страх перед тем, какие самоуничтожительные формы может принять невероятная или почти невероятная вспышка национального и социального (в нерусских районах) или чисто социального (в России) физического сопротивления режиму снизу. Решительно отказываясь от насилия, А.И. Солженицын предлагает свой выход - революционный, но не насильственный.
Воззвание «Жить не по лжи» фактически повторяет конструктивную часть «Образованщины», но чётче, резче, определённее, с чрезвычайно высокой концентрацией ведущих идей. Один из главных тезисов А.И. Солженицына - тезис о сращенности насилия с ложью: «Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь - его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несёт, и кричит: «Я - Насилие! Разойдись, расступись - раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет - оно уже не уверено в себе, и чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, - непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не каждое плечо кладёт насилие свою тяжёлую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи - и в этом вся верноподданность. И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!»
За рамками воззвания оставался вопрос: что считать за правду? Даже у честных, нравственных людей конкретное понимание правды часто сильно разнится. К тому же всегда остаётся лазейка для лицемера - он пишет, поёт, рисует, лепит, голосует и цитирует по зову сердца («мы пишем, как диктует сердце, а сердце наше принадлежит партии»). За рамками воззвания остался и другой ряд трудных вопросов - живут ли по правде граждане свободного мира? Обеспечивают ли политические свободы свободу жить не по лжи? За рамками воззвания остались конкретные примеры (кто уже живёт не по лжи) и «инструкция по применению» - как жить не по лжи в частной жизни (всегда ли возможно?) и в тех случаях, когда ложь щадит слабого, больного? И вообще: где границы принципа? Как вести себя с врагом, соперником, конкурентом? Только с первого взгляда императив А.И. Солженицына мог показаться делом лёгким и скорым, рецептом простым и понятным. Мысль, которую по призыву А.И. Солженицына надо было разрешить каждому русскому максималисту, требовала полного пересмотра бытия и сознания.
«Много десятилетий ни один вопрос, ни одно крупное событие нашей жизни не было обсуждено свободно и всесторонне, так, чтобы мочь нам произнести истинную оценку происшедшего и путей выхода из него. Но всё подавлялось в самом начале, всё покидалось неосмысленным хаотическим хламом, без заботы о прошлом, а значит и о будущем. А там валились новые и новые события, грудились такими же давящими глыбами. И теперь, подойдя снаружи, даже трудно найти силы для разбора этого всего наслоившегося». Вот этот образ задавленных мыслей, задавленных полвека (даже более), и дал название сборнику «Из-под глыб». Мысли А.И. Солженицына пытаются пробиться под этими глыбами вверх - к свету и к общению. Тем, кто не испытал подобного пятидесятилетия, даже трудно вообразить, насколько при постоянном подавлении разбредаются мысли соотечественников. Соотечественники как будто бы перестают понимать друг друга, как будто не говорят на одном языке. Насколько мучителен был процесс - обществу лишиться речи, когда речь была запрещена, - не менее мучительно обществу возвратиться к речи. После такого перерыва неудивительно, что среди инакомыслящих, собственно, среди тех людей в России, кто высказывал свои мысли, возникали такие резкие различия во мнениях. Они отвыкли друг друга слышать и совершенно отвыкли вести дискуссии.
Первое, что хочется отметить, - во всём мире и в нашей стране усвоен такой общий тон: разоблачать других - других политических деятелей, другие партии, другие движения, другие нации и это - памфлетное направление. А.И. Солженицын призывает всех вообще, во всех аспектах жизни, начать с признания собственных ошибок и несправедливостей. А.И. Солженицыну уже приходилось писать в «Архипелаге Гулаге» и в других произведениях о том, что линия добра и зла не проходит так примитивно, что по одну сторону те, кто правы, а по другую - те, кто не правы. Линия добра и зла в мире не разделяет партии на тех, кто прав или виноват и людей даже так не разделяет. Линия разделения добра и зла проходит по сердцу каждого человека. В разное время, при разных обстоятельствах, и человек, и какая-то группа людей, и целое общественное движение, и целая нация-то занимала более светлое высокое положение, то, наоборот, опускалась во мрак.
А.И. Солженицын ставит в своей статье «Раскаяние и самоограничение» (1973 г.) вопрос: возможно ли говорить о раскаянии наций, можно ли это чувство отдельного человека перенести на нацию? Возможно ли говорить о грехе, который совершила целая нация? Конечно, никогда не бывает, чтобы все члены данной нации совершили какое-то преступление, или проступок, или грех. А с другой стороны, в каком-то смысле, в памяти истории, в человеческой памяти и в национальной памяти, именно так запечатлевается. А.И. Солженицын говорил (думал), что в памяти бывших колониальных народов осталось общее впечатление, что их бывшие колонизаторы виновны перед ними - целиком, как нации, хотя не каждый был колонизатором. Можно было наблюдать в одной из частей Германии волну раскаяния за события Второй мировой войны. Это совершенно реальное общенародное чувство, оно было, даже и есть. Спросят: а при тоталитарных режимах разве виноват народ в том, что делают его правители? Кажется, менее всего виноват при тоталитарных режимах. А, тем не менее, на чём же держатся тоталитарные режимы, как не на поддержке одних и пассивности других?
А.И. Солженицын рассматривает в статье историю русского раскаяния, в русском обществе, и затем ведёт дискуссию с двумя антиподами раскаяния, с которыми встречается в России. Направление сборника в том, что, говоря о грехах, о преступлениях, люди никогда не должны отделять сами себя от этого. Они должны в первую очередь искать свою вину, свою долю участия в этом.
В статье «Раскаяние и самоограничение» (1973 г.) А.И. Солженицын ставит вопрос: как понять - революция была следствием нравственной порчи народа, или наоборот: нравственная порча народа - следствие революции? В чём была роль русских в 1917 году: в том ли, что они принесли миру коммунизм, подарили миру коммунизм, или первые приняли его на свои плечи? А значит, каковы перспективы других народов, если на них свалится коммунизм? Устаивал ли какой-нибудь народ против этого, устоит ли всякий в будущем? Недостаток Демократического движения в Советском Союзе был как раз, в частности, в том, что это движение разоблачило пороки социального строя, но не раскаивалось в грехах собственных и интеллигенции вообще. Но кто же держал этот режим - разве только танки и армия, а разве не советская интеллигенция? Больше-то всего и держала его советская интеллигенция. А.И. Солженицын призывает всех - если ошибиться в раскаянии, то в большую сторону, то есть лучше признать за собой больше вины, чем меньше. Призывает всех пресечь счёт бесконечных обид между собой и соседями. Ведь многие в мире разделяют ту простую точку зрения, что нельзя построить доброго общества из злых людей; что чисто социальные преобразования - это пустое направление. Но так точно нельзя построить доброго человечества при злых отношениях между нациями. Никакая прагматическая позитивная дипломатия не сделает ничего, пока между народами не установится добрых чувств. А.И. Солженицын считает, что все межнациональные проблемы мира не могут быть разрешены чисто политически; решать их надо начинать с нравственности, а нравственность в отношениях между нациями - это раскаяние и признание своей вины. Чтобы раскаяние не осталось на словах, следующим неизбежным шагом за ним является самоограничение: люди должны сами себя ограничить, а не ждать, пока силой ограничат их снаружи. Вот эта идея самоограничения в применении к России и была главной мыслью письма вождям, которое было так неправильно понято во всём мире. С призывом самоограничиться А.И. Солженицын обратился, прежде всего, к себе, своему народу, своему государству, - а это назвали почему-то изоляционизмом.
А.И. Солженицын в своих публичных выступлениях предстаёт мастером ведения полемики, для которого самым важным является поиск истины, обсуждение проблемы, а не просто осуждение или обвинение власть предержащих. Его выступления можно назвать по-настоящему продуктивными. А.И. Солженицын пытается объяснить, доказать и отстоять справедливость своей позиции, всегда думая о благе России и её народе.
2. Публицистика периода третьей волны эмиграции 1970 -80-х гг.
2.1 Проблемы русской эмиграции в очерках А.И. Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов»
В начале 1970-х гг. начался новый исход наших соотечественников за рубеж, получивший название - Третьей волны эмиграции (иногда именуется диссидентской). По сути, она была не столько национальной (т.е. еврейской), сколько сословной (т.е. интеллигентской), и выражала своё самосознание словами «Я выбрал свободу». Третью волну эмиграции можно условно разделить на две группы: а) выезжающих на историческую Родину, главным образом в Израиль, Германию и Грецию; б) диссидентов добровольно или вынуждено покидавших родину.
Писатели третьей волны оказались в эмиграции в совершенно новых условиях, они во многом были не приняты своими предшественниками, чужды «старой эмиграции». В отличие от эмигрантов первой и второй волн, они не ставили перед собой задачи «сохранения культуры» или запечатления лишений, пережитых на родине. Совершенно разный опыт, мировоззрение, даже разный язык (так А.И. Солженицын издаёт Словарь языкового расширения, включавший диалекты, лагерный жаргон) мешали возникновению связей между поколениями. Русский язык за 50 лет советской власти претерпел значительные изменения, творчество представителей третьей волны складывалось не столько под воздействием русской классики, сколько под влиянием популярной в 60-е годы в СССР американской и латиноамериканской литературы, а также поэзии М. Цветаевой, Б. Пастернака, прозы А. Платонова. Одной из основных черт русской эмигрантской литературы третьей волны станет её тяготение к авангарду, постмодернизму. Вместе с тем, третья волна была достаточно разнородна: в эмиграции оказались писатели реалистического направления (А. Солженицын, Г. Владимов), постмодернисты (С. Соколов, Ю. Мамлеев, Э. Лимонов), нобелевский лауреат И. Бродский, антиформалист Н. Коржавин. Русская литература третьей волны в эмиграции, по словам Наума Коржавина, это «клубок конфликтов»: «Мы уехали для того, чтобы иметь возможность драться друг с другом». Несомненно, русская литературная эмиграция сохранила традиционный гуманистический пафос русской литературы. Это было особенно важно в двадцатом веке, после великих литературных прозрений и достижений века девятнадцатого. Эмигранты смогли противопоставить государственной монополии на литературу единственно возможную альтернативу - эстетическую. Настоящая литературная критика сохранилась лишь в эмиграции. Именно в эмиграции смогли выжить такие неприемлемые для метрополии жанры, как антиутопия, памфлет и эссе.
Важно, что вопросы духовного развития страны (России, СССР) открыто обсуждались на страницах эмигрантских журналов, едва появилась сама эмиграция. Здесь была возрождена атмосфера открытых дискуссий, которая в метрополии искусно подменялась псевдооткрытостью (на деле - бытовой ограниченностью, в которой верх воображения - рубрика «Если бы директором был я…») «Литературной газеты». Различные точки зрения - нормальная для литературного процесса вещь, но и русским эмигрантам пришлось совершить усилие, чтобы согласиться с этим. Характер дискуссий уже тогда с очевидностью показывал, что исторический путь России - никак не путь в «светлое будущее», к «зияющим высотам» коммунизма. Это по-прежнему направление, вырисовывающееся в спорах западников и славянофилов, но уже новых - новых западников и новых славянофилов.
Эмигранты - критики и эссеисты - помогали выживать тонкому слою советских интеллигентов. Интеллигент никогда не ассоциирует себя с властью, он всегда в стороне, а для формирования такой позиции была необходима особая образованность, отличная от образованности стандартной. Такие передачи, как «Поверх барьеров», журналы «Континент», «Синтаксис», «Двадцать два», «Время и мы» выстраивали иную шкалу литературных ценностей, параллельную официальной иерархии «секретарской литературы». Советскую литературу призывали быть монолитной, эмигрантскую - политизированной. Благодаря существованию друг друга ни та, ни другая призывам не поддались. Опыт рассечённой в двадцатом веке русской литературы показал, что литература - понятие не географическое. Литература не зависит от государственных границ. Можно искусственно разделить литературный процесс, можно изгнать писателей, но литературу разделить не удастся. Единство литературы сохраняют язык, национальный образ мира, специфические для национальной литературы образы. Русская эмигрантская литература доказала это своей более чем восьмидесятилетней историей.
Взгляды исследователей на понятия "метод" и "жанр" в журналистике. Анализ публикаций "Литературной газеты" 1970-х годов, представленных под рубрикой "Эксперимент "ЛГ"". Практическая значимость эксперимента в условиях развития информационного общества.
дипломная работа , добавлен 05.10.2012
Тематика и жанровое разнообразие современной журналистики и их актуальность. Тематическое и жанровое разнообразие телевизионных проектов АТН - первого канала белорусского телевидения. Игры в интеллект на деньги, интеллектуальные ток-шоу, шоу-театр.
курсовая работа , добавлен 21.02.2011
Репортаж в системе современных средств массовой информации, определение жанра. Событийный, аналитический (проблемный) и познавательно-тематический репортаж. Трансформация жанра. Характеристика журнала "Русский репортер" и репортажей на его страницах.
курсовая работа , добавлен 06.09.2011
История зарождения аналитических изданий в США. Возникновение и развитие газетной публицистики в России до ХХ века. Специфические особенности аналитического жанра в современной журналистике, их цели и виды. Задачи, признаки и этапы создания статьи.
курсовая работа , добавлен 17.11.2011
Проблема жанра "письмо" и "открытое письмо", его роль в журналах И.А. Крылова. Работа И. Крылова в периодических изданиях, поднятые им проблемы и описание характеров в его произведениях. Особенности стиля и языка в публицистических работах И. Крылова.
курсовая работа , добавлен 10.05.2010
Профессиональная этика журналиста: авторская позиция как выражение субъективности. Психологические приёмы и способы проявления позиции журналиста. Приёмы открытого проявления позиции журналиста. Способы скрытого проявления позиции журналиста.
дипломная работа , добавлен 30.03.2003
Сущность реалити-шоу с позиции телевизионной публицистики. Обзор популярных передач на Первом канале, ТНТ, СТС, MTV, Рен-ТВ. Анализ основных жанрообразующих, социо-психологических, культурософских факторов реалити. Интервью с участницей реалити-шоу.
дипломная работа , добавлен 20.10.2011
Формирование представления о жанровом наполнении женского глянцевого журнала. Глянцевая пресса и ее воздействие на аудиторию. Значение иллюстраций в издании, тематика статей. Жанровое наполнение журнала Glamour, его целевая аудитория и назначение.
реферат , добавлен 06.05.2014
Событийно-информационная, позитивно-аналитическая, критико-аналитическая, сатирическая, полемическая и дискуссионная формы публицистики. Традиции русской публицистики. Развитие всех форм публицистики в середине ХХ в. и росту общественного сознания.
контрольная работа , добавлен 20.05.2014
Жизненный путь Л.М. Рейснер, появление ее первых произведений и журналистское творчество в годы Гражданской войны. Особенности репортажа как жанра, история его развития в России. Своеобразие и мастерство репортажного письма Ларисы Михайловны Рейснер.
