8 сентября новый сезон в «Лектории Правмира» открыл игумен Пётр (Мещеринов). Его лекция «Духовные кантаты Иоганна Себастьяна Баха» стала одновременно презентацией исправленного и дополненного издания книги «Иоганн Себастьян Бах. Тексты духовных произведений»(ЭКСМО, 2014).
Игумен Петр (Мещеринов) - настоятель подворья Данилова монастыря в селе Долматово, выпускник Московской консерватории, переводчик религиозной литературы с немецкого языка, автор нескольких лекционных курсов по классической музыке.
Мне представляется, что лучшей презентацией книги переводов церковных сочинений Баха (1685 – 1750), основной корпус которых составляют духовные кантаты, будет небольшой рассказ о том, что, собственно, такое – духовные кантаты, и как Бах их писал, – и, конечно же, музыкальная иллюстрация этого рассказа.
Очень кратко – основные положения. Кантата – это церковное, клиросное, так сказать, произведение для хора, солистов и оркестра с органом. Размеры кантаты и её состав может быть самым разнообразным – от крошечного до грандиозного (по большим праздникам). Место кантаты – на утреннем богослужении, предваряющем совершение Евхаристии, после чтения Евангелия, перед проповедью.
Здесь нужно сказать, что западное богослужение устроено несколько иначе, чем православное. Наше богослужение (я не беру Литургию) чередует молитвословие и чтение святоотеческих поучений, и не предусматривает никаких пауз. Все мы знаем: когда на службе по каким-то причинам образуются паузы, все воспринимают это как нечто чужеродное, как какое-то происшествие.
Западный же богослужебный стиль наряду с молитвословием и лекционарием предполагает моменты остановки и тишины для созерцательного молитвенного размышления. Эти медитативные паузы могут быть просто молчанием – например, после причастия (и это, надо сказать, очень впечатляет); а могут заполняться музыкой. Вот такую большую медитативную паузу для переживания и прочувствования предыдущих молитв и чтения Священного Писания и представляет собой кантата, смысл которой – усвоение прослушанного Апостольского и Евангельского текста, но не вербально – слово проповеди зазвучит сразу после кантаты, – а средствами церковного музыкально-поэтического искусства.
Кантаты во времена Баха были достаточно ординарным делом; писать их было не слишком сложно. Для этого брались церковные песнопения или свободные духовные поэтические тексты, подходящие по содержанию к данному воскресенью или празднику, и к ним в качестве иллюстрации сочинялась музыка. Это музыкальное иллюстрирование осуществлялась за счёт великого богатства музыкально-риторических фигур, которые накопило искусство эпохи барокко. Например, в тексте заходит речь о радости – берётся музыкальная фигура, символизирующая радость (всё это было на слуху тогда буквально у всех прихожан). Упоминается нечто скорбное – музыка пишется на мотивы скорби. Упоминается, скажем, Крест Христов, или Ангелы – тут же в музыке появляются символы Креста или Ангелов, и так далее. Всё это было достаточно схематично и ординарно.
Надо сказать, что лютеранские церковные кантаты канули бы в Лету, и сегодня – так как лютеранское богослужение развивалось и изменялось – никто бы даже и не вспомнил о когда-то исполнявшихся после чтения Евангелия кантатах, если бы Иоганн Себастьян Бах не увековечил этот жанр в своём творчестве. С технической стороны Бах сюда ничего принципиально нового не вносит – он также использует символические и риторические музыкальные фигуры. Но посредством этой техники он не просто иллюстрирует текст. Бах религиозно прочувствывает, философски осмысляет и с необыкновенной глубиной выражает духовные переживания, вызванные в душе христианина текстом богослужебного отрывка из Писания или событием церковного праздника. Так, как Бах, этого не делает никто – ни до него, ни после. Баховская кантата – это религиозно-философское сокровище христианства, один из тех даров, которые принесут пред Бога спасённые народы, как об этом пророчествует Апокалипсис.
Баховское кантатное творчество делится на три периода. Первый – его ранние кантаты 1706 – 1707 гг., написанные во время его службы в Мюльхаузене. Это кантаты, так сказать, «требные», не для регулярного богослужения: по поводу выборов в городской совет, венчальные, заупокойные и т.п. Форма их очень свободная, сквозная, и написаны они по старой северонемецкой традиции большей частью на тексты из Библии.
Второй период – веймарские кантаты, когда Бах во время своего девятилетнего служения при Веймарском дворе был должен – не чаще, чем раз в месяц – писать кантату. И, наконец, третий период – лейпцигский, когда Бах стал кантором двух главных городских церквей Лейпцига – св. Фомы и св. Николая – и был обязан обеспечивать кантатой богослужение в этих церквях еженедельно. На лейпцигский период приходится большинство написанных Бахом кантат. Тогда же складывается и их типовая форма (чередование отдельных законченных номеров), которую мы сейчас с вами и рассмотрим – и проиллюстрируем музыкой.
Большинство баховских кантат начинается с хора, вводящего в основную тему того церковного события, на которое написана кантата, часто на слова евангельского или апостольского чтения данного дня. Вот кантата № 112, на неделю Антипасхи. В западной традиции этот праздничный день ещё назывался «Белым воскресеньем», потому что новокрещёные – на Пасху – члены Церкви разрешались в этот день от своих крещальных белых одежд, и Церковь напутствовала их хоралом по 22-му Псалму «Господь – мой верный Пастырь». Хор и написан на первую строфу этого хорала. Вот текст:
Господь – мой верный Пастырь;
хранит Он меня под кровом Своим,
и я совсем не буду нуждаться
ни в чём.
Он неустанно пасёт меня там,
где произрастают злачные пажити
Его спасительного слова.
Пасхальная радость, радость Крещения, подчёркнутая всем арсеналом выразительных средств – и оркестровкой с блестящими валторнами, и самой фактурой музыки – вот содержание этого прекрасного хора.
Хор из кантаты 112:
Нередко кантата начиналась с Арии. Такие арии всегда писались Бахом достаточно развёрнуто, и по характеру они соответствовали именно вступительному хору. Вот начальная Ария из кантаты № 162, на евангельскую притчу о званных на брачный пир. Текст:
Се, позван
ныне я идти на брак –
о, радость! и о, горе!
Мертвящий яд и животворный хлеб,
рай, ад, жизнь, смерть,
небесный свет и преисподней пламень –
всё сочетается (в душе моей).
Ах! помоги, Иисусе, чтоб мне устоять!
Тут понятно, почему Бах написал именно арию, а не хор. Хор более объективен, это пение общины, а ария поётся от одного лица, вот от меня лично – и данный текст, конечно, является личным исповеданием всякой христианской души. Таким исповедально-покаянным характером и отличается музыка. Не могу не отметить, как Бах подчёркивает соответствующей риторической фигурой слово «пламень» («Flammen»).
Вступительная ария из кантаты 162:
После вступительного хора или большой арии чередовались (как правило, в количестве четырёх или пяти номеров) речитативы и арии – причём, арии уже иные по характеру, чем вступительные арии, заменяющие хор. Речитатив – это прямое изложение текста, прямое высказывание. Речитативы бывают двоякого рода – простые и аккомпанированные. Простые (они называются «речитативы secco», то есть «сухие») – то есть в сопровождении только виолончели с контрабасом и органа.
Казалось бы, самая незатейливая вещь – но искусство Баха проявляется тут в поразительной мере. Высочайшим мастерством декламации и совершенно свободной и одновременно строго продуманной сменой гармоний Бах подчёркивает малейшие и тончайшие оттенки смысла в словах. Вообще с точки зрения музыкальной декламации – то есть пропевания, распевания того или иного текста – с Бахом не сравнится никто из композиторов. Послушаем речитатив из кантаты № 54 «Противостой греху». Вот его текст:
Вид гнусного греха
быть может привлекателен извне;
но только всяк
с печалью и досадою потом
великое обрящет горе.
Снаружи грех – как золото;
но если следовать за ним,
то обнаружится пустая только тень
и украше
нный гроб.
Грех – плод Содома,
и кто с ним сочетается,
тот Царства не достигнет Божья.
Грех – острый меч;
пронзает душу он и тело.
Я не смогу, конечно, разбирать каждое слово – это нужно иметь ноты перед глазами; но, я думаю, все вы услышите, как проиллюстрировано музыкой выражение «острый меч» («ein scharfes Schwert»).
Речитатив из кантаты 54:
Аккомпанированные речитативы – это те, в которых участвует, помимо органа, ещё и оркестр, преимущественно струнные инструменты. И тут я покажу вам удивительный фрагмент из кантаты № 69. Эта кантата, так сказать, конъюнктурно-официальная. Раз в сколько-то лет (не могу сейчас вспомнить точно, в сколько именно) проходили выборы в лейпцигский магистрат, и когда новое городское правительство вступало в должность, совершалось церковное торжество – молебен, для которого Бах, как главный распорядитель городской церковной музыки, должен был писать кантату.
И вот в 1748 году была написана эта кантата – следовательно, она принадлежит к самым поздним творениям Баха. Собственно говоря, что именно тут поражает? А то, что на достаточно никчёмные, казённо-официальные вирши Бах вдруг пишет музыку такой удивительной глубины и красоты, что просто диву даёшься… Вот текст:
Господь явил на нас великие дела!
Он питает и содержит мир,
хранит его и управляет им.
Он творит больше, чем можем мы поведать.
Но вот ещё о чём нужно упомянуть:
что
может быть лучше Божьего дара,
когда даёт Он нашему начальству
дух мудрости,
дабы оно на всякое время
наказывало зло, поощряло добро
и днем и ночью
пеклось о нашем благе?
Восхвалим за это Всевышнего;
воззовём к Нему,
чтоб Он и впредь был так же милостив к нам.
То, что может вредить отечеству нашему,
Ты, Боже, отвратишь от нас,
и всяческую нам помощь ниспошлёшь.
Да, да, крестами же и бедствиями
нас вразумишь Ты, но не казнишь.
Начинается речитатив как простой – голос и орган; но на словах «что может быть лучше Божьего дара?» неожиданно подключается струнный оркестр – и окутывает этот бездарный текст просто-таки небесным сиянием, как будто вся небесная гармония изливается на только что избранный магистрат и выбравший их народ… В чём тут суть? Бах ведь ничего случайного не делал.
Я думаю вот что: Бах перенёс в течение своей жизни много скорбей и притеснений от начальства, он убедился на своём горьком опыте в несовершенстве земных властей – и совершенством своей музыки, мне представляется, он хотел именно вразумить выбранное начальство – каким оно должно быть: «дабы на всякое время оно наказывало зло, поощряло добро, и днем и ночью пеклось о нашем благе». Причём проживший уже почти всю свою жизнь Бах знает, что люди сами по себе не склонны «день и ночь пещись об общественном благе», это именно благодать Божия, дар Божий, на Которого, а вовсе не на людей, и нужно возложить всё упование – и именно это и подчёркивается музыкой столь необыкновенной красоты… И опять же – тот, кто знаком с немецким языком, не может не обратить внимание, как продекларирован каждый слог, каждая интонация – лучше и совершеннее сделать просто невозможно.
Речитатив из кантаты 69:
Арии у Баха самые разнообразные, в любом сопровождении, любой тематики, тут даже и целой лекции не хватит, чтобы охарактеризовать их все. В отличие от речитатива ария – это не просто изложение мысли, не прямое высказывание, а именно молитвенное углублённое размышление на ту или иную тему. И тут для Баха было просто море возможностей комментировать слова музыкой – вернее, не комментировать, это не то слово, конечно, а молитвенно, философски осмыслять музыкой то, что предлагает текст. Здесь ярче всего и проявляется Бах как религиозный мыслитель и мистик. Мы послушаем сейчас с вами арию из кантаты № 123 «О, Эмману ил мой, Владыка верных». Текст арии таков:
Ни тяжкий крестный путь,
ни горьких слёз вкушенье
не страшит меня.
Когда вздымается ненастье,
мне Иисус ниспосылает
спасение и свет.
Так как повод нам сегодня собраться – книга переводов, то я выбрал эту арию ещё и потому, что она показывает виртуозное обращение Баха с немецким языком. «Не страшит меня» – едва выговариваемо: «schreckt mich nicht»; но как Бах тонко выписывает эти слова, чтобы их было удобно и красиво спеть! При этом – неизменное баховское мастерство: слово schreckt – «страшит, ужасает» – подчёркнуто риторической фигурой ужаса – но маленькой, как бы проходящей, потому что ведь христианина на самом деле не страшит ничего… На словах «когда вздымается ненастье» – в середине арии, вы услышите – в музыке действительно вздымается ненастье («Ungewitter toben»)… И ещё очень тонкий штрих – слово «ниспосылает» (по-немецки – «von oben») расположено в самой верхней позиции, то есть здесь голос поёт свою самую высокую ноту, и получается (по-русски этого не передашь, к сожалению) прямо-таки зримый музыкальный жест: Sendet Jesus mir von oben … Вы услышите это… Так создаёт Бах свою религиозную философию.
Ария из кантаты 123:
Заканчивалась кантата простым хоралом, к пению которого присоединялась вся община, – так сказать, объективным, церковным, соборным итогом богослужебного медитативного размышления. В качестве примера я вам приведу несколько усложнённый образец такого заключительного хорала – из кантаты № 41 «Тебя мы восхваляем, о Иисусе». Вот текст:
Твоя, Единого, есть честь,
Твоя, Единого, есть слава!
Учи терпенью нас в скорбях
и всю управи нашу жизнь,
пока мы радостно не перейдём
на Небо, в вечность, в Твоё Царство,
и там, как Божии святые,
мир истинный и радость обретём.
Что лишь Тебе благоугодно,
со всеми нами сотвори,
а мы без развлеченья ныне,
о христиане, воспоём
сердцами и устами и испросим
пришедшему благословенье году.
Усложнённость здесь в том, что, во-первых, конец каждого двустишия украшен звуковой виньеткой из радостных труб и литавр, а, во-вторых, в том, что последнее четверостишие Бах излагает в архаическом церковном стиле – в трёхдольном размере (подчёркивая, что мы воспоём Богу не как миролюбцы, а именно как люди церковные, без развлечения, в строгом стиле, традиционно), повторяя всё же потом две последние строки обычным распевом.
Хорал из кантаты 41:
Вот мы прослушали фрагменты из разных кантат, а теперь сведём всё сказанное в целую кантату на 3-е воскресенье по Пасхе – № 103 «Ihr werdet weinen und heulen»: «вы восплачете и возрыдаете». Первый хор кантаты и написан прямо на евангельский текст.
И по этому хору, который мы с вами сейчас услышим, очень хорошо изучать, как Бах использует как музыкальную символику, так и вообще все средства музыкального выражения, в частности, инструментовку. Солирующим инструментом хора (а затем и первой арии) выбран достаточно необычный для церковного оркестра инструмент – флейта пикколо, маленькая флейта. Она способна извлекать очень высокие звуки и обычно используется в военном оркестре – именно из-за своего свистяще-пронзительного тембра. Но Бах использует её совсем в другом качестве – не как залихватский военный инструмент, а совсем наоборот, как некую «флейту в квадрате». Дело в том, что флейта в оркестре барокко чаще всего символизирует плач, текущие, катящиеся по щекам слёзы; и то, что Бах берёт здесь не просто флейту, а пикколо, усугубляет этот эффект, возводит этот плач и слёзы до крайней степени – что особенно хорошо будет слышно в арии.
Итак, хор распевает евангельские слова данного дня:
Вы восплачете и возрыдаете,
а мир возрадуется;
вы печальны будете,
но печаль ваша
в радость будет.
Первая фраза хора – «вы восплачете и возрыдаете» – написана на хроматический нисходящий ход, риторическую фигуру скорби и плача; слова же – «а мир возрадуется» – иллюстрируются риторической фигурой радости, причём в верхних голосах хора она превращается в какой-то прямо-таки издевательский смех (этот приём Бах использовал в «Страстях», когда народ требовал распятия Христа). Причём обе эти смысловые отсылки сопровождает как раз та самая флейта пикколо, то есть она то плачет, то смеётся – и её «слёзный» тембр придаёт музыкальному символу радости как бы «обратное» значение: это радость мира сего, которая для христиан оборачивается скорбью.
В середине пение хора внезапно прерывается, и бас соло поёт слова Христа «вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет», а флейта здесь изливается прямо-таки хрестоматийными мотивами скорби. И дальше музыкальный материал хора повторяется – но Бах там буквально несколькими очень тонкими штрихами меняет голосоведение, незаметно включая в него риторическую фигуру смирения – и из музыки как будто уходит издевательский оттенок радости мира сего, переключая наше внимание на ту радость, которая обетована нам прозвучавшими словами Христа. Мастерство композитора, конечно, просто поражает.
Хор из кантаты 103:
Второй номер кантаты – простой речитатив. Вот его слова:
Ах! кто не изольётся в плаче,
когда Жених наш отнимается от нас?
Спасенье душ, Прибежище изнемогающих сердец
не внемлет скорби нашей!
Слово «скорбь», разумеется, должным образом распето на соответствующий мотив.
Речитатив 1 из кантаты 103:
За речитативом следует первая ария – совершенно удивительная тем, что в качестве солирующего инструмента выступает здесь та самая флейта-пикколо – как я уже говорил, совершенно неподходящий, казалось бы, для церковной музыки инструмент. Но Бах творит с ним чудеса. Он заставляет флейту-пикколо буквально изливаться – не только потоками слёз, но и неким целительным бальзамом, о котором говорит текст арии:
Не обрести врача, кроме Тебя,
хоть обойдёшь весь Галаад.
Кто раны исцелит грехов моих?
нет никакого им бальзама здесь.
Умру я, если Ты сокроешься, мой Боже!
Помилуй же, о Господи! услышь меня!
Не хочешь Ты, Благи
й, погибели моей;
ах! уповает моё сердце на сие.
Голос поёт о том, что невозможно найти здесь на земле этого целительного бальзама, он – только на небесах… и тут мы, собственно, понимаем, почему Бах берёт здесь именно флейту-пикколо. Ведь этот инструмент оркестра играет самые высокие звуки, недоступные никаким другим инструментам… а значит, он ближе всего к небу, откуда только и должен излиться на страждущую душу целительный бальзам Христов. Вот так Бах учитывает всякую мелочь. Ну я уже и не говорю о поразительном гармоническом сочетании поющего голоса со столь редкостным инструментом.
Ария 1 из кантаты 103:
Второй речитатив – также простой, не аккомпанированный. Вот его текст:
Ты паки оживишь меня после моих напастей;
и чтоб мне удостоиться явленья Твоего,
я буду веровать словам обетованья –
печаль моя мне радостию станет.
Но даже в самых простых номерах Бах не забывает об общей архитектонике произведения. В полном соответствии с первым речитативом, где было на соответствующий мотив распето слово «скорбь», здесь симметрично распевается – на свой уже мотив, конечно – слово «радость», и тем самым подготовляется следующая ария, посвящённая уже этому новому аффекту.
Речитатив 2 из кантаты 103:
Итак, вторая ария. Здесь Бах, решив, что уже хватит всякой экзотики – а именно использования необычных инструментов и утончённого до изощрённости обращения с музыкально-риторической символикой – пишет уже абсолютно нормативную музыку на следующий текст:
О мысли скорбные! ути
шитесь!
вы сами слишком огорчаете себя.
Престань же от печали –
ещё не осуша
тся твои слёзы,
как вновь увидишь твоего Иисуса:
о радость, несравнимая ни с чем!
Какое благо будет мне!
Прими, прими же в жертву моё сердце!
Нормативность тут совершенно во всём. Речь идёт о радости – и вот вам пожалуйста: ре-мажор (праздничная тональность), солирующий инструмент – труба (со своими радостно-фанфарными интонациями); соответствующая фактура музыки (весь музыкальный материал состоит исключительно из мотивов радости).
Но и об архитектонике целого Бах отнюдь не забывает: раз в первой половине кантаты было нечто утончённо-экзотическое, то и тут должен быть привнесён элемент, чуть-чуть эту абсолютную нормативность нарушающий. И ближе к концу арии это осуществлено: слово «Freude» (радость) распевается уж на такой длинный мотив радости, что бедный певец даже не в состоянии его целиком пропеть: на нашей записи слышно, как он берёт дыхание в середине пассажа. А смысл – в симметрии: первая половина кантаты – скорбь «на грани», почти до преувеличения, а здесь – радость, почти уже превосходящая пределы человеческих возможностей… Вот такие тонкие штрихи; впрочем, они обычны для Баха.
Ария 2 из кантаты 103:
Ну и, наконец, заключительный хорал.
Лишь на одно мгновенье
оставил Я тебя, о Моё чадо;
а ныне виждь с великим счастьем
и с утешением без меры,
как радости венцем
тебя Я с честью награждаю.
Страданье претворится краткое твоё
в веселье, в вечное блаженство.
Тут стандартное окончание кантаты – простое ординарное общинное пение… как ни в чём ни бывало.
Хорал из кантаты 103:
Вот такое – вполне, можно сказать, рядовое для Баха и его прихожан – богослужебное последование одного из воскресных дней церковного года. И в заключение мне хочется подчеркнуть именно этот момент. Может быть, когда это великое искусство – которое опиралось не только на совершенно уникальный гений Баха, но и на общий уровень религиозно-культурного развития людей той эпохи – перестало быть повседневным, и начались многие наши беды…
Видите, как подробно мы разбирали всякие тонкости – и для того чтобы их разобрать, современному человеку нужно прочитать массу всяких хитрых книжек на иностранных языках, и т.д. – а в эпоху Баха всё это было вполне доступно всем прихожанам. Отсюда вытекает призыв – давайте делать нашу повседневность христианской и возвышенной; и творчество Иоганна Себастьяна Баха здесь поможет нам, как никакое другое.
Благодарю за внимание.
Портала «Православие и мир» на базе культурного центра «Покровские ворота» работает с начала 2014-го года. Несколько раз в месяц лучшие преподаватели гуманитарных вузов, ученые, популяризаторы науки и исследователи рассказывают слушателям то, что раньше доводилось слышать только узкому кругу студентов и аспирантов. на «Правмире», чтобы быть доступными не только москвичам, но и нашим читателям из других городов и стран.
Участвуйте в Лектории « Правмира» и следите за событиями в нем , а также на страничках в
Создавал меньше произведений, чем прежде – творчеству мешали проблемы со здоровьем. Для богослужений он предпочитает в эти годы использовать имеющиеся произведения, а не создавать новые, в основном занимается редактированием и подготовкой к изданию написанного ранее. Однако, новые произведения появляются и в это время. В частности, в 1742 г. – тогда же, когда композитор составил завещание – была написана последняя кантата . Сам композитор назвал ее «Начальство новое у нас» с подзаголовком Cantate burlesque (бурлескная кантата), но более известна она под названием «Крестьянская».
Создание этой светской – точнее, жанрово-бытовой – кантаты было приурочено к тридцать шестому дню рождения, который отмечал в 1742 г. Карл Хенрик фон Дискау, камергер курфюрста Саксонского (известно, что в 1752 г. супруга этого высокопоставленного лица стала крестной матерью одного из внуков , следовательно, камергер вполне мог быть покровителем композитора). По этому случаю устраивалось празднование с фейерверком в пожалованном ему поместье Rittergut Kleinzschocher, расположенном недалеко от Лейпцига, и крестьяне должны были принести оммаж своему новому господину. Пьесу, соответствующую случаю, написал к этому празднеству Христиан Фридрих Хенрици (поэт, творивший под псевдонимом Пикандер и не раз сотрудничавший с в области кантатного жанра). Вероятно, именно он обратился к с просьбой написать музыку.
С мягким юмором воспроизводятся в кантате картины идиллической сельской жизни. Сюжетная линия кантаты весьма проста и непритязательна. Крестьянин (по имени этот персонаж не назван) шутит со своей возлюбленной – девушкой Мике – относительно сборщика налогов. Затем он восхваляет супругу Дискау за ее экономность, а также прославляет самого Дискау. Эта незамысловатая сценка сменяется танцами и песнями крестьян, поздравлениями, адресуемыми господину, после чего крестьяне угощаются пивом в кабачке.
Кантата с самого начала задумывалась как произведение шуточное, выдержанное в «простонародном» духе. Такому впечатлению способствуют и верхненемецкие диалектизмы, щедро вводимые в текст Пикандером, и музыкальные приемы, которыми воспользовался . Среди двадцати четырех номеров, входящих в состав произведения, арий в строгом смысле всего лишь две, а основу кантаты составляют малые песенно-танцевальные формы. Танцевальных жанров в кантате представлено немало: сарабанда, рюпельтанц, мазурка, бурре, полонез. Своеобразным танцевальным попурри становится увертюра к кантате. Следующий за нею дуэт сопрано и баса «Начальство новое у нас» производит впечатление комической важности. Заразительного веселья исполнена сопрановая ария «Ах, так вкусно». В этой кантате композитор цитирует немало известных в то время народных мелодий – например, популярная песня использована им в арии баса «Получать каждый день десять тысяч дукатов», а сопрановая ария «Дай, прелесть, много сыновей» построена на мотиве колыбельной песни, которая хорошо была известна соотечественникам и современникам . Подобных «музыкальных примет» крестьянского и бюргерского быта в «Крестьянской кантате» немало. Впрочем, не только немецкие мелодии использовались композитором – цитирует здесь мелодии польские и даже испанские, которые вносят неожиданный и приятный контраст. Цитирует здесь и свое собственное произведение – в арии баса звучит мелодия, которая в другой светской кантате, « », вкладывалась в уста Пана. Такое самоцитирование представляется весьма закономерным, если учесть, что образ Пана изначально связан с сельской идиллией, а в кантате этот персонаж олицетворял первозданную свежесть народного искусства.
Состав исполнителей, на который рассчитана кантата, весьма скромен: два солиста – сопрано и бас, участие хора не возбраняется, но оно не является обязательным (применительно к заключительному дуэту баса и сопрано автор указывает, что исполняться он может и хором). Столь же скромен и инструментальный состав: струнное трио, флейта, в некоторых моментах добавляется вторая скрипка, а также валторна – она звучит в басовой арии «Получать каждый день десять тысяч дукатов».
Фактура кантаты столь же близка «простонародной» музыке, как мелодический склад и форма: гомофонно-гармонический склад, простота гармоний, «пустой» средний регистр (особенно выражены эти черты в дуэте, завершающем кантату – «Мы идем туда, где волынка»).
Подобно « », написанной почти за десятилетие до нее, «Крестьянская кантата» с ее ярко-выраженными народно-бытовыми чертами может быть названа предшественницей зингшпиля, немецкой комической оперы.
Музыкальные Сезоны
(Bach, Johann Sebastian)
Иоганн Себастьян Бах родился 21 марта 1685 в Эйзенахе, маленьком тюрингском городке в Германии, где его отец Иоганн Амброзиус служил городским музыкантом, а дядя Иоганн Кристоф - органистом. Мальчик рано начал заниматься музыкой. По-видимому, отец обучал его игре на скрипке, дядя - на органе, и благодаря хорошему сопрано он был принят в церковный хор, который исполнял мотеты и кантаты. В 8 лет мальчик поступил в церковную школу, где делал большие успехи. Счастливое детство кончилось для него в девятилетнем возрасте, когда он потерял мать, а через год и отца. Сироту взял на воспитание в свой скромный дом старший брат, органист в ближнем Ордруфе; там мальчик снова пошел в школу и продолжил занятия музыкой с братом. В Ордруфе Иоганн Себастьян провел 5 лет.
Когда ему исполнилось пятнадцать, по рекомендации школьного учителя он получил возможность продолжить образование в школе при церкви св. Михаила в Люнебурге в северной Германии. Чтобы добраться туда, ему пришлось пройти пешком три сотни километров. Там он жил на полном пансионе, получал маленькую стипендию, учился и пел в хоре школы, пользовавшемся высокой репутацией (т.н. утренний хор, Mettenchor). Это был очень важный этап в образовании Иоганна Себастьяна. Здесь он познакомился с лучшими образцами хоровой литературы, завязал отношения с известным мастером органного искусства Георгом Бёмом (его влияние очевидно в ранних органных композициях Баха), получил представление о французской музыке, которую имел возможность слышать при дворе соседнего Целле, где в почете была французская культура; кроме того, он часто ездил в Гамбург послушать виртуозную игру Иоганна Адама Рейнкена.
В творчестве Баха представлены все основные жанры эпохи позднего барокко за исключением оперы. Его наследие включает сочинения для солистов и хора с инструментами, органные композиции, клавирную и оркестровую музыку. Его мощная творческая фантазия вызвала к жизни необычайное богатство форм: к примеру, в многочисленных баховских кантатах невозможно найти две фуги одинакового строения. Тем не менее, есть структурный принцип, весьма характерный для Баха: это симметричная концентрическая форма. Продолжая многовековую традицию, Бах использует полифонию как основное выразительное средство, но при этом самые сложные контрапунктические построения у него опираются на ясную гармоническую основу - это было, несомненно, веянием новой эпохи. Вообще «горизонтальное» (полифоническое) и «вертикальное» (гармоническое) начала у Баха уравновешены и образуют великолепное единство.
Большую часть вокально-инструментальной музыки Баха составляют духовные кантаты: он создал пять циклов таких кантат на каждое воскресенье и на праздники церковного года. До нас дошло около двух сотен этих произведений. Ранние кантаты (до 1712) написаны в стиле предшественников Баха, таких как Иоганн Пахельбель и Дитрих Букстехуде. Тексты взяты из Библии или из лютеранских церковных гимнов - хоралов; композиция состоит из нескольких относительно кратких разделов, обычно контрастных по мелодике, тональности, темпу, исполнительскому составу.
Ярким примером раннего кантатного стиля Баха может служить прекрасная Трагическая кантата (Аctus Tragicus) № 106 (Время Господне - наилучшее время, Gottes Zeit ist die allerbeste Zeit). После 1712 Бах обращается к другой форме духовной кантаты, которую ввел в лютеранский обиход пастор Е.Ноймейстер: в ней используются не цитаты из Писания и протестантских гимнов, а парафразы библейских фрагментов или хоралов. В этом типе кантаты разделы более отчетливо отделяются один от другого, а между ними вводятся сольные речитативы с аккомпанементом органа и генерал-баса. Иногда подобные кантаты двухчастны: во время службы между частями произносилась проповедь. К данному типу принадлежит большинство баховских кантат, в том числе кантата № 65. Все они придут из Саввы (Sie werden aus Saba alle kommen), на день Архангела Михаила. Кантата № 19. И была битва в небесах (Es erhub sich ein Streit), на праздник
Реформации № 80 Твердыня крепкая наш Бог (Ein" feste Burg), № 140. Восстаньте от сна (Wachet auf). Особый случай - кантата № 4 Христос лежал в оковах смерти (Christ lag in Todesbanden): в ней использовано 7 строф одноименного хорала Мартина Лютера, причем в каждой строфе хоральная тема обрабатывается по-своему, а в финале звучит в простой гармонизации. В большинстве кантат сольные и хоровые разделы чередуются, сменяя друг друга, но есть в наследии Баха и целиком сольные кантаты - например, трогательная кантата для баса с оркестром № 82. С меня довольно (Ich habe genug) или блестящая кантата для сопрано с оркестром № 51 Всякое дыхание да хвалит Господа (Jauchzet Gott in allen Landen).Сохранилось также несколько светских баховских кантат: они сочинялись по поводу дней рождения, именин, свадебных церемоний высокопоставленных лиц и по другим торжественным случаям. Известна комическая Кофейная кантата (Schweigt stille, plaudert nicht) № 211, в тексте которой высмеивается помешательство немцев на заморском напитке. В этом произведении, как и в Крестьянской кантате № 217, стиль Баха приближается к стилю комической оперы его эпохи.
10. Необычные кантаты BWV 174 и 51, или поворотный момент в творчестве Баха
осле смерти Баха в 1754 году был опубликован его некролог, очень большой, протяженный, солидный, подготовленный Карлом Филиппом Эммануэлем Бахом (это его сын от первого брака и один из самых успешных его последователей в музыкантской и композиторской карьере) и Иоганном Фридрихом Агриколой, учеником Баха и Иоганна Иоахима Кванца, у которого он продолжал учиться после Баха, а Кванц как раз один из представителей галантного, нового стиля XVIII века. Агрикола был еще хорошим музыкальным писателем, и мы можем предположить, что Карл Филипп Эммануэль Бах вспоминал об отце, а Агрикола помогал ему записать эти воспоминания.
И в этом некрологе мы читаем, что Бах создал пять кантатных циклов. До сих пор у нас с вами речь шла только от трех годовых циклах баховских кантат, и там все более или менее понятно, там все укладывается в определенные годы, и если не полный, то почти полный набор кантат мы имеем. А вот с четвертым и пятым циклами дело обстоит гораздо сложней и гораздо более загадочней. Возможно, их даже не существовало.
Здесь можно вспомнить и такой факт, что в том же самом некрологе сообщается о пяти пассионах, пяти Страстях Иоганна Себастьяна Баха. Но мы-то знаем только три цикла, только три произведения – «Страсти по Иоанну», «Страсти по Матфею» и «Страсти по Марку», в хронологическом порядке. Где еще двое «Страстей»? Современные ученые пытаются найти какие-то следы, но найти не удается. Вот как бы не было так и с кантатными циклами – не было ли их три вместо пяти?
Но все-таки относительно четвертого цикла у нас есть кое-какие данные и кое-какие предположения. Они связаны, конечно, с фигурой Кристиана Фридриха Хенрици, самого известного из баховских либреттистов, самого позднего и самого последнего. Этот человек, который писал и публиковал свои стихотворные произведения под псевдонимом Пикандер, был автором некоторых очень значительных баховских либретто.
Это, конечно, прежде всего «Страсти по Матфею», затем также «Страсти про Марку». Возможно, мы об этом с вами будем говорить впоследствии еще подробнее. Это «Рождественская оратория» и, между прочим, такие известные светские кантаты, как «Состязание Феба с Паном», «Геракл на распутье», небезызвестная «Кофейная кантата», «Крестьянская кантата», т.е. довольно много произведений. Ну, и известны девять духовных кантат Баха, написанных точно на стихи Пикандера.
В третьем выпуске из пяти своей трагикомической и сатирической поэзии в 1732 году Пикандер уверял, что Бах написал музыку к целому его годовому циклу. Но, собственно говоря, где эта музыка? Конечно, она могла отчасти пропасть, потому что не все рукописное наследие Баха досталось Карлу Филиппу Эммануэлю, который его очень хорошо сохранил. Известно, что часть попала к Вильгельму Фридеману, который его отчасти разбазарил, и что-то из музыки Баха пропало. Т.е. теоретически можно представить себе, что четвертый цикл с Хенрици был как-то связан.
Но пятый – тут уж совсем сложно сказать, потому что это, видимо, какие-то отдельные кантаты, которые были написаны явно уже в начале 30-х годов и в течение 30-х годов. У Баха они сохранились, но признаков какого-то цикла, законченного, последовательного и тем более исполнявшегося в один год, нет. Поэтому традиционно всегда в баховедении, во всех статьях, в том числе энциклопедических, вы прочтете про эти пять циклов, но даже следы четвертого очень сомнительны.
Так что, по сути дела, наша сегодняшняя лекция – о том, как Бах прощался со своей еще юношеской, еще в Мюльхаузене где-то взлелеянной мечтой писать регулярную церковную музыку, т.е. церковную музыку подряд ко всем праздникам церковного года. И это прощание чрезвычайно интересно. Тут, на прощание, появляется очень много необычной музыки. И сама фигура Пикандера в высшей степени любопытна.
Собственно говоря, сотрудничество с Пикандером у Баха, очевидно, и началось с создания либретто «Страстей по Матфею». Это 1727 год. И тут получается, между прочим, очень резкий переход от такого либреттиста, как обсуждавшийся нами на двух предыдущих лекциях Кристоф Биркман – очень яркий, очень умный, очень своеобразный, очень личностно подходящий к написанию текстов для церковной богослужебной музыки, к Пикандеру, которого многие баховеды, особенно прошлого, ХХ века, любили пнуть как человека малоодаренного, как довольно посредственного писателя.
Заодно доставалось немножко и Баху, что вот он позволял себе безвкусие и обращение к этой самой немецкой поэзии, которая переживала период своего упадка по сравнению с более барочными временами, с тем же самым XVII веком. Скажем, этим грешил такой авторитетный автор, как Швейцер, потому что Швейцер вообще довольно плохо относился к ариям Баха. Он предпочитал хоралы, евангельские речитативы, т.е. то, что ближе к церкви и к Библии. А эту церковную поэзию он вообще не очень любил и одним из первых положил традицию Пикандера ругать.
Пикандер, впрочем, и сам этому поспособствовал. В 1728 году он выпустил «Кантаты на воскресенья и праздничные дни целого года», т.е., собственно говоря, тексты, целый цикл текстов для церковных кантат. Известна даже дата, когда было написано предисловие к этому циклу и когда он, очевидно, был выпущен: это 24 июня 1728 года. Кстати, это тоже наводит на мысль о том, что именно это и есть тот самый цикл, который Бах якобы положил у Пикандера на музыку, потому что мы же с вами знаем, что Бах начинал отсчет своих годовых циклов не с начала церковного года, т.е. с Адвента и Рождества, а с того момента, как он сам приехал в Лейпциг. Т.е., собственно говоря, после Троицы. И здесь действительно получается, что этот самый цикл был выпущен как раз к тому моменту, когда Бах мог бы начать свой новый годовой цикл.
Вот что пишет Хенрици о себе в предисловии: «Во славу Господа Бога, во исполнение пожеланий добрых друзей и в поощрение благочестия решил я изготовить настоящие кантаты. Предпринял я сие начинание с тем большей охотой, что льщу себя надеждой, что, быть может, недостаток поэтической привлекательности будет возмещен доблестью несравненного господина капельмейстера Баха и песнопения сии будут петься в главных церквах благочестивого Лейпцига». Получается, что Хенрици сам себя подает как такого второстепенного поэта и только достоинства музыки Баха смогут возвысить его поэзию.
И действительно, надо сказать, что, конечно, разнятся по качеству тексты Хенрици. Если, скажем, либретто «Страстей по Матфею» должно считаться, конечно, его шедевром, то какие-то другие тексты выглядят порой довольно пресно по сравнению с теми либретто, на которые Бах писал ранее. И тем не менее Хенрици оказался либреттистом Баха на долгое время и они очень хорошо вместе работали. Почему так произошло? Потому что Баху, по крайней мере в этот период его творчества, оказался нужен не соавтор, который был бы ему конгениален или как-то, по крайней мере, сопоставим с ним по уровню, а именно литературный сотрудник. Тот человек, который не будет выпячивать себя на первое место, а будет прислушиваться к его пожеланиям.
Это связано еще с одним моментом. В это время Бах пишет очень много так называемых пародий, или контрфактур того, что было написано им ранее. Он очень многие свои светские кантаты перетекстовывает как кантаты духовные. Светских кантат он писал довольно много, ведь они помогали ему просто получать дополнительный заработок. Этот дополнительный заработок был порой сопоставим с основным, тоже, кстати, у Баха довольно немаленьким. И нужна была способность быстро-быстро перетекстовать один текст в другой. А ведь для этого нужно, чтобы стихи совпадали не только по метру, но чтобы совпадали грамматические конструкции. Чтобы на место одного значимого глагола попадал другой значимый глагол, на место одного ключевого существительного, которое широко распевается, попадало другое, созвучное ему существительное. И часто вместо светского текста получался текст, допустим, духовный. Для этого требовалось большое мастерство. И, вероятно, Хенрици во многом исполнял еще указания самого Баха.
Он, кроме того, был человек музыкальный. Из его биографии известно, что он присоединился к одной из музыкальных коллегий, к одному из музыкальных обществ баховского времени, может быть, даже к тому музыкальному обществу, которым непосредственно руководил Бах (мы будем о нем сегодня говорить). Т.е. вероятно, что он все-таки разбирался еще и в музыке. И благодаря этому Баху было очень удобно с ним сотрудничать. Он прислушивался к баховским пожеланиям, передавал баховскую мысль, подлаживался под баховские конструкции, понимал до какой-то степени, как устроена музыка. Т.е., не будучи ярким поэтом в плане образов, не будучи, может быть, очень ловким в плане поэтической техники, он тем не менее оказался совершенно незаменим для Баха в эти поздние периоды его творчества. Таким образом, эта фигура некоторого самоунижения, самоумаления, которую мы находим в 1728 году в этом предисловии, она и соответствует действительности, но вместе с тем эту действительность отражает только частично.
Итак, у Баха появляется совсем другой поэт, притом он появляется резко. Потому что еще в начале 1727 года Бах сотрудничает с Биркманом, и Биркман еще весной-летом 1727 года никуда из Лейпцига не девается, он уедет только осенью. Но уже начинается сотрудничество с Херници. Оно продолжается, и в 1728-1729 году появляются вот эти по крайней мере отдельные сохранившиеся кантаты на пикандеровские тексты.
Эти кантаты, конечно, лишены того личностного тона, той экспрессии, той духовной глубины и особенной способности нас глубоко духовно задеть, той нравственной обостренности, которая так радует многих слушателей музыки Баха в кантатах его раннего или центрального периода. Но по-своему это очень цельные и очень органичные произведения, которые к тому же вписываются в некую новую картину творческих интересов Баха и стилевых ориентаций его музыки.
Конец 20-х годов – это время еще одного поворота, последнего или предпоследнего, как посчитать, в очень извилистом на самом деле пути внутренней эволюции баховского творчества. В это время Бах несколько разочаровывается в возможностях своей самореализации в Лейпциге. Он, с одной стороны, пытается освоить новейшие стилевые тенденции, которые, конечно, рождались не в Германии, а приходили в Германию извне, через Альпы из Италии. Или, допустим, из Польши, но те же самые итальянские влияния, потому что в Польше тогда работало много итальянцев. Или, наоборот, из Франции, где был свой, отличный от итальянского стиль и вкус. Все эти тенденции достигали прежде всего немецких дворов. Именно среди придворных музыкантов, особенно там, где покровители их были готовы щедро оплачивать труд виртуозов, содержание больших музыкальных ансамблей, вокальных, инструментальных или вокально-инструментальных, это все процветало.
И Бах ведь всегда хотел служить не только лейпцигскому городскому совету, он всегда хотел быть придворным композитором. И он им практически всегда был, ведь, приехав из Кётена в Лейпциг, он оставался придворным музыкантом Леопольда Ангальт-Кётенского, который распустил свою капеллу, но тем не менее Бах формальный пост сохранял.
И затем в 1729 году, после смерти Леопольда, Бах становится придворным капельмейстером князя Кристиана Саксен-Вейсенфельского, а потом, в 1736 году – уже придворным музыкантом саксонского курфюрста, т.е. при дрезденском дворе. Ну и заодно, кстати, польского короля, потому что в этот момент саксонские курфюрсты вернули себе совмещение этих двух постов. Т.е. Бах все время ориентировался и на то, чтобы обладать каким-то придворным титулом. Это было очень важно в том числе для его взаимоотношений с лейпцигским советом. И он просто ориентировался на вкусы лучшей придворной музыки, которая была наиболее прогрессивна в стилевом отношении и более всего соответствовала современным вкусам и тенденциям. Бах, в общем-то, был уже не молод, ему было за сорок, дело шло к сорока пяти годам. И в этот момент он увлекается этой новизной. Получается очень много всего интересного.
Собственно говоря, одну из кантат лейпцигского цикла по Пикандеру, если таковой существовал, мы сейчас с вами коротко и обсудим. Она еще очень интересна в том отношении, что отражает еще одну сторону деятельности Баха в Лейпциге, а именно его участие в светской концертной жизни города. Речь пойдет о 174-й кантате, которая была написала для праздника Понедельника по Пятидесятнице. Этот праздник, кстати, нам тоже надо было бы коротко обсудить.
Здесь надо иметь в виду вот что. Лютеранский церковный год ориентировался на Библию, в частности на Ветхий Завет, в котором было три главных праздника. Праздник Кущей, который в христианской традиции является праздником Преображения Господня. Естественно, Пейсах – потом христианская Пасха. И Пятидесятница, которая в христианстве связывается с Пресвятой Троицей. Вот эта самая Пятидесятница, однако, праздновалась не один день, как у нас, допустим, празднуется в Православной Церкви Троицын день, он же и Пятидесятница. А там это все моделировало празднование Пятидесятницы у древних евреев.
Напомню, кстати, откуда берется у древних евреев Пятидесятница. Это они идут из египетского плена и подходят к Сиону, где когда-то явился еще ранее Моисею Бог-Отец в пылающем кусте. И, соответственно, теперь уже дымится весь Сион и Бог является не одному Моисею, а всему израильскому народу. И устанавливается тем самым еще и Закон. Вот этот праздник был переосмыслен в христианской традиции как сошествие Святого Духа на апостолов, и пламя теперь другое – язы́ки пламени, благодаря которым апостолы теперь могут проповедовать на всех языках. Т.е. праздник получается теперь другой, но тем не менее он даже образно, символически совпадает с прежним.
И вот в лютеранской церкви это празднование растягивают. Пятидесятница, естественно, празднуется в воскресенье после семью семи недель – она и есть Пятидесятница. Троица – это следующее воскресенье. И еще понедельник, вторник, четверг – все дни недели, которая идет вслед за Пятидесятницей, тоже празднуются как большой праздничный сезон, в общем-то, отчасти следуя ветхозаветной традиции. И для понедельника вот этого пятидесятничного цикла как раз Бах и создает 174-ю кантату.
Эта кантата ориентируется – вот здесь явное отличие от того же самого Биркмана – непосредственно на чтение из Евангелия. Евангелист Иоанн, 3-я глава, стихи с 16-го по 21-й. Самый первый из этих стихов – он же и самый известный. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». И, собственно говоря, кантата вся посвящена раскрытию этого первого, заглавного и главного стиха евангельского чтения. Ну, и второй стих здесь очень важен: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». Об этом и написана вся кантата.
Но что значит «вся кантата»? Тут очень интересный момент. Кантата словно разделяется на две части. Первая – инструментальная, вторая – вокально-инструментальная на либретто Пикандера. Первая часть – фактический первый номер, concerto – это первая часть Третьего Бранденбургского концерта Баха, написанного для очень интересного состава. Там три альта, три скрипки и три виолончели, т.е. всего по три, и концерт третий – наверное, тут у Баха тоже была какая-то своя символика. Очень большая музыка, развернутая. Но Бах еще укрупняет эту музыку! Он добавляет туда два сorno da caccia и три гобоя. Он расширяет группу струнных, так что появляются и солисты, и те, кто придает мощь звучанию, кто наполняет звучание (рипиенисты), и получается, в общем-то, гораздо более масштабный концерт именно по звуковым своим возможностям, чем то, что было у Баха раньше. И такой концерт должна была исполнять большая капелла инструменталистов. Откуда Бах ее взял?
И тут как раз мы и вспоминаем о тех событиях, которые происходили в 1729 году. А именно – в конце марта 1729 года Бах наконец получает должность, которую он, очевидно, вожделел уже довольно давно. Это должность руководителя Collegium Musicum, т.е. музыкального собрания, фактически – регулярных концертов, которые проводились дважды в неделю в кофейне Готфрида Циммермана, крупного лейпцигского предпринимателя. Его кофейня на Катерштрассе тогда была таким торгово-развлекательным центром или чем-то в этом роде. Там проводились концерты и, соответственно, посетители кофейни пили всякие крепкие напитки, включая кофе.
Вот эта самая Collegium Musicum – одна из достопримечательностей и одна из гордостей Лейпцига. Собственно говоря, такие музыкальные собрания имели место и в XVII веке, но основа их была нерегулярна. И уже в XVII веке было заметно, что, конечно же, во многом инициативу в этом светском, таком полудомашнем–полуконцертном музицировании всегда на себя брали студенты Лейпцигского университета – там были прочные традиции музицирования.
Но все очень резко меняется в начале XVIII века, когда в 1701 году, осенью, в Лейпцигский университет поступает очень талантливый молодой человек Георг Филипп Телеман, которого мы уже упоминали в наших лекциях. Замечательный композитор, друг Баха, крестный отец Карла Филиппа Эммануэля Баха, он создает мощный исполнительский коллектив – в него входило до 40 человек. Концерты становятся регулярными, а качество музицирования – чрезвычайно высоким.
И хотя Телеман довольно скоро, в 1705 году, покинул Лейпциг, переехав в другой город, чтобы подняться по карьерной лестнице и стать придворным капельмейстером, после него этими собраниями руководят очень приличные музыканты. Это Георг Мельхиор Хоффман, до самой своей смерти в 1715 году, а перед Бахом это Георг Бальтазар Шотт. Оба они, как и Телеман, совмещали руководство этой коллегией и работу органистом в Новой церкви.
Новая церковь – одна из основных церквей Лейпцига. Замечу, что у нее очень интересная судьба: это был францисканский монастырь, который просто закрылся после Реформации, и храм использовали под складские торговые помещения – прямо как в советские годы, когда была разгромлена Церковь. До 1699 года это безобразие продолжалось, а потом как-то у благочестивых людей в Лейпциге совесть взыграла и они открыли вот эту Новую церковь, полностью ее отреставрировав.
Она стала третьей, по сути, церковью после церквей Святого Николая и Святого Фомы (при которой находилась «Томасшуле» Баха). Так вот, Бах, видимо, и раньше, особенно для исполнения своих светских кантат, будучи в неплохих отношениях с Шоттом, приглашал вот этих студентов, музицирующих в Collegium Musicum. Но в 1729 году, когда Шотт уезжает в поисках лучшего заработка к себе на родину, в Тюрингию, в город Готу, потому что органисту Новой церкви платили маловато, Бах сразу же принимает этот пост. А органистом Новой церкви становится его выдвиженец Карл Готтхильф Герлах, который потом Баха отчасти замещал и воспринял его пост в Collegium Musicum после смерти к тому же и Готфрида Циммермана в 1741 году. Вот так Бах потихонечку расширял поле своего влияния.
И вот он получает этот мощный исполнительский коллектив в 1729 году. К чему это приводит? К тому, что в том же 1729 году Бах создает новую версию «Страстей по Матфею». Он значительно расширяет инструментальный состав. Он разделяет исполнителей на два хора, т.е. на два больших вокально-инструментальных ансамбля, чего не было в первой версии 1727 года. И это было для Баха предметом огромной гордости! Потом и сам Бах, и весь круг его приближенных говорили: «Вот, Бах написал Große Passionn!», т.е. большой, великий пассион. Имелась в виду даже не продолжительность «Страстей по Матфею», а то, что так мощно это все инструментовано.
Это, естественно, Страстная Пятница, понятно. Проходит какое-то время, и вот на понедельник по Пятидесятнице исполняется 174-я кантата. Если мы с вами просто возьмем и откроем партитуру этой кантаты, мы увидим, что чуть ли не две трети партитуры занимает инструментальный концерт. А потом немножко собственно кантаты. Но для Баха было очень важно ввести весь этот мощный инструментальный ансамбль в церковь, что Бах и сделал. И, конечно, все это звучит шикарно, нарядно, и мы видим, насколько Бах еще приукрасил и так одно из своих величайших инструментальных произведений.
То, что идет вслед за этой инструментальной музыкой, тоже по-своему совершенно замечательно, потому что эта кантата необычайно гармонична. Здесь нет попыток что-то парадоксально трактовать или находить какие-то глубинные неожиданные смыслы, отсылки к другим книгам Ветхого или Нового Завета. Нет. Все концентрируется на образе Любви. Образ Любви проводится очень последовательно.
Начальная ария – это ария альта, которую сопровождают два гобоя: «Да возлюблю всем сердцем я Всевышнего». И, собственно говоря, музыка – мы сейчас ее небольшой фрагмент услышим – и есть вот это чистое воплощение любви. Кантилена, которая очень красиво льется и у альта, и у гобоев, которые очень хорошо друг друга дополняют. Эта музыка, кстати, очень хорошо полифонизирована. Здесь все очень мелодично, но эти мелодии распределяются между голосом и двумя гобоями, и возникает такое плетение нескольких очень развитых мелодических линий. Т.е. это уже тоже некоторый показатель такого позднего стиля, большого мастерства композитора, который пишет и мелодично, и вместе с тем очень сложно по своей фактуре.
Голос альта, конечно, как мы с вами отмечали, имеет свою семантику. Это именно воплощение каких-то глубоких религиозных чувств, и прежде всего это воплощение любви. Итак, вначале перед нами является сама Любовь.
А потом тесситура потихонечку понижается. Третий номер – речитатив тенора, четвертый – ария баса. Речитатив тенора тоже совершенно вписывается в баховскую семантику этого голоса. Пафос! «О несравнимая ни с чем любовь!» И далее идут всевозможные восклицания, близкие к тексту Евангелия: «Отец отдал жизнь Сына Своего за грешников на смерть… Так возлюбил Бог мир!» Т.е. это такая близкая парафраза, никаких изысков, но все очень органично и пафос очень уместный. И образ раскрывается, и религиозный, и музыкально-художественный, очень последовательно, очень глубоко. Вот такой какой-то классицизм, что ли, ничего лишнего.
И, наконец, ария баса. Она тоже достаточно полифонизирована, потому что здесь все струнные играют в унисон в таком средненизком регистре. Низкий бас… Почему низкий бас? Потому что эта самая Любовь и Вера укоренились. Бас – это основательность. Ну, и кроме того, тут есть еще один момент: снизу хорошо тянуться вверх. А образ этой арии – руки веры… Имеются в виду руки человека, который весь стал верой христианской. Руки, которые простираются кверху, чтобы принять спасение, принять божественную любовь, потому что спасение и божественная любовь – это примерно одно и то же. И в музыке постоянные жесты вот этих восходящих линий. Т.е. как бы руки все время вздымаются снизу вверх, чтобы эту самую любовь обнять и принять. Получается очень естественный жест, и очень все получается как надо. Вроде бы ничего особенного, ничего выдающегося. Но музыка очень тонко сделана, образ очень последовательно раскрыт, и все, что нам нужно узнать из этой кантаты о библейском образе, мы узнаем. И саму Любовь, и наши чувства по отношению к этой Любви, и, собственно говоря, вот этот акт снисхождения Любви к человеку, что, конечно же, отчасти еще параллель к нисхождению огненных язы́ков на апостолов. Все, что даруется сверху, принимается человеком, и руками веры принимается божественная любовь. Все это мы в итоге и получаем.
Ну, и в конце тоже хорал, который, собственно говоря, не является чем-то особенным. Это хорал Мартина Шаллинга «Всем сердцем возлюбил я тебя, о Боже!», прямо первая строфа, и тоже речь идет напрямую о любви, на сей раз о любви человека к Богу, что естественно, потому что это одна из первейших Иисусовых заповедей.
Таким образом, мы имеем дело с очень понятной, очень хорошо объяснимой, не поразительной ничем, но оттого не менее прекрасной и совершенной, особенно если мы всю полноту духовного смысла понимаем, кантатой Баха. И такие кантаты у Баха, конечно, появляются в этот период, но появляются и произведения экстраординарные.
И вторая музыка, о которой мы с вами сегодня будем говорить – это кантата № 51, одно из самых загадочных произведений Баха. Это кантата, которая у Баха ни на что не похожа. Это пятичастное произведение написано в форме венецианского сольного мотета, т.е. в жанре очень популярном, в котором работали такие композиторы, как Антонио Вивальди, чрезвычайно влиятельный в Германии, в частности, в Дрездене, или Бальдассаре Галуппи, влиятельный что в Германии, что, между прочим, в России, чуть ли не один из отцов-основателей русской классической музыки.
Это произведения, основанные, безусловно, на большой вокальной виртуозности, на чередовании арий и речитативов и на «Аллилуйи», которая обязательно воспевается в конце. Эта жанровая модель, очевидно, была воспринята Бахом в связи с теми новомодными итальянскими тенденциями, к которым он был неравнодушен.
Кантата в высшей степени виртуозна. У сопрано в высшей степени виртуозная партия, труба требует выдающегося исполнителя. И тут возникают вопросы – а, собственно говоря, где и когда, по какому поводу Бах это мог исполнить? И, главное, с кем? Неужели с теми самыми мальчиками-хористами, которых он обычно довольно сильно ругал и не был удовлетворен качеством их исполнения? Есть надпись на титульном листе этой кантаты, что она предназначена для 15-го воскресенья по Троице, т.е., скорее всего, она была исполнена в Лейпциге 17 сентября 1730 года, если это так. И там же приписка: «…и на всякое время», omnia tempo. Т.е. на самом деле нет привязки к евангельскому чтению, а это 6-я глава Евангелия от Матфея, 24-25-й стих, фрагмент Нагорной проповеди, где говорится, что не надо ни о чем заботиться и тем более не надо служить одновременно Богу и маммоне.
Никакой связи здесь нет. Скорее наоборот, все тексты так или иначе связаны с Ветхим Заветом. Второй номер, речитатив, представляет собой просто-напросто соединение цитат из двух псалмов. Третий номер, ария, очень близко по тексту напоминает фразу из Плача Иеремии, 3-я глава: «…по милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя!» Особенно вот эта мысль, что милосердие Господне обновляется каждое утро, очень подробно раскрывается в арии.
И сама первая строка, которая для первой, конечно, самой большой, самой мощной и самой впечатляющей части - Jauchzet Gott in allen Landen, т.е. «пусть хвалят Господа с ликованием во всех землях» – она тоже очень напоминает, конечно, стихи псалмов. «Воскликни Господу, вся земля!», например. Т.е. выдержано все во многом именно в ветхозаветном духе. И где это могло исполняться? Ну, по идее, в церкви. Но по какому случаю, изначально трудно сказать. Но 15-е воскресенье по Троице, как мы видим по титульному листу – это, скорее всего, приписка. А изначально это исполнялось где-то еще.
И тут, конечно, возникает очень много вопросов. Вопрос даже в том, что если это действительно исполнялось в Лейпциге, кто это мог исполнять? Допустим, есть такое предположение, что тремя неделями ранее 17 сентября 1730 года в Томасшуле поступил очень способный ученик Кристоф Нихельман. И был хороший трубач, Готфрид Райхе, первый трубач и первый из четырех городских трубачей в Лейпциге, которые придавались при необходимости к исполнению торжественной церковной музыки. Может быть, они вдвоем солировали. Но, учитывая, что Нихельман был все-таки 1717 года рождения, ему было всего 12 лет и он еще только поступил в школу, довольно плохо верится, что это мог быть он. Конечно, тут еще надо помнить о том, что голос у мальчиков в те времена ломался позже, чем сейчас, произошла акселерация. И возможно, все-таки кто-то из старших учеников Баха мог это исполнить в церкви. Но, в любом случае, это вряд ли было первое исполнение.
Естественно, тут возникает очень много версий относительно того, на что тогда Бах мог ориентироваться. И вот здесь то, о чем мы с вами говорили – что Бах очень интересовался всевозможными придворными званиями. И есть по крайней мере две версии. Первая связана как раз с получением звания придворного капельмейстера герцога Кристиана Саксен-Вейсенфельского. С ним Бах был связан довольно долго и, в частности, писал музыку к его дням рождения. В 1713 году была сочинена «Охотничья кантата», в 1725 году – «Пастушья кантата». Все это преподносилось 23 февраля, на день рождения герцога. Аналогичные кантаты исполнялись и на дни рождения Луизы Кристианы, его супруги. Возможно, что в 1729 году Бах ездил на день рождения к Кристиану. Приехал он оттуда, как мы знаем, с этим самым титулом. И не была ли эта кантата подарком? Все может быть.
Тут, правда, вот какой еще момент есть: рукопись этой кантаты, как мы с вами можем видеть, очень чисто написана. Это не просто чистовой список партитуры, но подарочный, репрезентативный, как те же самые Бранденбургские концерты, о которых мы с вами говорили. Нужно было их тщательнейшим образом переписать, чтобы покровителю преподнести. Спрашивается, чего же Бах не подарил эту рукопись? Для себя такую чистую рукопись держать, в общем-то, было невозможно.
Есть очень спорная гипотеза Роберта Ли Маршалла, одного из очень оригинальных и глубоких баховских музыковедов, о том, что, возможно, эта рукопись все-таки датировалась не 1730 годом, а 1731-м. И, возможно, Бах рассчитывал ее подарить в Дрезден. Дрезденом он в это время восхищался и, собственно говоря, его конфликт с Лейпцигом был отчасти связан с тем, что он хотел сделать музыку такого же качества, как и в Дрездене, а для этого требовались такие же деньги, как в Дрездене. А все-таки деньгами швыряться могли курфюрсты, короли польские, но городской совет этого не любил.
И вполне возможно, что в Дрездене ожидался приезд очень заметной особы. Это была Фаустина Бордони, жена Иоганна Адольфа Хассе, одного из крупнейших немецких светских, оперных композиторов того времени. А сама она была великой певицей, примадонной, поработавшей, между прочим, одной из двух главных примадонн наряду с Куццони у Генделя в Лондоне, в Королевском театре. Т.е. всемирно признанная величина. И, возможно, будучи к тому времени уже тесно связанным с дрезденскими музыкантами, Бах хотел ей преподнести это все. Он находился при ее дебюте в Дрездене и слушал 13 сентября 1731 года ее выступление. И тут обнаружилось, что она не берет ноту выше ля второй октавы! А в его кантате до третьей октавы, на терцию выше. И поэтому он не подарил, рукопись осталась у него. Ну, это все остроумно, но так же недоказуемо, как и подарок Саксен-Вейсенфельскому герцогу. Хотя, понимаете, когда у Баха что-то неизвестно, открывается огромное поле для фантазий.
Например, что еще замечательного с Вейсенфельсом связано: что именно из Саксен-Вейсенфельского двора он получил вторую жену. Анна Магдалена была дочерью придворного вейсенфельского трубача Иоганна Каспара Вильке. Он, правда, только в 1718 году переехал из близкородственного герцогства Саксен-Цайцского в Саксен-Вейсенфельское герцогство. Анна была 1700 года рождения и в 1720 году поступила придворной певицей в Кётен, где они в декабре с Бахом и обвенчались. Она стала его второй женой. И тут, конечно, прямо так и напрашиваются безответственные фантазии, абсолютно ни на чем не основанные, как семейство воссоединилось в 1729 году. Что престарелый Иоганн Каспар играл на трубе… Анна Магдалена была очень хорошей певицей, она пела и дома, и известно, что она через месяц, в марте, пела на погребении князя Леопольда Ангальт-Кётенского.
Кончина Леопольда как раз позволила Баху претендовать на этот самый вейсенфельский пост, потому что нельзя же быть слугой двух господ, и не только Бога и маммоны, но и одновременно двух князей, они к этому плохо относились. Бах из-за вейсенфельского титула, между прочим, долго не мог получить придворный титул в Дрездене. Потому что в Дрездене тоже говорили: «Ну, вы же вейсенфельский композитор, что ж вы хотите-то?» Только когда Кристиан Саксен-Вейсенфельский умер, Бах получил дрезденский пост.
Так вот, Анна пела траурную музыку на смерть князя через месяц, чего же она не могла попеть месяцем раньше? Но, видимо, она все-таки так виртуозно петь не могла, и отец уже был престарелым (он умер через два года) и вряд ли уже мог так наяривать на трубе, как мы сейчас с вами услышим в этой кантате. Т.е. одни загадки и одни безосновательные подозрения, но уникальное совершенно баховское произведение. Словно понимая, что у него не будет больше в Лейпциге тех возможностей, которые он хотел… А обращаясь 23 августа 1730 года, т.е. незадолго, собственно говоря, до премьеры 51-й кантаты в церкви, к лейпцигскому городскому совету, он прямо пишет о том, что поразительно изменился музыкальный вкус, что теперь требуется музыка совершенно иного рода, иного толка, иного профессионального уровня, иного состава. Т.е. он-то понимал, насколько усовершенствовалось искусство! Так вот, он все равно решил дать такой «арьергардный бой» и показать, что и он может писать в новомодной манере и как эта музыка потрясающе звучит.
Кантата выстроена необычайно органично. Первая ария, конечно, вся строится вокруг первой строчки, которую я уже цитировал. И действительно, это сверхвиртуозная музыка и для трубы, и для сопрано, и эта сама слава путем виртуозности передается и доносится. Это, конечно, одна из популярнейших музык Баха. Даже те, кто не понимает духовных глубин его музыки, не могут быть не поражены блеском и виртуозностью того, что он создал.
А потом два номера, речитатив и ария, которые как раз углубляются в Ветхий Завет и говорят об обновлении веры. Они уходят в минор. И здесь появляется музыка гораздо более проникновенная, гораздо более тонкая. Ну, мы с вами сейчас маленький фрагмент этой музыки услышим.
Здесь как раз речь идет об обновлении веры. О том, как христиане приносят Господу и храму его, где обитает его слава, жертву хвалы. Хотя, собственно говоря, непосредственно в этом тексте христианских реалий довольно мало. А потом опять возвращается образ именно христианской веры, но теперь вместо арии звучит хорал сопрано, очень необычный. Это, собственно, пятая, заключительная строфа лютеранской церковной песни Иоганна Граманна, который писал под псевдонимом Полиандер. Один из известнейших ранних лютеранских теологов и, соответственно, ранних лютеранских богословов, сподвижников Лютера. В этой строфе речь идет просто о практически своего рода кредо и одновременно глории, т.е. здесь и исповедуется вера в Бога, и возносится ему слава. «Хвала, и честь, и слава Богу, Отцу, и Сыну, и Святому Духу». И здесь же звучит «Аминь», и здесь же звучат все стандартные слова, которые говорят о твердости христианской веры.
И это все решено очень здорово. Там, где должна была бы стоять перед «Аллилуйя» ария в венецианском сольном мотете, здесь возрождается на новом уровне старая немецкая традиция. Ведь раньше в немецких кантатах хоралы исполняли не хором, а их исполняло одно сопрано. Соответственно, это сопрано сопровождали какие-нибудь виолы, ансамбль виол, скромненько так. Здесь сопрано поют мелодию, связанную с песней Граманна, а скрипки, первые и вторые, играют в современном, я бы даже сказал – вполне светском духе, причем очень развернутые мелодии, т.е. опять-таки полифонически сложно друг с другом сочетаясь.
И вместе с тем эта сложность – она такая моцартовская сложность. Моцарт, он ведь когда пишет сложную, часто полифоническую музыку, мы не замечаем, насколько это сложно написано. Так вот Бах здесь достигает какой-то моцартовской ясности, моцартовской бодрости, какого-то моцартовского внутреннего здоровья и вместе с тем духовной глубины. Ну, не случайно Моцарт потом так любил Баха. Кстати, у Моцарта тоже есть сольные мотеты, они чрезвычайно популярны, так что и он в этом жанре отметился. Т.е. появляется такой удивительный номер: старая традиция на совершенно новый лад.
Ну и затем «Аллилуйя» тоже удивительная. Этим мы с вами сейчас и завершим нашу встречу с поздним Бахом и осмотр вот этой панорамы его «арьергардных боев» в Лейпциге. Это «Аллилуйя», в которой вступает сопрано. Не инструмент, который обычно вступает первым, труба, а вступает сопрано с «Аллилуйя», а труба только ее догоняет. Но тем не менее трубе есть что поиграть. И я бы сказал еще вот какую вещь. До сих пор баховские исследователи искали происхождение этой кантаты, двигаясь только по одному следу. Т.е. в поисках того, был ли это мальчик – а был ли мальчик? – или была ли это женщина, и кто эти женщина или мальчик могли бы быть, или вообще фальцетист, может быть, приехавший из Италии, такой как Джованни Бинди – это тоже одно из предположений Маршалла. Дрезденский фальцетист, конечно, в Лейпциге такого и быть не могло. А может быть, стоит поискать трубача? Великого трубача времен Баха, который мог играть в такой восхитительной манере?
Эта музыка поражает, и нам жалко прощаться с этим большим, продолжительным путем, пройденным Бахом в жанре церковной кантаты. Но у нашего цикла лекций будет и второй круг, связанный с богослужебным церковным годом. А прощаемся мы на самой светлой, самой оптимистичной, необычайно эффектной и впечатляющей ноте. Звучит «Аллилуйя» - что же еще может звучать под конец!
Содержание статьи
БАХ, СЕМЬЯ, крупнейшая немецкая музыкальная династия. Иоганн Себастьян Бах – величайший, но отнюдь не последний ее представитель. Благодаря родословной, составленной Иоганном Себастьяном, история семьи, жившей в Центральной Германии , может быть прослежена до 16 в. Ее основатель, пекарь Фейт Бах (ум. 1619) любил играть на цитре, когда работали жернова его мельницы. Это, по замечанию Иоганна Себастьяна, «приучало играть ровно». Среди предков Иоганна Себастьяна был его двоюродный дед Иоганнес (1604–1673), городской музыкант и органист в Эрфурте, от которого до нас дошло три мастерских мотета. Его потомки трудились в Эрфурте в течение столетия; имя Бах стало как бы синонимом городского музыканта, оно употреблялось и позже, когда никого из Бахов в городе уже не осталось.
Внук упомянутого Иоганнеса, Иоганн Бернгард Бах (1676–1749), городской органист Эйзенаха, известен как автор интересных органных сочинений и очаровательных оркестровых сюит (возможно, эти сюиты повлияли на сочинения в том же жанре Иоганна Себастьяна). Брат Иоганнеса, Генрих (1615–1692), был весьма уважаемым органистом в Арнштадте. Современники высоко ценили его сочинения, из которых, однако, до нас дошла всего одна кантата. Сын Генриха, Иоганн Кристоф (1642–1703), служивший органистом в Эйзенахе, может быть назван самым крупным музыкантом среди предков Иоганна Себастьяна. Столь сильна была его творческая фантазия, столь оригинально мышление, что некоторые его вокальные сочинения долгое время приписывались исследователями Иоганну Себастьяну. Сохранившееся наследие Иоганна Кристофа состоит из кантат, мотетов и сочинений для клавишных инструментов – органа, клавесина и клавикорда. Брат Иоганна Кристофа, Иоганн Михаэль (1648–1694), городской органист в Герене, был плодовитым автором духовной музыки и авторитетным мастером по изготовлению музыкальных инструментов. Оба эти таланта проявились и в Иоганне Николаусе (1669–1753), сыне Иоганна Кристофа, который служил органистом и университетским капельмейстером в Иене (до нас дошли его месса и светская кантата).
Другая ветвь семьи играла важную роль при мейнингенском дворе. Капельмейстер Иоганн Людвиг Бах (1677–1741) сочинил много замечательных кантат и мотетов, которые впоследствии Иоганн Себастьян переписывал для собственных выступлений. Сын Иоганна Людвига, Готлиб Фридрих (1714–1785), и его внук, Иоганн Филипп (1752–1846), были известными живописцами.
Иоганн Себастьян Бах родился 21 марта 1685 в Эйзенахе, маленьком тюрингском городке в Германии, где его отец Иоганн Амброзиус служил городским музыкантом, а дядя Иоганн Кристоф – органистом. Мальчик рано начал заниматься музыкой. По-видимому, отец обучал его игре на скрипке, дядя – на органе, и благодаря хорошему сопрано он был принят в церковный хор, который исполнял мотеты и кантаты. В 8 лет мальчик поступил в церковную школу, где делал большие успехи.
Счастливое детство кончилось для него в девятилетнем возрасте, когда он потерял мать, а через год и отца. Сироту взял на воспитание в свой скромный дом старший брат, органист в ближнем Ордруфе; там мальчик снова пошел в школу и продолжил занятия музыкой с братом. В Ордруфе Иоганн Себастьян провел 5 лет.
Когда ему исполнилось пятнадцать, по рекомендации школьного учителя он получил возможность продолжить образование в школе при церкви св. Михаила в Люнебурге в северной Германии. Чтобы добраться туда, ему пришлось пройти пешком три сотни километров. Там он жил на полном пансионе, получал маленькую стипендию, учился и пел в хоре школы, пользовавшемся высокой репутацией (т.н. утренний хор, Mettenchor). Это был очень важный этап в образовании Иоганна Себастьяна. Здесь он познакомился с лучшими образцами хоровой литературы, завязал отношения с известным мастером органного искусства Георгом Бёмом (его влияние очевидно в ранних органных композициях Баха), получил представление о французской музыке, которую имел возможность слышать при дворе соседнего Целле, где в почете была французская культура; кроме того, он часто ездил в Гамбург послушать виртуозную игру Иоганна Адама Рейнкена, крупнейшего представителя северогерманской органной школы.
В 1702 в возрасте 17 лет Бах вернулся в Тюрингию и, послужив немного в качестве «лакея и скрипача» при веймарском дворе, получил место органиста Новой церкви в Арнштадте, городе, где Бахи служили как до, так и после него, вплоть до 1739. Благодаря блестяще прошедшему испытательному выступлению, ему сразу назначили жалованье, намного превосходившее то, которое платили его родственникам. Он оставался в Арнштадте до 1707, покинув город в 1705, чтобы присутствовать на знаменитых «вечерних концертах», которые проводил в Любеке, на севере страны, блестящий органист и композитор Дитрих Букстехуде. Очевидно, в Любеке была настолько интересно, что Бах провел там четыре месяца вместо четырех недель, которые испросил в качестве отпуска. Последовавшие неприятности по службе, а также недовольство слабым и необученным арнштадтским церковным хором, которым он был обязан руководить, заставили Баха искать новое место.
В 1707 он принял приглашение на должность органиста в известной церкви св. Власия в тюрингском Мюльхаузене. Еще в Арнштадте 23-летний Бах женился на своей двоюродной сестре Марии Барбаре, сироте, дочери органиста Иоганна Михаэля Баха из Герена. В Мюльхаузене Бах быстро завоевал известность как автор кантат (одна из них даже была напечатана за счет города) и специалист по ремонту и реконструкции органов. Но уже через год он покинул Мюльхаузен и перебрался на более привлекательное место при герцогском дворе в Веймаре: там он служил органистом, а с 1714 – капельмейстером. Здесь на его художественное развитие оказало воздействие знакомство с творениями выдающихся итальянских мастеров, особенно Антонио Вивальди , чьи оркестровые концерты Бах перекладывал для клавишных инструментов: подобная работа помогла ему овладеть искусством выразительной мелодии, усовершенствовать гармоническое письмо, развить чувство формы.
В Веймаре Бах достиг вершин мастерства как органист-виртуоз и композитор, а благодаря многочисленным поездкам по Германии его известность распространилась далеко за пределы герцогства Веймарского. Его репутации содействовал исход организованного в Дрездене соревнования с французским органистом Луи Маршаном. Современники рассказывают, что Маршан не рискнул выступить перед публикой, с нетерпением ожидавшей соревнования, и спешно покинул город, признав превосходство соперника. В 1717 Бах стал капельмейстером у герцога Анхальт-Кётенского, который предложил ему более почетные и выгодные условия. Прежний хозяин сначала не хотел его отпускать и даже посадил под арест за «слишком упорные просьбы об увольнении», но потом все-таки позволил Баху уехать из Веймара.
В течение 6 лет, проведенных при кальвинистском кётенском дворе, Баха как истового лютеранина не обязывали писать церковную музыку: он должен был сочинять для придворного музицирования. Поэтому композитор сосредоточился на инструментальных жанрах: в кётенский период появились такие шедевры, как (1-й том), сонаты и сюиты для скрипки и виолончели соло, а также шесть Бранденбургских концертов (посвященных маркграфу Бранденбургскому). Кётенский князь, сам отличный музыкант, высоко ценил своего капельмейстера, и время, проведенное в этом городе, относится к числу счастливейших периодов в жизни Баха. Но в июне 1720, когда композитор сопровождал в поездке князя, скоропостижно скончалась Мария Барбара. В декабре следующего года 36-летний вдовец женился на 21-летней Анне Магдалене Вилькен, певице, которая, подобно самому Баху, происходила из известной музыкальной династии. Анна Магдалена стала прекрасной помощницей мужу; ее рукой переписано множество его партитур. Она родила Баху 13 детей, из которых до зрелого возраста дожило шестеро (всего у Иоганна Себастьяна в двух браках было 20 детей, десять из них умерли в младенчестве). В 1722 открылась выгодная вакансия кантора в знаменитой школе св. Фомы в Лейпциге. Бах, которому снова захотелось вернуться к церковным жанрам, подал соответствующее прошение. После конкурса, в котором участвовали еще два кандидата, он стал лейпцигским кантором. Это произошло в апреле 1723.
Обязанности Баха как кантора были двух родов. Он являлся «музик-директором», т.е. отвечал за музыкальную часть служб во всех лейпцигских протестантских церквах, в том числе св. Фомы (Томаскирхе) и св. Николая, где исполнялись достаточно сложные произведения. В дополнение к этому он стал педагогом весьма почтенной школы при Томаскирхе (основана в 1212), где должен был обучать мальчиков основам музыкального искусства и готовить их к участию в церковных службах. Бах усердно исполнял обязанности «музик-директора»; что же касается преподавания, то оно скорее докучало композитору, глубоко погруженному в мир собственного творчества. Бóльшая часть духовной музыки, звучавшей в ту пору в Лейпциге, принадлежала его перу: здесь были созданы такие шедевры, как Страсти по Иоанну , месса си минор, Рождественская оратория . Отношение Баха к служебным делам вызывало недовольство у отцов города; в свою очередь, композитор обвинял «странное и недостаточно преданное музыке начальство» в создании атмосферы преследований и зависти. Острый конфликт с директором школы усиливал напряженность, и после 1740 Бах начал пренебрегать своими официальными обязанностями – он стал писать больше инструментальной музыки, чем вокальной, попытался напечатать ряд сочинений. Триумфом последнего десятилетия жизни композитора стала поездка к прусскому королю Фридриху II в Берлин, которую Бах совершил в 1747: при дворе короля, страстного любителя музыки, служил один из сыновей Иоганна Себастьяна, Филипп Эмануэль. Лейпцигский кантор играл на превосходных королевских клавесинах и продемонстрировал восхищенным слушателям свое непревзойденное мастерство импровизатора: без всякой подготовки он сымпровизировал фугу на тему, заданную королем, а по возвращении в Лейпциг использовал ту же тему как основу для грандиозного полифонического цикла в строгом стиле и напечатал это произведение под названием Музыкальное приношение (Musikalisches Opfer ) с посвящением Фридриху II Прусскому. Вскоре зрение Баха, на которое он жаловался уже давно, стало стремительно ухудшаться. Почти ослепнув, он решился подвергнуться операции у одного известного в ту пору английского врача-окулиста. Две операции, проведенные шарлатаном, не принесли Баху облегчения, а лекарства, которые ему пришлось принимать, окончательно погубили его здоровье. 18 июля 1750 к нему внезапно вернулось зрение, но всего через несколько часов с ним случился удар. 28 июля 1750 Бах скончался.
В творчестве Баха представлены все основные жанры эпохи позднего барокко за исключением оперы. Его наследие включает сочинения для солистов и хора с инструментами, органные композиции, клавирную и оркестровую музыку. Его мощная творческая фантазия вызвала к жизни необычайное богатство форм: к примеру, в многочисленных баховских кантатах невозможно найти две фуги одинакового строения. Тем не менее есть структурный принцип, весьма характерный для Баха: это симметричная концентрическая форма. Продолжая многовековую традицию, Бах использует полифонию как основное выразительное средство, но при этом самые сложные контрапунктические построения у него опираются на ясную гармоническую основу – это было, несомненно, веянием новой эпохи. Вообще «горизонтальное» (полифоническое) и «вертикальное» (гармоническое) начала у Баха уравновешены и образуют великолепное единство.
Большую часть вокально-инструментальной музыки Баха составляют духовные кантаты: он создал пять циклов таких кантат на каждое воскресенье и на праздники церковного года. До нас дошло около двух сотен этих произведений. Ранние кантаты (до 1712) написаны в стиле предшественников Баха, таких как Иоганн Пахельбель и Дитрих Букстехуде. Тексты взяты из Библии или из лютеранских церковных гимнов – хоралов; композиция состоит из нескольких относительно кратких разделов, обычно контрастных по мелодике, тональности, темпу, исполнительскому составу. Ярким примером раннего кантатного стиля Баха может служить прекрасная Трагическая кантата (Аctus Tragicus ) № 106 (Время Господне – наилучшее время, Gottes Zeit ist die allerbeste Zeit ).
После 1712 Бах обращается к другой форме духовной кантаты, которую ввел в лютеранский обиход пастор Е.Ноймейстер: в ней используются не цитаты из Писания и протестантских гимнов, а парафразы библейских фрагментов или хоралов. В этом типе кантаты разделы более отчетливо отделяются один от другого, а между ними вводятся сольные речитативы с аккомпанементом органа и генерал-баса. Иногда подобные кантаты двухчастны: во время службы между частями произносилась проповедь. К данному типу принадлежит большинство баховских кантат, в том числе № 65 Все они придут из Савы (Sie werden aus Saba alle kommen ), на день Архангела Михаила № 19 И была битва в небесах (Es erhub sich ein Streit ), на праздник Реформации № 80 Твердыня крепкая наш Бог (Ein" feste Burg ), № 140 Восстаньте от сна (Wachet auf ). Особый случай – кантата № 4 Христос лежал в оковах смерти (Christ lag in Todesbanden ): в ней использовано 7 строф одноименного хорала Мартина Лютера, причем в каждой строфе хоральная тема обрабатывается по-своему, а в финале звучит в простой гармонизации. В большинстве кантат сольные и хоровые разделы чередуются, сменяя друг друга, но есть в наследии Баха и целиком сольные кантаты – например, трогательная кантата для баса с оркестром № 82 С меня довольно (Ich habe genug ) или блестящая кантата для сопрано с оркестром № 51 Всякое дыхание да хвалит Господа (Jauchzet Gott in allen Landen ).
Сохранилось также несколько светских баховских кантат: они сочинялись по поводу дней рождения, именин, свадебных церемоний высокопоставленных лиц и по другим торжественным случаям. Известна комическая Кофейная кантата (Schweigt stille, plaudert nicht ) № 211, в тексте которой высмеивается помешательство немцев на заморском напитке. В этом произведении, как и в Крестьянской кантате № 217, стиль Баха приближается к стилю комической оперы его эпохи.
До нас дошли 6 баховских мотетов на немецкие тексты. Они пользовались особой известностью и в течение долгого периода после смерти композитора были единственными из его вокально-инструментальных композиций, которые еще исполнялись. Как и в кантате, в мотете используются библейские и хоральные тексты, но в нем нет арий и дуэтов; оркестровое сопровождение не обязательно (если оно имеется, то просто дублирует хоровые партии). Среди сочинений этого жанра можно упомянуть мотеты Иисус – моя радость (Jesu meine Freude ) и Пойте Господу (Singet dem Herrn ).
Среди крупных вокально-инструментальных сочинений Баха особое внимание привлекают два рождественских цикла. Магнификат для пятиголосного хора, солистов и оркестра был написан в 1723, вторая редакция – в 1730. Весь текст, кроме финальной Gloria, представляет собой Песнь Богоматери Величит душа моя Господа (Лк 1:46–55) в латинском переводе (Вульгата). Магнификат – одна из самых цельных баховских композиций: ее лаконичные части ясно группируются в три раздела, каждый из которых начинается арией и кончается ансамблем; обрамлением служат мощные хоровые части – Magnificat и Gloria. Несмотря на краткость частей, каждая имеет свой эмоциональный облик. Рождественская оратория (Weihnachtsoratorium ), появившаяся в 1734, состоит из 6 кантат, предназначенных для исполнения в рождественский сочельник, два дня Рождества, 1 января, следующее за ним воскресенье и праздник Богоявления. Тексты взяты из евангелий (Лука, Матфей) и протестантских гимнов. Рассказчик – Евангелист (тенор) – в речитативах излагает евангельское повествование, в то время как реплики действующих лиц рождественской истории отданы солистам или хоровым группам. Повествование прерывается лирическими эпизодами – ариями и хоралами, которые должны служить наставлением для паствы. 11 из 64 номеров оратории первоначально сочинены Бахом для светских кантат, но потом превосходно приспособлены к духовным текстам.
Из 5 циклов пассионов, о которых известно из биографии Баха, до нас дошло только два: Страсти по Иоанну (Johannespassion ), над которыми композитор начал работать в 1723, и Страсти по Матфею (Matthäuspassion ), завершенные в 1729. (Страсти по Луке , напечатанные в Полном собрании сочинений , по-видимому, принадлежат другому автору.) Каждый из пассионов состоит из двух частей: одна звучит до проповеди, другая – после нее. В каждом цикле имеется рассказчик – Евангелист; партии конкретных участников драмы, включая Христа, исполняются певцами-солистами; хор изображает реакцию толпы на происходящее, а вставные речитативы, арии и хоралы – отклик общины на разворачивающуюся драму. Тем не менее, Страсти по Иоанну и Страсти по Матфею заметно отличаются друг от друга. В первом цикле ярче дан образ неистовствующей толпы, ей противостоит Спаситель, от которого исходит возвышенный покой и отстраненность от мира. Страсти по Матфею излучают любовь и нежность. Здесь нет непроходимой пропасти между божественным и человеческим: Господь через свое страдание сближается с человечеством, и человечество страдает вместе с ним. Если в Страстях по Иоанну партия Христа состоит из речитативов с аккомпанементом органа, то в Страстях по Матфею она окружена, подобно нимбу, проникновенным звучанием струнного квартета. Страсти по Матфею – высшее достижение в баховской музыке, написанной для Протестантской церкви. Здесь использован очень большой исполнительский состав, включающий два оркестра, два смешанных хора с солистами и хор мальчиков, который исполняет мелодию хорала в номере, открывающем пассион. Вступительный хор – самый сложный в композиционном отношении раздел сочинения: два хора противостоят друг другу – звучат взволнованные вопросы и полные печали ответы на фоне оркестровых фигураций, изображающих потоки слез. Над этой стихией безграничной человеческой скорби парит кристально чистая и безмятежная мелодия хорала, навевающая мысли о человеческой слабости и божественной силе. Проведения хоральных мелодий сделаны здесь с исключительным мастерством: одна из самых любимых Бахом тем – O Haupt voll Blut und Wunden – появляется не менее пяти раз с разным текстом, и каждый раз гармонизация ее сделана по-иному, в зависимости от содержания данного эпизода.
Кроме 4 коротких месс, состоящих из двух частей – Kyrie и Gloria, Бах создал также полный цикл католической мессы (ее ординария – т.е. постоянных, неизменяемых частей богослужения), мессу си минор (обычно называемую Высокой мессой ). Она сочинялась, по-видимому, в период между 1724 и 1733 и состоит из 4 разделов: первый, включающий части Kyrie и Gloria, обозначен Бахом как собственно «месса»; второй, Credo, именуется «Никейский символ веры»; третий – Sanctus; в четвертый вошли остальные части – Osanna, Benedictus, Agnus Dei и Dona nobis pacem. Месса си минор – сочинение возвышенное и величественное; оно содержит такие шедевры композиторского мастерства, как пронзительно скорбный Crucifixus – тринадцать вариаций на постоянный бас (типа пассакальи) и Credo – грандиозную фугу на тему григорианского песнопения. В последней части цикла, Dona nobis, представляющей собой моление о мире, Бах использует ту же музыку, что и в хоре Gratias agimus tibi (Тебя благодарим ), и это может иметь символическое значение: Бах очевидно выражает убеждение в том, что истинно верующий не имеет нужды просить Господа о мире, но должен благодарить Создателя за этот дар.
Колоссальные масштабы мессы си минор не позволяют использовать ее для церковного богослужения. Это сочинение должно звучать в концертном зале, который под воздействием повергающего в благоговейный трепет величия этой музыки превращается в храм, открытый для всякого способного к религиозному переживанию слушателя.
Музыку для органа Бах писал всю жизнь. Его последним сочинением стал органный хорал на мелодию Пред Твой престол я предстаю (Vor deinem Thron tret" ich hiemit ), продиктованный слепым композитором своему ученику. Здесь мы сможем назвать лишь немногое из множества великолепных органных произведений Баха: широко известная блестяще-виртуозная токката и фуга ре минор сочинена в Арнштадте (популярностью пользуются также ее многочисленные оркестровые переложения); грандиозная пассакалья до минор, цикл из 12 вариаций на тему, постоянно проходящую в басу, и заключительной фуги, появилась в Веймаре; «большие» прелюдии и фуги до минор, до мажор, ми минор и си минор – произведения лейпцигского периода (между 1730 и 1740). Особого внимания заслуживают хоральные обработки. 46 из них (предназначенных для разных праздников церковного года) представлены в собрании под названием Органная книжечка (Orgelbüchlein ): она появилась в конце веймарского периода (возможно, во время пребывания в тюрьме). В каждой из этих обработок Бах воплощает внутреннее содержание, настроение текста в свободно разработанных трех нижних голосах, в то время как хоральная тема звучит в верхнем, сопрановом голосе. В 1739 он напечатал 21 хоральную обработку в сборнике, который называется Третья часть Клавирных упражнений (цикл известен также под именем Немецкой органной мессы ). Здесь духовные гимны следуют в порядке, соответствующем лютеровскому катехизису, причем каждый хорал представлен в двух вариантах – сложном для знатоков и простом для любителей. Между 1747 и 1750 Бах подготовил к публикации еще 18 «больших» органных хоральных обработок (т.н. Шюблеровские хоралы ), для которых характерны несколько менее сложный контрапункт и изысканность мелодической орнаментики. Среди них особенно выделяется цикл хоральных вариаций Укрась себя, блаженная душа (Schmücke dich, o liebe Seele ), в котором композитор из начального мотива гимна выстраивает великолепную сарабанду.
Большая часть клавирных сочинений Баха создана им в зрелом возрасте и обязана своим появлением его глубокому интересу к музыкальному образованию. Эти пьесы написаны в основном для обучения собственных сыновей и других одаренных учеников, но под рукой Баха упражнения превращаются в музыкальные жемчужины. В этом смысле подлинный шедевр изобретательности представляют собой 15 двухголосных инвенций и столько же трехголосных инвенций-синфоний, которые демонстрируют разные типы контрапунктического письма и разные типы мелодики, соответствующие определенным образам. Самое известное клавирное сочинение Баха – Хорошо темперированный клавир (Das Wohltemperierte Clavier ), цикл, содержащий 48 прелюдий и фуг, по две для каждой минорной и мажорной тональности. Выражение «хорошо темперированный» относится к новому принципу настройки клавишных инструментов, при котором октава делится на 12 равных в акустическом смысле частей – полутонов. Успех первого тома этого собрания (24 прелюдии и фуги во всех тональностях) побудил композитора к созданию второго такого же тома. Бахом написаны также циклы клавирных пьес, сочиненных по моделям распространенных танцев той эпохи – 6 Английских и 6 Французских сюит ; еще 6 партит были опубликованы между 1726 и 1731 под названием Клавирные упражнения (Clavierübung ). Во вторую часть Упражнений вошли еще одна партита и блестящий Итальянский концерт, в котором сочетаются стилистические черты клавирных жанров и жанра концерта для клавира с оркестром. Серию Клавирных упражнений завершают появившиеся в 1742 Гольдберг-вариации – Ария и тридцать вариаций , написанные для ученика Баха И.Г.Гольдберга. Точнее, цикл был написан для одного из почитателей Баха – графа Кайзерлинга, русского посла в Дрездене: Кайзерлинг тяжело болел, страдал бессонницей и часто просил Гольдберга ночью играть для него баховские пьесы.
В своих 3 партитах и 3 сонатах для скрипки соло великий мастер полифонии ставит перед собой почти невыполнимую задачу – написать четырехголосную фугу для сольного струнного инструмента, пренебрегая всеми техническими ограничениями, налагаемыми самой природой инструмента. Вершина баховского величия, прекрасный плод его вдохновения – знаменитая чакона (из партиты № 2), цикл вариаций для скрипки, который биограф Баха Ф.Шпитта характеризует как «торжество духа над материей». Столь же великолепны 6 сюит для виолончели соло.
Среди оркестровой музыки Баха следует выделить концерты для скрипки со струнным оркестром и Двойной концерт для двух скрипок с оркестром . Кроме того, Бах создает новую форму – клавирный концерт, используя сольную скрипичную партию написанных ранее скрипичных концертов: она исполняется на клавире правой рукой, тогда как левая рука аккомпанирует и дублирует басовый голос.
Шесть Бранденбургских концертов относятся к другому типу. Второй, третий и четвертый следуют итальянской форме concerto grosso, в которой небольшая группа солирующих («концертирующих») инструментов «состязается» с полным оркестром. В пятом концерте имеется большая каденция для клавира соло, и это произведение представляет собой, по сути дела, первый в истории клавирный концерт. В первом, третьем и шестом концертах оркестр делится на несколько хорошо сбалансированных групп, которые противопоставляются одна другой, причем тематический материал переходит от группы к группе и солирующие инструменты лишь иногда перехватывают инициативу. Хотя в Бранденбургских концертах немало всяких полифонических ухищрений, они легко воспринимаются неподготовленным слушателем. Эти произведения излучают радость, и кажется, что они отражают веселье и роскошь княжеского двора, при котором тогда работал Бах. Вдохновенная мелодика, яркий колорит, технический блеск концертов делают их уникальным достижением даже для Баха.
Столь же блестящи и виртуозны 4 оркестровые сюиты; каждая из них включает увертюру во французском стиле (медленное вступление – быстрая фуга – медленное заключение) и вереницу очаровательных танцевальных частей. Сюита № 2 си минор для флейты и струнного оркестра содержит столь виртуозную сольную партию, что вполне может быть названа флейтовым концертом.
В последние годы жизни Бах достиг высочайших вершин контрапунктического мастерства. После написанного для прусского короля Музыкального приношения , в котором представлены все возможные типы канонических вариаций, композитор начал работу над циклом Искусство фуги (Die Kunst der Fuge ), который остался незавершенным. Здесь Бах использует разнообразные типы фуги, вплоть до грандиозной четверной (она обрывается на 239 такте). Неизвестно в точности, для какого инструмента предназначался цикл; в разных изданиях эта музыка адресована клавиру, органу, струнному квартету или оркестру: во всех вариантах Искусство фуги звучит превосходно и покоряет слушателей величием замысла, торжественностью и изумительным мастерством, с которым Бах решает сложнейшие полифонические задачи.
Творения Баха оставались почти в полном забвении на протяжении полувека. Лишь в узком кругу учеников великого кантора сохранялась память о нем, да еще время от времени в учебниках приводились примеры его контрапунктических изысканий. За это время не было издано ни одного сочинения Баха, кроме четырехголосных хоралов, опубликованных сыном композитора Филиппом Эмануэлем. Очень показательна в этом смысле история, рассказанная Ф.Рохлицем: когда Моцарт посетил в 1789 Лейпциг, в Томасшуле был исполнен для него баховский мотет Пойте Господу (Singet dem Herrn ): «Моцарт знал Баха скорее понаслышке, чем по его сочинениям... Едва хор пропел несколько тактов, как он подскочил; еще несколько тактов – и он вскричал: что это? И с этого момента весь обратился в слух. Когда пение закончилось, он воскликнул в восторге: на этом и вправду можно поучиться! Ему сказали, что в школе... хранится полное собрание мотетов Баха. Партитур этих произведений не было, тогда он потребовал принести расписанные партии. В тишине присутствующие с удовольствием наблюдали, с каким увлечением Моцарт раскладывает вокруг себя эти голоса – на коленях, на ближайших стульях. Забыв все на свете, он не вставал с места, пока тщательно не просмотрел все, что имелось из произведений Баха. Он выпросил себя копию мотета и очень ею дорожил».
Положение изменилось к 1800 году, когда под влиянием распространявшегося тогда романтизма стали обращать более пристальное внимание на историю немецкого искусства. В 1802 вышла первая биография Баха, ее автору И.Н.Форкелю удалось получить ценные сведения о Бахе от его сыновей. Благодаря этой книге многие любители музыки получили представление о масштабах и значении творчества Баха. Немецкие и швейцарские музыканты принялись изучать музыку Баха; в Англии пионером в данной области стал органист С.Уэсли (1766–1837), племянник религиозного деятеля Джона Уэсли. Первыми были оценены по достоинству инструментальные сочинения. Высказывание великого Гёте об органной музыке Баха весьма красноречиво свидетельствует о настроениях того времени: «Музыка Баха – это беседа вечной гармонии с самой собой, она подобна Божественной мысли перед сотворением мира». После исторического исполнения Страстей по Матфею под управлением Ф.Мендельсона (это произошло в Берлине в 1829, точно в сотую годовщину первого исполнения Страстей ) начали звучать и вокальные произведения композитора. В 1850 было создано Баховское общество, поставившее цель издать полное собрание сочинений Баха. На осуществление этой задачи ушло полвека. Новое Баховское общество было создано сразу после роспуска прежнего: его задачей являлось распространение наследия Баха с помощью изданий для широкого круга музыкантов и любителей, а также организация высококачественных исполнений его сочинений, в том числе на специальных Баховских фестивалях. Популяризацией творчества Баха занимались, конечно, не только в Германии. В 1900 году Баховские фестивали были организованы в США (в Вифлееме, шт. Пенсильвания), и их основатель И.Ф.Уолле сделал очень много для признания гения Баха в Америке. Подобные фестивали проводились также в Калифорнии (Кармел), во Флориде (Роллинс-колледж), причем на достаточно высоком уровне.
Важную роль в научном осмыслении наследия Баха сыграла монументальная работа упомянутого выше Ф.Шпитты; она до сих пор сохраняет свое значение. Следующий этап обозначил выход в свет в 1905 книги А.Швейцера: автор предложил новый метод анализа музыкального языка композитора – путем выявления в нем символических, а также «изобразительных», «живописных» мотивов. Идеи Швейцера оказали сильнейшее воздействие на современных исследователей, подчеркивающих важную роль символики в музыке Баха. В 20 в. важный вклад в баховедение внес также англичанин К.С.Терри, который ввел в научный обиход много новых биографических материалов, перевел важнейшие баховские тексты на английский язык и опубликовал серьезное исследование об оркестровом письме композитора. Перу А.Шеринга (Германия) принадлежит фундаментальный труд, освещающий музыкальную жизнь Лейпцига и роль, которую играл в ней Бах. Появились серьезные исследования об отражении в творчестве композитора идей протестантизма. Одному из выдающихся баховедов, Ф.Сменду, удалось найти некоторые светские кантаты Баха, считавшиеся утерянными. Исследователи активно занялись и другими музыкантами из семьи Баха, прежде всего его сыновьями, а затем и предками.
После того, как в 1900 было закончено Полное собрание сочинений , выяснилось, что в нем имеется немало пробелов и ошибок. В 1950 был основан Баховский институт в Гёттингене и Лейпциге с целью пересмотра всех имеющихся материалов и создания нового Полного собрания . К 1967 вышла в свет примерно половина из предполагавшихся 84 томов Нового собрания сочинений Баха (Neue Bach-Ausgabe ).
Четверо из сыновей Баха были исключительно музыкально одарены. Старший из них, Вильгельм Фридеман, выдающийся органист, как виртуоз не уступал отцу. В течение 13 лет Вильгельм Фридеман служил органистом в церкви св. Софии в Дрездене; в 1746 стал кантором в Галле и занимал эту должность 18 лет. Затем уехал из Галле и впоследствии часто менял место жительства, поддерживая свое существование уроками. От Фридемана осталось около двух дюжин церковных кантат и довольно много инструментальной музыки, в том числе 8 концертов, 9 симфоний, сочинения разных жанров для органа и клавира, камерные ансамбли. Заслуживают особого упоминания его изящные полонезы для клавира и сонаты для двух флейт. Как композитор Фридеман испытывал сильное влияние своего отца и учителя; он пытался также найти компромисс между стилем барокко и выразительным языком новой эпохи. Результатом явился весьма индивидуальный стиль, который в некоторых отношениях предвосхищает последующее развитие музыкального искусства. Однако многим современникам сочинения Фридемана казались чересчур сложными.
Второй сын Иоганна Себастьяна добился больших успехов как в личной жизни, так и в профессиональной деятельности. Его обычно называют «берлинским» или «гамбургским» Бахом, так как он сначала служил 24 года придворным клавесинистом у прусского короля Фридриха II, а потом занял почетное место кантора в Гамбурге. Этот, по-видимому, самый яркий представитель сентиментализма в музыке, тяготел к выражению сильных чувств, не скованному правилами. Филипп Эмануэль привнес в инструментальные жанры (особенно в клавирные) драматизм, эмоциональную насыщенность, ранее встречавшиеся только в вокальной музыке, и оказал решающее влияние на художественные идеалы Й.Гайдна. Даже Бетховен учился на сочинениях Филиппа Эмануэля. Филипп Эмануэль пользовался репутацией выдающегося педагога, а его учебник Опыт правильного способа игры на клавире (Versuch über die wahre Art das Clavier zu spielen ) стал важным этапом в развитии современной пианистической техники. Влиянию творчества Филиппа Эмануэля на музыкантов его эпохи способствовало широкое распространение его сочинений, большая часть которых опубликована при жизни композитора. Хотя главное место в его творчестве занимала клавирная музыка, он работал также в разных вокальных и инструментальных жанрах, исключение составляет только опера. Огромное наследие Филиппа Эмануэля включает 19 симфоний, 50 фортепианных концертов, 9 концертов для других инструментов, около 400 сочинений для клавира соло, 60 дуэтов, 65 трио, квартетов и квинтетов, 290 песен, около полусотни хоров, а также кантаты и оратории.
Иоганн Кристоф Фридрих Бах, сын Иоганна Себастьяна от второго брака, всю жизнь служил в одной должности – концертмейстера и директора музыки (капельмейстера) при дворе в Бюккебурге. Он был превосходным клавесинистом, успешно сочинял и опубликовал многие из своих сочинений. Среди них – 12 клавирных сонат, примерно 17 дуэтов и трио для разных инструментов, 12 струнных (или флейтовых) квартетов, секстет, септет, 6 клавирных концертов, 14 симфоний, 55 песен и 13 более крупных вокальных композиций. Раннее творчество Иоганна Кристофа отмечено влиянием итальянской музыки, царившей при бюккебургском дворе; позже стиль композитора приобретает черты, сближающие его со стилем великого современника Иоганна Кристофа – Й.Гайдна.
Младшего сына Иоганна Себастьяна обычно называют «миланским» или «лондонским» Бахом. После смерти отца 15-летний Иоганн Кристиан продолжил свое обучение в Берлине, у сводного брата Филиппа Эмануэля, и делал большие успехи в игре на клавире. Но особенно его привлекала опера, и он уехал в Италию – классическую страну оперы, где вскоре получил место органиста в миланском соборе и добился признания как оперный композитор. Слава его распространилась за границы Италии, и в 1761 его пригласили к английскому двору. Там он провел всю оставшуюся жизнь, сочиняя оперы и обучая музыке и пению королеву и представителей аристократических семейств, а также дирижируя с большим успехом циклами концертов.
Слава Кристиана, временами превосходившая известность его брата Филиппа Эмануэля, оказалась не столь долговечной. Трагедией для Кристиана стала слабость характера: он не выдержал испытания успехом и довольно рано остановился в своем художественном развитии. Он продолжал работать в старом стиле, не обращая внимания на новые течения в искусстве; так и получилось, что баловня лондонского высшего общества постепенно затмили на музыкальном небосклоне новые светила. Кристиан умер в возрасте 47 лет разочарованным человеком. И все же его влияние на музыку 18 в. было значительным. Кристиан давал уроки девятилетнему Моцарту. В сущности, Кристиан Бах дал Моцарту не меньше, чем Филипп Эмануэль – Гайдну. Таким образом, двое из баховских сыновей активно способствовали рождению стиля венской классики.
В музыке Кристиана немало красоты, живости, выдумки, и хотя его сочинения принадлежат к «легкому», развлекательному стилю, они до сих пор привлекают теплом, нежностью, выделяющими Кристиана из массы модных авторов той эпохи. Он работал во всех жанрах, с равным успехом – в вокальных и инструментальных. Его наследие включает около 90 симфоний и других сочинений для оркестра, 35 концертов, 120 камерных инструментальных произведений, более 35 клавирных сонат, 70 опусов церковной музыки, 90 песен, арий, кантат и 11 опер.
Литература:
Швейцер А. Иоганн Себастьян Бах.
М., 1965
Документы жизни и деятельности Иоганна Себастьяна Баха.
М., 1980
Друскин М. Иоганн Себастьян Бах.
М., 1982
Форкель И.Н. О жизни, искусстве и произведениях Иоганна Себастьяна Баха.
М., 1987
