Борис Егоров. Российские утопии. Исторический путеводитель. СПб., “Искусство - СПБ”, 2007, 415 стр.

Стихотворение Беранже “Безумцы” (“Les Fous”), известное у нас по переводу В. Курочкина, могло бы служить эпиграфом к тем сотням, а возможно, и тысячам исследований, которые посвящены проблемам утопии и утопического сознания, его роли в мировой истории. Патетически и с надрывом декламирует Актер в пьесе Горького “На дне”:

Господа, если к правде святой
Мир дорогу найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.

Поэт нашел удивительно точное слово “le fou”, которое во французском языке означает и дурака, и придворного шута, имевшего привилегию говорить иной раз горькую правду. Причем в утопическом варианте этого “безумства” воплощен целый клубок трагических парадоксов человеческого существования: люди не могут не мечтать о прекрасной жизни (лучший пример тут Дон Кихот), они воплощают утопию в жизнь и убеждаются в том, что реализация светлой мечты ведет к антиутопии. Но утопия не умирает, мы все обречены на то, чтобы снова и снова наступать на грабли…

Отсюда и вечная актуальность темы, отсюда интерес к очередной книге, этой теме посвященной. Ее автор - известный в мировой филологической науке человек, один из создателей московско-тартуской семиотической школы, бывший долгие годы ближайшим другом и соратником Ю. М. Лотмана. Работает Б. Ф. Егоров и как культуролог, см. его фундаментальное исследование “Очерки по истории русской культуры XIX века” 1 . Книга о русской утопии является логическим продолжением этого труда, а также других работ ученого, посвященных отечественной литературе и критике позапрошлого столетия.

Опираясь на большой фактический материал, Б. Ф. Егоров привлекает наше внимание к “классическим” произведениям типа “Что делать?” Чернышевского и к вещам малоизвестным вроде зашифрованных утопических проектов Н. В. Кукольника или романа “Рай земной” (1903) К. С. Мережковского, брата известного писателя.

Определенные (и вполне понятные) трудности испытал ученый в попытках дать свое определение изучаемому явлению. Он пишет: “Я <…> расширяю (или сужаю?) понятие и определяю утопию как мечту об идеальной жизни в любых масштабах и объемах <...> ” (курсив автора. - В. В. ). “В утопическую область я включаю не только печатные <…> тексты, но и устные рассказы и идеи, не только художественные произведения, но и трактаты, письма, очерки <…>”. На наш взгляд, ни о каком “сужении” понятия речь тут не идет, наоборот, “утопия как мечта” фактически понята как некий “мегажанр”, включающий в себя по сути дела любые жанры. Именно любые, то есть не только словесные (речевые по терминологии Бахтина), но и живописные (пасторальные, идиллические пейзажи), музыкальные, архитектурные (храм как “земной рай”), садово-парковые (сад как hortus conclusus, минимальное подобие Эдема). Исследователь в основном занят анализом словесных утопических жанров и личностями их творцов, но иногда говорит и об отражении утопической тематики в других сферах искусства.

Автор понимает парадоксальную связь между утопией и антиутопией. Он пишет, что еще у Свифта “утопией прикрывались полемика и сатира. Они, заполняя все пространство произведения, превращают утопию в антиутопию (курсив автора. - В. В. ). Утопия может смешиваться с антиутопией и перетекать в нее”. Здесь напрашивается обобщение - практически любая утопия несет в себе имплицитно собственное отрицание, “деконструирует” себя, выражаясь языком Жака Деррида. Если же утопия реализуется и даже долгое время существует, скажем, в форме сельской идиллии, то все равно она разрушается под воздействием внешних агрессивных сил. Достоевский, как показано в книге Егорова, гениально и парадоксально заострил этот момент в “Сне смешного человека” - один “грешник” легко разрушил целый рай! Но это лишь значит, что в душах невинных обитателей блаженной планеты всегда таились разрушительные “микробы” всевозможных страстей.

И - vice versa - во многих антиутопиях сохраняются элементы утопии - Путешественник во времени видит в царстве элоев черты коммунизма (“Машина времени” Уэллса), “Прекрасный новый мир” Хаксли действительно “прекрасен” изобилием материальных благ. Еще раз подчеркнем, что “чистая” утопия per se (сама по себе) в принципе антиутопична. Что доказывает не без доли эпатажности Ю. И. Дружников, утверждая, что “Утопия” Томаса Мора на самом деле опровергает “мечту об идеальной жизни”! 2 На “кричащее противоречие” своего текста внятно намекает и сам Мор в конце книги, когда пишет от лица повествователя: “Мне сейчас же пришло на ум немало обычаев и законов этого народа (утопийцев. - В. В. ), заключающих в себе чрезвычайную нелепость”. Мор надеется: “У нас будет еще время поглубже подумать об этом предмете <…> Хорошо, если бы это когда-нибудь осуществилось!” Подумать на эту тему “поглубже” людям довелось только через несколько сотен лет после казни великого утописта. Мы сейчас не имеем возможности вдаваться в обсуждение причин столь “странной” (и приносящей людям столько страданий, разочарований) связи утопии с антиутопией, это задача специального исследования. Но одно, по-моему, ясно: дело в страшной силе отчуждения, или, иначе говоря, иронии истории, которая, начиная с самого возникновения человечества, превращает благие его начинания и замыслы в нечто противоположное. К тому же каждый утопист вольно или невольно вкладывает в проекты всеобщего блага свои сугубо личные пристрастия и антипатии, которые для массы людей неприемлемы. Авторский эгоизм борется в утопиях с альтруизмом и превращает их в антиутопии.

Собственно, почти вся книга Бориса Федоровича Егорова, представляющая, как он сам пишет, “исторический путеводитель” по русским утопиям - от самых древних вплоть до начала ХХ века, - есть в то же время нагляднейшее пособие по “демонтажу” российского утопического сознания во всех его разновидностях. Это история, полная драматизма, трагизма и не лишенная комических эпизодов. Первый раздел книги - “Народные легенды и попытки реализации утопий”, где исследователь дает впечатляющий обзор разнообразнейшей фольклорно-мифо-литературной продукции о рае и аде, этих “самых древних” формах утопии и антиутопии, об апокрифических сказаниях про индийское царство, Беловодье, град Китеж и т. д. При этом отмечено, что у наших предков, вынужденных много и тяжело трудиться, да еще в условиях зависимости от бояр и князей, вырабатывалось стойкое отвращение к труду как таковому. Здесь стоило сослаться на великолепную статью Е. Н. Трубецкого “└Иное царство” и его искатели в русской народной сказке” (1922), в которой этот выдающийся религиозный философ и последователь Вл. Соловьева пытается в духе теодицеи примирить “софийные” и “антисофийные” начала в русской культуре и жизни. “Как раз в русской сказке, - пишет Трубецкой, - сочувствие лени и воровству граничит с апофеозом лентяя и вора” 3 . Тут же автор осуждает советскую власть, которая осуществляет эту “утопию бездельника и вора” 4 . К этой народной утопии-антиутопии, отзвуки которой мы находим и в платоновском “Чевенгуре”, по Е. Н. Трубецкому, примешиваются черты христианского настроения, пронизывающего сказку: “тайна всеобщей солидарности” всего живого в мире, “мудрого безумия” человеческой жертвы 5 .

Много говорится у Егорова о старообрядцах, хлыстах, скопцах, духоборах, пытавшихся победить земное нечестие и устроить божескую жизнь на этом свете. Удивительна случайная, но символическая по сути перекличка двух ничем вроде бы не связанных явлений русской жизни. На рубеже XVII - XVIII веков был знаменит среди старообрядцев Андрей Денисов, который “происходил из обедневших князей Мышкиных”. Знал ли что-нибудь о нем автор романа “Идиот”? Это возможно, ведь Достоевский интересовался старообрядцами. Во всяком случае, “почти однофамильцы”, реальный Андрей Денисов и литературный герой, князь Мышкин, сходны в своем стремлении найти правду Божью в этом грешном мире.

Книга Егорова читается иногда как увлекательный роман приключений - авантюр духа и действия. Перед нами возникает тянущаяся сквозь века панорама удивительных событий, бесконечная галерея героев - отважных, хитрых, ловких, умных и безрассудных, подчас просто безумных, обаятельных и отталкивающих. Таков, например, “колоритный и загадочный” поляк Йозеф Еленский, который добровольно утратил свое шляхетское звание, зато сочинил грандиозный план по уничтожению крепостного права, а заодно и по замене “матушки императрицы” ее сыном Павлом на троне. Павел получил трон и без Еленского, но последний не растерялся и уже при Александре выдвигает вполне безумный проект превращения государства российского в “религиозное, теократическое царство скопцов”. И за такой невероятный по дерзости план был всего лишь сослан в монастырь. Чудны дела твои, Господи.

Вообще русский XVIII век настолько насыщен утопистами, что впору называть это время не только эпохой Просвещения, но и “фантазийным” столетием. Тон задавали мечтатели-цари и “жадною толпой стоящие у трона” фавориты типа Потемкина и Зубова. Многое из их проектов осуществлялось, но какой ценой! Трудно (да, пожалуй, и невозможно) сказать, больше пользы или вреда принесли, например, реформы Петра. Боярин Федор Салтыков сочинил в 1714 году “Изъявления прибыточные государству”, в которых развернул грандиозный план по уничтожению нищеты и росту благосостояния народа. Много он пишет о создании библиотек и развитии монументальной пропаганды. Прожектером был крестьянский сын Иван Посошков, ставший богатым промышленником. В своей “Книге о скудости и богатстве” он проповедует аскетические христианские нормы любви и смирения и осуждает введенные Петром “богомерзкие танцы”. Утопистами были и наши писатели - Сумароков, Княжнин, Херасков, Эмин (турок по происхождению), Радищев и другие. Причем у каждого из них были свои причуды и преференции, иногда забавные, иногда просто дикие. Так, писатель и астроном Федор Дмитриев-Мамонов, дальний родственник Петра Первого, в аллегорической повести “Дворянин-философ” с одобрением живописует некое муравьиное царство, в котором черные муравьи-работяги почитают высшей для себя честью целовать в зад своих властителей. Хороша утопия! Впрочем, в сочинении есть и более “мягкие” варианты утопий, которые отдаленно перекликаются с “межпланетными” фантазиями Лукиана и Сирано де Бержерака. Печальное совпадение - Федор Дмитриев-Мамонов, как и его однофамилец, граф Матвей Дмитриев-Мамонов (1790 - 1863), тоже прожектер и оппонент самодержавия, оба были психически нездоровы. При этом Мамонов-второй пострадал за свои выпады против Романовых-“голштинцев”: Николай Первый велел держать его под стражей и принудительно лечить 6 .

Уже неоднократно писалось о выдающемся авантюристе Морисе Беньовском (1746 - 1786), бунтаре и путешественнике, сосланном на Камчатку, откуда он бежал с группой помощников и на захваченном судне достиг острова Тайвань, где и возмечтал создать Государство Солнца по образцам, вычитанным из книг Мора и Кампанеллы. Позднее этот мечтатель строил “идеальное государство” уже на Мадагаскаре… Как отмечает Егоров, эти изумительные деяния беглого поляка начинают “грустную череду российских коммунистических и социалистических общин, основанных на утопических планах”.

Бoльшая часть книги Б. Ф. Егорова отдана русским утопиям XIX века, которые по части жанрового и идейного разнообразия, да и количественно превосходят даже фантазии предшествующего столетия. Заметно выросло художественное мастерство писателей-утопистов, появляются новые жанрово-тематические направления в утопической литературе, например утопии научно-фантастические. Участились попытки практической реализации утопических проектов, и тут первым в XIX столетии оказался граф Аракчеев, осуществивший “задумку” Александра I. В системе военных поселений мы находим классический пример перехода утопии в антиутопию. Граф оказался отличным хозяйственником, предшественником “новых русских”: он вводит в сельское хозяйство многопольную систему, селекцию скота и семян, зарабатывает бешеные деньги и выделяет жертвам петербургского наводнения 1824 года целый миллион рублей! Но и вводит в своих “идеальных” поселениях жесточайший режим. Этого “прожектера” заклеймил Салтыков-Щедрин в гротескно-сатирическом образе Угрюм-Бурчеева, из-за которого “история прекратила течение свое”.

XIX век - это время мощной активизации социально-политической мысли в России, что не могло не сказаться и в сфере “мечты об идеальной жизни”. Вовсю прожектерствуют правители, не отстают от них и декабристы. Основатель Харьковского университета Василий Каразин (1773 - 1842) оказался первым в России (а может быть, и в мире?) автором идеи о регуляции природы с помощью управления атмосферным электричеством, которая позднее привлекла Н. Ф. Федорова и др. Эта идея не реализована до сих пор - да, по-моему, и хорошо, что она не осуществилась, ведь на практике это может привести к полной атмосферной катастрофе… О страшных последствиях радикального вмешательства человека в устройство природы задумывался князь В. Ф. Одоевский, который в одном из очерков цикла “Русские ночи” (1844) рисует гигантский пороховой взрыв, раскалывающий земной шар и ведущий к гибели человечества. “До такой антиутопии, - пишет Б. Ф. Егоров, - не доходили и видные авторы ХХ века”. Это утверждение нуждается в серьезной корректировке. Как пишет И. Р. Шафаревич в книге “Социализм как явление мировой истории” (1977), самоубийственные фантазии, представления о гибели мира и его последующем возрождении характерны для многих мифологий, а также для взглядов таких утопистов, как Сен-Симон и Фурье, в ХХ веке их подхватывает Г. Маркузе. Да и Жюль Верн отдал дань таким опасениям в сатирическом романе “Вверх дном” (1889), где герои космического полета вокруг Луны превращаются в безумных воротил, которые хотят в целях наживы “выпрямить” земную ось с целью изменения климата и получения неслыханных прибылей. Только ошибка в вычислениях изобретателя Мастона спасает земной шар от гибели.

Общий вывод из замечательной книги Б. Ф. Егорова: человечество всегда мечтало и никогда не перестанет мечтать о лучшей жизни на земле, а теперь и о существовании в космосе. И, удивительное дело, сколь бы горькие и даже страшные уроки ни преподносила жизнь, раз за разом превращая любую реализуемую на практике утопию в антиутопию, люди ничуть не учатся на ошибках. Почему? Видимо, все же прав Фрейд: два могучих импульса нашего подсознания, либидо и танатос, все-таки подчиняют себе человеческий разум, который то и дело превращается в великое неразумие, просто в безумие. В тягу к коллективному всечеловеческому самоубийству. Чем иначе объяснить тот факт, что даже Александр Богданов, бывший соратник Ленина, но кроткий человек, действительно желавший счастья людям, в своем утопическом романе “Красная звезда” (1908) заставляет марсианского ученого-коммуниста Стэрни мечтать об истреблении всех жителей Земли!

Как пресечь превращение утопий в их противоположность? Никто пока не знает ответа.

Владимир Вахрушев.

г. Балашов.

1 В кн.: “Из истории русской культуры”. Т. 5 (XX век). М., “Языки русской культуры”, 1996, стр. 13 - 389.

2 Дружников Ю. И. Человек, который перестал смеяться. - “Вышгород” (Таллинн), 2003, № 4, стр. 142 - 165.

3 Трубецкой Е. Н. “Иное царство” и его искатели в русской народной сказке. - “Литературная учеба”, 1990, № 2, стр. 100 - 118.

4 Там же, стр. 105.

5 Там же, стр. 106 - 108.

6 См.: Лотман Ю. М. Матвей Алекс. Мамонов. - “Ученые записки Тартуского университета”. Вып. 78. Тарту, 1959, стр. 19 - 92.

А.Н.АННЕНКО

РЕРИХ И ГОРЬКИЙ - 2

Давно ли в школе перестали учить наизусть «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике»? По историческим меркам совсем недавно. Ныне современный исследователь творчества А.М.Горького размышляет:

«Горький знал, что «найти» Бога нельзя. Но можно ли его «построить»? Скорее всего, внутренне он сомневался в этом, как сомневался во всём в этом мире.

И тогда Горький решился на трюк с «иллюзией».

Это была самая страшная и роковая ошибка на его духовном пути!

Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

Эти стихи Бомарше в переводе В.С.Курочкина, шатаясь и держась руками за косяки, декламирует пьяный Актёр в «На дне» незадолго до того, как повеситься. По сути, это и стало «самоубийственной» религией Горького» .

Новые времена, «новые песни о главном». Однако, горьковеду, наверняка известно, что в стихотворении П.Ж.Беранже, сторонника «утопического социализма», грань между «безумием» и прорывом к новому знанию не столь очевидна, как кажется. Далее в стихотворении «Безумцы» следуют строки:

«По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый свет.
Нам безумец дал Новый Завет,
Ибо этот безумец был Богом.
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло –
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!» .

Кто из двух героев предлагаемой статьи был ближе к такому пониманию «безумцев»? Ответить на этот вопрос предоставим читателям.

…Более тридцати лет назад вышла статья Павла Фёдоровича Беликова «Рерих и Горький » . В приложении была опубликована «Библиография произведений Н.К.Рериха» - выдающийся труд, заложивший фундамент изучения литературного творчества Н.К.Рериха.

Собственно статья была написана для того, чтобы облегчить попадание «Библиографии» в научный сборник. «…Эту статью, - писал П.Ф.Беликов Гунте Рихардовне Рудзите 17 августа 1966 года, - необходимо было составить таким образом, чтобы она вызвала интерес к литературному наследию Н.К. и послужила бы поводом к публикации «Литературного наследия» в научных трудах Тартуского университета… В виду того, что очередной том трудов будет посвящён Горьковским материалам, потребовалась и соответствующим образом составленная статья…» .

Именно публикацию «Библиографии», которой П.Ф.Беликов отдал много лет труда, он считал очень важной для дальнейшего изучения рериховского наследия. И по праву гордился своей работой.

Тем не менее, статья, носившая в конкретном случае вспомогательный характер, убедительно демонстрирует, спустя десятилетия, глубину и масштабность знаний П.Ф.Беликова, как биографа великого русского художника и мыслителя. Несмотря на довольно узкие рамки исследования, Павлу Фёдоровичу удалось с максимально возможной полнотой осветить многие неизвестные на тот период обстоятельства жизни Рериха. И если его предшественник, автор статьи «Горький и Рерих» («Москва», 1960, №9) А.Примаковский в названии определил свои приоритеты, то и Павел Фёдорович указал свои – «Рерих и Горький».

Перечитывая сейчас эту первую статью П.Ф.Беликова, опубликованную в советское время, убеждаешься, что ни содержание, ни выводы её не устарели. И это было бы удивительно – всё-таки коренным образом поменялись идеологические установки в обществе, изменился подход к этим двум выдающимся фигурам русской истории – если бы не было известно о том, насколько ответственно подходил П.Ф.Беликов к публикации своих исследований. Его исследовательская позиция была чёткой – «написать так, чтобы впоследствии к написанному пришлось бы только добавлять, но ничего не надо было бы зачёркивать» . Статья «Рерих и Горький» по сей день является основополагающей на обозначенную тему.

Однако, за прошедшие три десятилетия появилось много нового документального материала. В первую очередь, интересовали те обстоятельства, которые касались параллелей в жизни и творчестве этих выдающихся людей. Представляется, что это позволит осветить новые грани и, главное, послужит увеличению глубины нашего понимания жизненного пути Н.К.Рериха.

Методологической основой являлась мысль Лихтенберга о своеобразном диалоге, где «автор предлагает слова, а читатель – смысл». Учитывая, что публикация предназначена для компетентной аудитории, знакомой с наследием Н.К.Рериха и статьей П.Ф.Беликова «Рерих и Горький», авторской задачей является «не зачёркивать», а «только добавлять».

«МЕЧТАМ ПОСЛУШНЫЙ…»

Отдельные аспекты темы представляют особый интерес, их и коснемся: начало творческого пути, отношение к революционным переменам в России, мировоззренческие поиски.

В качестве отправной точки могут послужить две статьи из «Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона» (1909), отражающие взгляд просвещённых современников (С.А.Венгерова и А.И.Сомова) на А.М.Горького и Н.К.Рериха в начале XX века.

«ГОРЬКИЙ Максим, лит. имя изв. писателя Алексея Максимовича Пешкова, р. 1868. В 7 лет Г. остался сиротой, и начались для него борьба за существование и постоянная смена занятий и профессий. Пешком он исходил весь юг России, не брезгуя никакой работой. Нач. лит. деятельности Г. относится к 1892. Горький в то время был в Тифлисе. Он снес в редакцию «Кавказа» полусказочный очерк из цыганской жизни «Макар Чудра». В 1895-97 появились рассказы: «Ошибка», «Тоска», «Коновал», «Бывшие люди», «Мальва», «Озорник», «Челкаш» и др. Позже опубликованы рассказы Г. «Старуха Изергиль», «Однажды осенью», «Песня о Соколе». Впервые за все время сущ. русск. книжной торговли томики Г. стали расходиться в десятках тыс. экз., скоро достигнув колоссальной цифры 100 тыс. Каждое появление Горького в публике возбуждало наст. сенсацию. Из России интерес к Г. быстро перебросился за границу. С 1898 Г. становится сотрудником марксистского журн. «Жизнь». Журн. закрыт весной 1901 из-за изв. аллегории «Буревестник». Вскоре Г. был арестован, ему запретили жить в столицах и унив. городах. С начала 1900-х Г. посвятил себя театру. «Мещане» (1901) и «На дне» (1902), поставленные театром Станиславского, обошли все сцены мира. Накануне 9 янв. 1905 Г. принял участие в известной писательской депутации к князю Святополку-Мирскому просить его не допустить кровопролития. Почти все члены её были схвачены и посажены в крепость. Г. освобожден после неск. недель заключения, очень дурно повлиявших на его шаткое здоровье. В нач. 1906 Г. отправился за границу, поселился на о-ве Капри и тесно примкнул к партийной работе русск. социал-демократии. За время своего изгнанничества он написал, кроме пьес («Враги», «Васса Железнова», «Чудаки», «Встреча»), ряд вещей, кот. знач. уступая его прежним произв., все же привлекли внимание (напр., роман «Мать»)».

«РЕРИХ Николай Константинович, р. 1974, живописец истор. жанра и пейзажист. Учился в СПб унив. по юрид. факультету и в Акад. художеств, где его гл. руководителем был профессор А.Куинджи. В 1898-1900 читал лекции в СПб. археолог. институте. Состоял директором рисовальной школы при Императорском Общ. поощрения художеств. Важнейшие из его картин: «Гонец», «Город строят», «Заморские гости», «Зловещие», «Заповедное место»».

Ещё Иван Бунин в 1936 году опубликовал сведения, что знаменитый пролетарский писатель, основоположник социалистического реализма в литературе, «родился в среде вполне буржуазной: отец – управляющий большой пароходной конторы; мать – дочь богатого купца-красильщика…». Современные исследователи сходятся во мнении, что реальные обстоятельства жизни А.М.Горького до его литературной славы различаются с описанием в собственных литературных трудах и даже «автобиографиях». Однако, как замечает Павел Басинский: «Развенчивая действительный миф о Горьком-пролетарии, Бунин почему-то «забывал» о его действительно трудовом раннем детстве» .

Горький познал тяжкий физический труд с детства, в молодые годы исколесил всю Россию, причём не как путешественник, а как работник, менявший одну профессию за другой в поисках заработка, прошёл искус «толстовства» (в 1889 году даже просил у Л.Н.Толстого земли и денег на первичное обустройство), собирался поступить в Казанский университет. И читал, читал… А затем начал писать… И проявился как один из умнейших и образованнейших людей своего времени.

У Рериха обстоятельства жизни гораздо комфортнее. Обеспеченная семья, окружение образованных людей, атмосфера столичного города. Он на шесть лет младше Горького. Но печататься начал раньше. Первые публикации Н.К.Рериха и А.М.Горького близки по времени – 1889 и 1892 годы. Наверное, оба испытывали общее ощущение, о котором писал Георгий Адамович: «В девяностые годы Россия изнывала от «безвременья», от тишины и покоя: единственный значительный духовный факт тех лет – проповедь Толстого – не мог её удовлетворить. Нужна была пища погрубее, попроще, пища, на иной возраст рассчитанная, - и в это затишье, полное «грозовых» предчувствий, Горький со своими соколами и буревестниками ворвался как желанный гость. Что нёс он с собою? Никто в точности не знал, - да и до того ли было?»

Романтический рассказ «Старуха Изергиль» написан в 1895 году. В канву этого произведения вплетены легенды о гордом и жестоком юноше Ларре, отвергнутым даже самой смертью, и благородном Данко, вырвавшем из собственной груди сердце во имя спасения других людей:

«- Что сделаю я для людей?! - сильнее грома крикнул Данко.

И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из неё своё сердце и высоко поднял его над головой.

Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещённый этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумлённые, стали как камни.

Идём! - крикнул Данко и бросился вперёд на своё место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям…».

Рерих в 1893 году написал «Детскую сказку» о певце. Искусство для него высший дар, который он может принести людям:

«- Вижу я – не сочтут за врага меня люди и не оторвусь я от мира, ибо пою я, а песня живёт в мире, и мир живёт песней; без песни не будет мира… Царь, человек, уместивший любовь ко всей природе, не найдёт разве в себе любви – к человеку?»

Характерно, что в этом раннем произведении Рерих затрагивает тему самоценности творчества. «Я верю в себя в песне моей; в песне моей – все для меня, песню же я пою для всех! В песне люблю лишь себя одного, песней же я всех люблю!».

Несомненно большое влияние, которое оказало на Горького творчество Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше. Даже усы он отпустил, как у немецкого философа. Ницше посмел провозгласить: «Старый Бог умер, Новый Бог ещё не родился, поэтому да здравствует сверхчеловек!»

«Чело-век! Это великолепно! Это звучит… гордо!», - говорит герой Горького в пьесе «На дне». Идея Человека с большой буквы, Сверхчеловека, была одной из самых популярных в общественном сознании того времени.

Образованные люди зачитывались Ницше:

«Великий полдень – когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду; ибо это есть путь к новому утру.

И тогда заходящий сам благословит себя за то, что был он переходящий; и солнце его познания будет стоять у него на полдне.

“Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек” – такова должна быть в великий полдень наша последняя воля! –

Большое впечатление произвели произведения Фридриха Ницше на Николая Рериха. П.Ф.Беликов писал в книге «Рерих (Опыт духовной биографии): «О Ницше, как о потрясателе морали мещанского благополучия и певце сильной, восставшей против предрассудков личности, Н.К. всегда отзывался позитивно. Конечно, силу личности или, по его выражению, «идеальный эгоизм», Н.К. даже в молодости понимал не по-ницшеански…»

26 августа 1900 года он пишет своей невесте Елене Шапошниковой: «…Опять думал о нашем заграничном житье (предполагалась совместная поездка – А.А.) и всё более восторгаюсь им. Мы на покое укрепим нашу технику, совместно проштудируем всю историю живописи и музыки, а также наиболее важные философии (Прочти у Ницше «вторая плясовая песнь» – неправда ли прелесть – это в конце Заратустры. Какие у него глубокие символы!). И таким образом проработав год, мы вернёмся домой во всеоружии…»

К сожалению, неизвестны письма Е.И.Рерих этого периода. Но в тридцатые годы Елена Ивановна Рерих пишет своим сотрудникам о том, какое впечатление получала она от чтения произведений Фридриха Ницше: «Много радости доставил мне этот мыслитель-поэт! Читала я его и раньше, но сейчас передо мною раскрылась вся глубина мысли этого, так несправедливо оклеветанного Мыслителя!»

Она неоднократно цитирует его: «Сейчас зачитываюсь «Так говорил Заратустра». Великий мыслитель хорошо знал человеческую природу, ибо восчувствовал всю силу её на себе. “Трудно жить с людьми, ибо трудно хранить молчание” – так говорил Заратустра. Также: “Ты стал выше, но чем выше ты, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает”… Как правильны слова Заратустры: “Бесплодны вы, потому и недостаёт вам веры. Но кто должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и свои звёздные знамения – и верил он в веру!”… И этого-то мыслителя, который поёт о созидании, о радости и красоте творчества и принесения подвига и об отдании своей жизни за истину, который говорит: “Уж лучше хочу я быть столпником, чем вихрем мщения!”, обвиняли и называли антихристом, да и посейчас продолжают называть так! Остаётся сказать – “истинно, рождённое ползать не может летать!” Великий мыслитель, сколько радости доставил он мне своим творением! Этим отзвуком знакомого нам Голоса… »

Примечательно, что в этом письме Елена Ивановна соединяет два имени - Ницше и Горького. Крылатое изречение «Рождённый ползать – летать не может!» из «Песни о Соколе» Горького, написанной в 1895 году. Эти слова относятся к Ужу, олицетворяющему мещанское самодовольство в противоположность умирающему отважному Соколу, который побеждён, но не сломлен:

«Безумство храбрых - вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истёк ты кровью... Но будет время - и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!».

Не раз в семье Рерихов вспоминали другое произведение – «Песню о Буревестнике». К духовному раскрепощению и обновлению звал Горький:

«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и - тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике - жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Чайки стонут перед бурей, - стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

И гагары тоже стонут, - им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.

Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах... Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!..

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.

Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:

Пусть сильнее грянет буря!..»

Впоследствии брали только узкий социальный контекст «Песни» «буреглашатая», якобы предвидение революции 1905 года. Но на самом деле, в тот момент – в 1901 году – это произведение воспринималось гораздо более широко – как символ очищения и раскрепощения сознания, духовного подвига. В очерке «Горький» Рерих говорит о «его вмещении и широком сознании»: «Да, автор «Буревестника» и не мог не быть большим поэтом. Через все уклоны жизни, всеми путями своего разностороннего таланта Горький шёл путём русского народа, вмещая всю многогранность и богатство души народной…»

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов, что, как замечает современный автор, был и непосредственный призыв: «Максим Горький шёл путём, отличным от всех русских писателей-интеллигентов. Он посвятил себя ордену революционеров. Роковая связь с Лениным и большевистской партией лишь укрепляла в нём мечту о всеобщем равенстве и братстве, и вот тут Буревестник и крякнул: «Буря! Скоро грянет буря!»

И всё-таки даже такие тонкие литературные ценители, как Алексей Ремизов, видели большее: «Суть очарования Горького именно в том, что в кругу бестий, бесчеловечья заговорил он голосом громким и в новых образах о самом нужном для человеческой жизни – о достоинстве человека…»

Уместно вспомнить здесь стихотворение Николая Константиновича «К ним». Оно написано в 1902 году, и отражает близость его к творческим исканиям Ницше и Горького.

«Я выше вас, глупцы слепые!
Всегда в грязи ползёте вы,
На своды неба голубые
Поднять не смея головы.
И вечно жалуясь, страдая
Самими созданной тоской,
Со страхом гибель ожидая,
Вы все согнулись под сумой.
Я выше вас! Мечтам послушный,
Я видел небо, рай и ад –
И горе жизни равнодушной
И смерть меня не устрашат.
Я не копил сокровищ груду –
И этим горд! Вы не могли
Подняться с ними от земли
А я без них парю повсюду!»

Рерих писал Елене Шапошниковой в 1900 году:

«Ты пишешь, что мы самые обыденные люди; будем скромны и скажем, что и все люди обыкновенные, едят, пьют, болтают все на один манер. Но для наших успехов мы сами не должны считать себя заурядными людьми, - тогда пропадет смелость и уверенность, а без этих качеств никакого города не возьмёшь.

В момент творчества, а творчество проявляется, как известно, во всём, до малейшего жеста и интонации включительно, всякий человек считает себя выше всех (это чувство вполне инстинктивно), считает всё своим и винить его за это (скверное) чувствование не приходится, ибо иначе не было бы и творческого порыва, а всякий творческий порыв, конечно, даёт больше счастья людям (вызывает ли он улыбку, смех, радость, сознание добра и зла), чем любая рассчитанная методическая деятельность. Этот же творческий момент важен не только для воспринимающих результат его, но и для самого автора, который очищается духовно, на миг сбрасывая всю пыль и грязь, наложенную на человечество вековою, как её называют культурою нашей, так изломавшею и унизившею наше основное человеческое достоинство и превратившею людей в какие-то чернильные бланки с ярлыками.

За эти моменты и ценится так высоко искусство! Стали бы люди так почитать его представителей, которые со стороны экономической являются язвами государства!»

«По счастью, - убеждён Рерих, - дух ещё царит над практикой, и до той поры и думать не смей о своей обыденности, а думай, сколько разнообразных счастливых чувствований можешь ты дать человечеству и среди общей радости создать и свою» .

В том же 1900 году, Горький в частном письме поясняет: «Какая вообще задача у литературы, у искусства? Запечатлевать в красках, в словах, в звуках, в формах то, что есть в человеке наилучшего, красивого, честного – благородного. Так ведь? В частности, моя задача – пробуждать в человеке гордость самим собой, говорить ему о том, что он в жизни – самое лучшее, самое значительное, самое дорогое, святое и что кроме его – нет ничего достойного внимания…»

Нельзя не заметить общее понимание назначения искусства, но и тонкие различия во взглядах двух деятелей культуры.

Близкие отношения Рериха с Горьким установились в самом начале XX века. «Случалось так, - вспоминал он, - что Горький, Андреев, Блок, Врубель и другие приходили вечерами поодиночке, и эти беседы бывали особенно содержательны. Никто не знал об этих беседах при спущенном зелёном абажуре. Они были нужны, иначе люди и не стремились бы к ним. Стоило кому-то войти, и ритм обмена нарушался, наступало молчанье и торопились по домам. Жаль, что беседы во нощи нигде не записаны. Столько бывало затронуто, чего ни в собраниях, ни в писаниях никогда не было отмечено…»

Несомненно, что в этих беседах с Горьким обсуждались и проблемы «интеллигенции и революции». Как известно, здесь их мнения различались. Горький писал в 1908 году: «Художник – герольд своего народа, его боевая труба и первый меч, художник всегда и ненасытно жаждет свободы – в ней красота и правда! Он должен знать, кто враг народа, он должен знать, какими цепями скована его страна и как разбить его цепи, - он это знает, если слышит биение своей страны – своей матери…»

На взгляд Рериха, не дело художника искать «врагов народа». Даже в годы первой мировой войны он подчёркивает деятельную роль искусства «в подготовке высоких путей». «Если искусство служит Родине, - писал он в разгар войны в статье «Слово напутственное», - то, конечно, перед ним нужно поклониться. А служение это, конечно, не в служебных изображениях, но в возвеличивании вкуса, в росте самопознания, в подъёме духа» . Он утверждал, что «проникновение искусством лежит в основе великих порывов». «Держава Рериха», которую он «оживотворял» в своих картинах, - страна, где человек свободен от цепей, где нужны «осмысленность, подвиг и знание».

Но важно отметить, что Рерих имел представление о взглядах социал-демократов не понаслышке, а практически из первых уст. Причём не только от Горького. В эти же годы чрезвычайно близок к большевикам был и другой его хороший знакомый Леонид Андреев. Тот даже предоставлял свою московскую квартиру для заседания большевистской фракции ЦК РСДРП. Правда, революционная эйфория Андреева прошла быстро.

В начале века дружеские отношения связывали Рериха также с молодым поэтом и собирателем произведений искусства Леонидом Семёновым-Тянь-Шанским (1886-1959), в 1905 году выпустившем книгу «Леонид Семенов. Собрание стихотворений» в санкт-петербургском издательстве «Гриф». В начале Русско-японской войны Леонид Семёнов-Тянь-Шанский возглавлял ура-патриотическую демонстрацию студентов. 9 января, вместе с рабочими, он шёл в первых рядах, и спасся от расстрела только тем, что упал, вместе с убитыми и раненными, лицом в снег.

Это событие привело к тому, что он буквально переродился. Раньше убеждал, что царя нужно спасать от крамольников, а тут заговорил во всеуслышание, что расстрел мирной демонстрации – «это такая гнусность, которой и имени нет». Поэт стал утверждать: «Царю верить нельзя. Старый режим должен погибнуть. Наша обязанность – бороться с ним до последнего издыхания». В письмах к Блоку он пишет о своём восхищении чтением марксистской и демократической литературы. Изменившиеся взгляды поэта привели его к революционной деятельности. Известно, что «летом 1906 года он был схвачен за революционную агитацию среди крестьян, бежал, был пойман, избит до полусмерти, посажен в курскую тюрьму». Его невеста, Маша Добролюбова, красавица, смолянка, была членом боевой организации эсеров, но не найдя решимости на совершение террористического акта, покончила с собой за неделю до того, как в декабре 1906 года Семёнова-Тянь-Шанского выпустили из тюрьмы .

Нет оснований предполагать значительное влияние молодого поэта на Н.К.Рериха, но сам факт взаимоотношений свидетельствует о разговорах, где Семёнов-Тянь-Шанский утверждал, что «царю верить нельзя», в которых шли споры по социальным проблемам современности, обсуждались идеи марксизма и революционных демократов.

Известно, что Рерих придерживался иных взглядов на общественное развитие. Однако, отношения с поэтом не прерывались. В 1910 году Николай Константинович написал картину «Кони Световита». «Идея белых величественных коней, пасущихся в священных дубравах Литвы, давно меня привлекала, - писал он в очерке «Литва» в 1936 году. – Кони, готовые на помощь человечеству! Молниеносные вестники, уже посёдланные, уже ждущие клич! О такой идее я говорил моему другу Леониду Семёнову-Тян-Шанскому, и он загорелся, как отзывчивый поэт, этим образом. Скоро, придя ко мне, он принёс стихотворение «Белые кони» .

Общеизвестно, что Рерих всегда придерживался самостоятельного пути. И хотя он мог обсуждать любые проблемы с самыми разными людьми, не приветствовал ситуации, в которых его имя использовалось в публичных спорах. И если надо, то находил остроумные решения.

Николай Константинович вспоминал в своём очерке «Наскоки»: «Нововременский Буренин как-то повадился в нескольких фельетонах в связи с Горьким и Андреевым ругать и меня. Мы, конечно, не обращали внимания на этот лай. Но Куинджи был иного мнения. Он сохранял своего рода пиетет к печатному слову и считал, что буренинская ругань мне должна быть чрезвычайно неприятна. Как я его не убеждал в противном, он всё-таки твердил: «Что ни говорите, а это очень нехорошо. А главное в том, что если уж Буренин начал, то уж не отстанет». Я предложил Куинджи, что остановлю эти наскоки, но Куинджи только качал головой. В скором времени мне посчастливилось в театре встретить Буренина. На его традиционное «Как поживаете?» я ответил: «Живу-то хорошо, но уж больно злы люди». «А в чём дело?» - осведомился Буренин. «Да Вы меня сейчас часто поминаете, а люди ко мне пристают с вопросами, сколько я Вам заплатил». Буренин даже глазами заморгал и с той поры никогда даже не упоминал меня. Куинджи много смеялся, узнав о происшедшем…»

Несмотря на то, что Горький многие годы был увлечён «религией социализма» в её практическом применении, дружеские отношения между ними не прерывались. Их объединяло многое. И прежде всего любовь к русской культуре, стремление к её сохранению и совершенствованию. Конечно, Рерих высоко ценил литературный талант Горького и стремился заручиться его поддержкой. «Дорогой Алексей Максимович! - пишет художник 4 ноября 1916 года. - Посылаю Вам корректуру. За все замечания Ваши буду искренне, признателен. Хорошо бы повидаться: в словах Ваших так много озона и глаза Ваши смотрят далеко. Глубокий привет мой Марии Фёдоровне. Сердечно Вам преданный Рерих» .

Многое связывало их и в духовных поисках.

В журнале «Вопросы философии», в 1991 году (№8), опубликована статья М.Агурского «Великий еретик. Горький как религиозный мыслитель», в которой показаны те грани писателя и мыслителя, которые раньше были скрыты:

«Горький был знаком с теософией уже в девяностых годах, но в 1912 году интерес к ней у него усилился. Он стал изучать и средневековую теософию, алхимию и другие эзотерические учения. Его очень интересовали розенкрейцеры… Из теософии Горький воспринимает её центральное понятие - представление о человеке как о микрокосме. Из позднейших теософов Горький очень ценил Фабра Д"Оливе и Эдуарда Шюре. Книга Шюре "Великие посвящённые" была одним из любимых чтений Горького. Взгляд Шюре на конец мира как на конец космического развития, как на победу духа под материей должен был быть дорог Горькому. Рассказывая, например, о дне Брамы (т.е. конце мира в индийском эзотеризме), Шюре говорит, что это будет означать полное поглощение материи духом. Горький мог также искать в теософии Шюре оправдания своей обычной скрытности. Ведь, согласно Шюре, крайне важно, чтобы сокровенная истина не открывалась тем, кто к ней ещё не подготовлен. Откровение истины - это процесс во времени. Он начинается от Рамы и доводится Шюре до Христа. Горький был знаком с таким крупным теософом, как Рерих, но гораздо больше связей было у него среди антропософов, а чёткой грани между теософами и антропософами не было, тем более, что сам основатель антропософии доктор Штейнер был вначале генеральным секретарем лиги теософов. Русский журнал "Вестник теософии" часто печатал Штейнера. Наиболее тесные связи из антропософов Горький поддерживал с Белым и Волошиным…»

В статье М.Агурского есть раздел под названием «Парапсихология». Поскольку там идёт речь о времени, в котором творили оба героя статьи, думаю, не будет лишним привести его почти полностью:

«…Горький рано обнаружил глубокий интерес к литературе по оккультизму, который ныне предпочитают называть парапсихологией. По словам Рериха, Горький рассказывал, что ещё путешествуя по Кавказу (где-то в 1892 году) он видел живые изображения индийских городов на чистых листах альбома, который показывал ему на ярмарке бродячий индус. Со всем присущим ему реализмом, рассказывает Рерих, Горький был абсолютно уверен в жизненности изображений, показанных ему тогда .

Для Горького оккультные явления были неотъемлемой частью природных явлений, но ещё неизученных и непонятных. Горький должен был очень рано познакомиться с интерпретацией оккультных явлений Шопенгауэром. Тот доказывал, что поскольку, согласно Канту, время, пространство и причинность лишь категории рассудка, любая физическая активность мозга, при которой эти категории каким-то образом исключаются, может совмещать события, обычно разделённые в пространстве и времени и не связанные причинно. Так, во сне, когда внешние сигналы в мозг не поступают, кантовские категории исключены. То же происходит и тогда, когда мозг изолирован от внешнего возбуждения даже в состоянии бодрствования, как, например, в полной темноте или тишине. В этом случае психическая активность, порождающая сновидения, может порождать и видения наяву. Горький хорошо знал и сочинения крупнейшего немецкого оккультиста Карла Дю Преля ещё в девяностых годах.

Интерес Горького к оккультным явлениям виден в "Детях солнца". Лиза Протасова испытывает предчувствие несчастья в тот самый момент, когда её жених кончает самоубийством, находясь далеко от неё. Этот интерес резко усилился у Горького в 1908 году, когда он столкнулся с убедительной для него научной гипотезой, согласно которой человеческая мысль может непосредственно передаваться на расстояние и бессознательно восприниматься другими людьми. Надо сказать, что в этот период убеждение в непосредственной передаче мысли были очень широко распространено и на Западе, и в России. Горький, например, хорошо знал Гюйо, в труде которого "Искусство с социологической точки зрения" прямо говорилось: "Передача нервных колебаний и соотносительных душевных состояний постоянно существует между всеми живыми существами, в особенности между такими, которые сгруппировались в обществе или в семействе и которые составляют таким образом особый организм... Бессознательная и прямая передача на расстоянии движений и психических состояний организма при помощи простых нервных токов, кажется, несомненна при некоторых условиях, например, во время сомнамбулизма и даже при простом возбуждении нервной системы». Такой антагонист Горького, как нововременский публицист Михаил Меньшиков, был убеждён, что есть некое мыслительное поле, создаваемое человеческим обществом, по крайней мере в городах. Это поле, как полагал Меньшиков, оказывает огромное влияние на социальные процессы и объясняет так называемую массовую психологию. В возможности передачи мысли на расстояние были убеждены такие крупные русские психиатры, как Сикорский и Бехтерев. Никто, однако, не мог предложить удовлетворительной гипотезы, каков этот механизм.

Горький нашёл удовлетворительной гипотезу московского психиатра Наума Котика о механизме передачи мысли на расстояние. Опыты Котика были впервые опубликованы ещё в 1904 году, но брались под сомнение даже Бехтеревым. Так или иначе Котик, который упоминается сейчас во многих трактатах по парапсихологии (он умер в 1920 году), оказал огромное влияние на Горького, который считал его опыты одним из величайших научных достижений. У него он и заимствовал термин "психофизические процессы", который был для него синонимом слова "оккультные". В 1908 году Котик опубликовал работу "Эманация психофизической энергии", переведённую вскоре на немецкий и французский языки, а сам Котик был приглашён работать в парижскую лабораторию П.Кюри.

Котик пришёл к следующим выводам:

1. Мышление сопровождается излучением особого вида энергии;

2. Эта энергия имеет психические и физические свойства;

3. Как психическое явление, она непосредственно воспринимается мозгом других людей и производит там те же образы, что и в мозгу излучателя;

4. Как физическое явление, она обладает следующими качествами: а) циркулирует внутри тела от мозга к конечностям и наоборот; б) накапливается на поверхности тела; в) с трудом проникает через воздух; г) ещё с большим трудом проникает через препятствия; д) циркулирует от тела с большим психическим зарядом к телу с меньшим психическим зарядом.

Гипотеза Котика была особенно привлекательна для Горького тем, что психофизические процессы, по Котику, сопровождались превращением материи в энергию. Впервые Горький упоминает Котика в письме к Пятницкому в 1908 году: "Есть маленькая книжка д-ра Котика "Эманация психофизической энергии" - если б Вы нашли время посмотреть её, Вы увидели бы в ней удивительные опыты передачи мысли. Опыты эти - нечто чудесное, они доказывают, что мысль и воля - едино суть!

Интересно, будут ли произведены контрольные опыты и каковы их результаты".

Горький неоднократно упоминает Котика в письмах и записных книжках до 1926 года, но никогда публично. Вероятно, это объясняется тем, что гипотеза Котика так и не получила полного признания. Однако его термином "психофизические процессы" Горький пользуется до конца жизни.

Было бы ошибкой смотреть на Котика как на мистика. Он был учёным и считал, что энергия, о которой он говорил, является неизвестной ещё природной силой. Тем более, что были те, как, например, Константин Кудрявцев, которые бросали упрёк Котику именно за его позитивизм.

Так или иначе, после 1908 года "психофизические" процессы, обусловливающие социальные процессы в мире, занимают центральное место в мышлении Горького. Прогресс человечества начинает им пониматься как процесс накопления мозгового вещества у людей, которые преодолели в себе животную зоологическую индивидуальность. Эти люди, по существу, элита человечества, которая с помощью прямой передачи психофизической энергии остальному человечеству включает его в процесс активной трансформации природы.

В письме Горького Кондурушкину (1908 г.) говорится: "Чем дальше - тем более активной становится жизнь его (человечества), ибо растёт количественно, развивается качественно психическая энергия человечества".

Этот медленный и мучительный процесс показан в символическом романе "Жизнь Матвея Кожемякина", где под видом городка Окурова показано исходное зоологическое состояние человечества, в которое постепенно проникает капля по капле психофизическая энергия активной элиты: "Чтобы разорвать прочные петли безысходной скуки, которая сначала раздражает человека, - говорит Горький, - будя в нём зверя, потом тихонько умертвив душу его, превращает в тупого скота, чтоб не задохнулся в тугих сетях городка Окурова, потребно непрерывное напряжение всей силы духа, необходима устойчивая вера в человеческий разум. Но её даёт только причащение к великой жизни мира, и нужно, чтобы, как звёзды в небе, человеку всегда были ясно видимы огни всех надежд и желаний, неугасимо пылающие на земле". Психофизические процессы происходят в народе, а не в случайном сборище людей - толпе. Огромное влияние на прогресс человечества оказывают настроения, причем пессимизм и оптимизм - это не просто преходящее настроение того или иного человека. Это определённое психофизическое состояние. При этом проповедь оптимизма или же пессимизма - это противоборствующие психофизические процессы.

Прогресс человечества становится функцией накопления мозгового вещества, которое излучает энергию, положительно и активно воздействующую на весь мир. С этой точки зрения, война не просто уничтожает человеческие жизни, но и уничтожает ценнейшее мозговое вещество, от которого зависит спасение мира от зла…

Огромную роль приобретают литература и искусство, которые наиболее активно меняют психофизическое состояние мира, но они могут быть силой как прогресса, так и реакции. На писателе, художнике лежит огромная ответственность. Они становятся творцами новой жизни, как и учёные…

В русской культуре начала XX века существовало течение теургистов, которые верили, что каждая духовно сильная личность может влиять на процесс преображения мира. Среди них были Андрей Белый, Флоренский, Волошин, Чулков, Ольга Форш. Горький знал этих христианских теургистов, сочувствовал им, но лишь в том, что касалось их активного отношения к жизни и попытке её изменить…».

Если мы вспомним, как писал Рерих, о встречах с Горьким наедине, то, конечно, они обсуждали эти темы.

Недаром, «когда в одной большой литературной организации нужно было найти спешное решение, я спросил Горького о его мнении. Он же улыбнулся и ответил: «Да о чём тут рассуждать, вот лучше Вы как художник почувствуйте, что и как надо. Да, да, именно почувствуйте, ведь Вы интуитивист. Иногда поверх рассудка нужно хватить самой сущностью…»

«БЛИЗКОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ УЧЕНИЕ…»

Сразу же после Февральской революции Горький и Рерих, вместе с другими известными деятелями, организуют «Комиссию по делам искусства». Совещание состоялось 4 марта 1917 года в квартире Максима Горького, председательствовал Рерих. Через день появилось сообщение: «Временное правительство вполне согласилось с необходимостью принять меры к охране художественных ценностей и образовало комиссариат для охраны художественных ценностей в составе члена Гос. думы П.Неклюдова, Ф.Шаляпина, М.Горького, А.Бенуа, К.Петрова-Водкина, М.Добужинского, Н.Рериха, И.Фомина. В художественных кругах возник вопрос об образовании вместо императорского двора министерства изящных искусств» .

Рерих вспоминал: «…Началась работа с Горьким. Мелькнуло приглашение быть министром Изящных Искусств» .

Не зря, вспоминая о тех днях, Рерих выбрал слово «мелькнуло». В ноябре 1918 года в газете «Русский листок» (Гельсингфорс) была опубликована статья о Н.К.Рерихе. «В первые дни революции, - писал автор со слов Рериха, - он почти случайно попал в комитет по охране искусства, где был и Бенуа, и Щуко, и Шаляпин, а во главе… М.Горький.

Об этом комитете почтенный художник вспоминает без увлечения…

Так вышло, привезли в автомобиле, вокруг все друзья и товарищи… ничего не вышло…»

Надо признать, что Рерих слишком требователен. Дело всё-таки было. «Невозможно назвать другую организацию, которая с первых же дней нового строя начала бы столь государственно проявлять заботу о самых различных сторонах общественной жизни искусства», - пишет современный исследователь деятельности «Комиссии Горького» . Но, как известно, Рериха всегда отличала неудовлетворённость достигнутым, он всегда был нацелен на ещё более масштабные рубежи.
Статья вышла накануне открытия выставки картин Н.К.Рериха в Стокгольме. Ноябрь 1918 года. Не случайно грамматическое недоумение журналиста перед упоминанием фамилии М.Горького. Горький – там, с большевиками, а Рерих – здесь, «с нами», за границей.

Через несколько дней выходит статья о Рерихе в шведской газете «Выставка всемирно известного русского художника в Стокгольме. Профессор Рерих о современном русском искусстве»:

«Профессор Рерих прибыл в Стокгольм последним пароходом из Финляндии, где он проживает в течение года или можно считать с начала большевистской революции… Его выставка будет состоять более чем из сотни работ, часть уже известных в Мальмё, часть только что доставленных из Финляндии. Профессор мог бы показать намного больше, если бы не положение в России, заставившее его отправиться в изгнание, покинуть свой дом в Петрограде со всеми ценными предметами искусства, о судьбе которых ему ничего не известно… Многие художники и писатели находятся в изгнании; они относятся к интеллигенции, которая должна быть уничтожена. Каждый, кто остался, должен вступить на большевистский путь: писатель Максим Горький и великий певец Шаляпин. Многие же были убиты или бежали…»

В изгнание ли отправился Рерих? Отрицательный ответ на этот вопрос содержится в статье П.Ф.Беликова. Мною также высказаны соображения в статье «…И великий романтик ». Добавим несколько штрихов в рамках поднятой темы.

Вернёмся немного назад. После совместного участия в «Комиссии» и «Особом совещании» по делам искусств, жизненные пути Горького и Рериха разошлись.

«Художник работал в этом совещании до 19 мая, - пишет его биограф Нина Селиванова, - пока вместе с семьей не поехал в Финляндию, под Сердоболь, в имение Реландера, с которым была договоренность ещё в декабре 1916 года…» Горький в мае 1917 года начал выпускать газету «Новая жизнь», где в полной мере мог поведать «граду и миру»: кто «враг народа», «какими цепями скована его страна и как разбить его цепи…». Редактор и главный публицист в цикле «Несвоевременные мысли» вёл борьбу за новую, демократическую Россию, за развитие культуры, просвещения, науки; с необыкновенной искренностью и мучительной болью выступал с критикой некоторых действий вначале Временного правительства, а затем правительства своего друга Ленина.

Н.К.Рерих внимательно читает «Новую жизнь», посылаемую из Петрограда. Его беспокоит положение, в котором оказалась культура великой страны. 17 июля 1917 года Н.К.Рерих пишет из Сердоболя А.Н.Бенуа: «Каждый день приносит ужасные вести. Помни, что живу я на Yhin-lahti, а в переводе: на заливе Единения. Само слово напоминает о том, что нужно, чтобы спасти культуру, спасти сердце народа. Неужели опять вернуться к культурному безразличию. Неужели можно думать о свободной жизни без знания, без радости искусства. Спуститься ли искусству до толпы, или же властно поднять толпу до найденных пределов искусства? Скоро ли искусство будет нужно толпам? Я верю человечеству, но всегда боюсь толпы. Сколько над толпой противоречивых эманаций. Так много вредного нечеловеческого…».

И при этом, вспоминая «Комиссию Горького», замечает: «Творим картины, но, может быть, надо сидеть в Комиссиях? Кто знает? Письмо твоё много мне напомнило из наших сидений…».

В этом же письме упомянут и Горький. Непростая проблема вывоза художественных ценностей за границу обсуждалась на страницах «Новой жизни» в июне 1917 года. В споре между Горьким и Бенуа, Рерих на стороне последнего: «Горький, выступив против твоего взгляда, опять не попал…». Опасаясь, тем не менее, что частный случай угрожает единству, он призывает: «Надо сплотиться всеми силами за культуру и искусство. Какое бы отношение мы ни встретили, мы должны сказать друг другу, что поклянёмся защищать наше дело, ради которого мы вообще существуем…»

Справедливости ради надо сказать, что Горький в это время находится в гуще событий. Особенно, после того, как к власти пришли большевики. Сбылась его мечта – герои повести «Мать» получили возможность устроить ту жизнь, к торжеству которой он призывал в своих произведениях. Однако, реальность оказалась весьма отличающейся от мечты. И на него, человека, близкого к власти, обрушился поток критики, просьб и упований. Часть этого потока выплескивается на страницы «Новой жизни». Когда официальная «Правда» выдвигает обвинение: «Горький заговорил языком врагов рабочего класса», писатель отвечает: «В чьих бы руках ни была власть, - за мною остаётся моё человеческое право отнестись к ней критически. И я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, - недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего…» Своеобразная перекличка с мыслью Рериха о власти толпы…

Художник в это время уже лишён возможности читать «Новую жизнь» - «мне давно прекратили посылать», замечает он в письме А.Н.Бенуа 5 декабря 1917 года. Там же он сообщает, что отправил в Петроград проект Свободной Академии, которая должна прийти на смену Школе Общества поощрения художеств. Добавляет: «Когда проклятые боли и температура не выводят меня из строя – я работаю. Несколько вещей удалось… Удалось прочесть и несколько нужных книг. Когда будешь в тишине, советую тебе их прочесть. Особенно нужно «Провозвестие Рамакришны», очень серьёзное, а главное – близкое человечеству учение…»

К нездоровью добавляются переживания о судьбе Школы. Необходимость спасения Школы в это время становится для него первоочередной. В письмах ему сообщают, что «некий Брик» из Союза деятелей искусств с «одним футуро-поэзописом», «какие-то современные типы (может быть, Маяковский, и ещё кого-то называли) хотели самочинно занять Школу для занятий кубистов, считая, что Школа устарела…». Секретарь ОПХ И.М.Степанов жалуется в письме 14 декабря 1917 года: «Жизнь здесь идёт кувырком, и сегодняшний день не похож на вчерашний, и так каждый день, и этому не видно конца…»

В конце декабря 1917 года Рерих приезжает из Финляндии в Петроград для обсуждения и принятия решения по его проекту Свободной Академии. По словам Нины Селивановой: «Ученики школы и некоторые художники говорили ему, что если он встретится с Луначарским, тот выделит ему нелимитированный кредит для финансирования любых начинаний…» Не будем гадать, почему он также не обратился к Горькому, весьма влиятельному человеку в это время, которого осаждали просители по порой ничтожным поводам, но нельзя не отметить этот факт.

Ситуацию в Школе удалось урегулировать, но осуществление проекта Свободной Академии откладывалось до лучших времён. Вернувшись в Финляндию, Рерих вскоре оказался вне зоны доступа для своих коллег по Школе. Сообщение с Петроградом было прервано. В этих условиях Рерих стал рассматривать варианты дальнейшего жизнеустройства. Как известно, с ноября 1918 года начались выставки его картин в скандинавских странах…

В это же время среди северных просторов Ладоги и карельских голубых озёр он создаёт, кроме очень значительных картин, целый ряд литературных произведений – циклы стихов, впоследствии опубликованных в книге «Цветы Мории», пьесы, повесть «Пламя», ряд статей. В подготовительных материалах сохранились строки: «У меня есть работа. Я люблю искусство. В нём опора моя. И в жизнях будущих хочу быть художником. Верю, что творчество нужно на всех путях человечества»; «И вещие сны вели нас. И друг моей жизни, жена моя Лада, прозревала на всех путях наших. Нашла она водительство духа. И укрепила она путь наш»; «Настроения, рождённые жизнью, дали притчи: Священные Знаки, Друзьям, Мальчику» . В самом начале статьи «Единство», написанной осенью 1917 года, строки - «Несостоявшееся равенство. Искалеченное братство. Неосознанная великая свобода, не сочетанная с великим знанием…».

И далее: «Что общего с социализмом имеют дикие орды «большевиков» и им присных с ярким тяготением к грабежу и насилию?.. Большевики русские могут неотъемлемо гордиться одним, что ими нанесён смертельный удар социализму. Пусть сменит мёртвую букву будущее единство знания и духа. Пусть человечество очистится и твёрдо уничтожит негодяев и глупцов им верящих. Глупость надо искоренить.

И тот, кто вписал бы в исторические исследования геройские страницы большевизма, тот скажет отвратительнейшую ложь. Мы поражены бессмысленностью и некультурностью происходящего. Позорное самоуничтожение! Бездарная, кровавая [трагедия] с грабежами. Настоящий бунт рабов против знания. Неужели высокие принципы единства так безмерно далеки от этих дикарей?.. Во имя единства, во имя созидательной свободы, во имя законности пусть торопится народ убрать большевиков и тех предателей, которые с ними…»

«С ними» - Горький. Здесь не место давать развёрнутый анализ причин, приведших Горького к сотрудничеству с большевиками. Достаточно того, что как честный человек и писатель, пророчествовавший о приходе к власти пролетариата, работавший в печатных органах большевиков и друживший с лидерами, он однозначно не мог уклониться от этого сотрудничества. У Рериха, в отличие от Горького, не было никаких моральных обязательств перед новым правительством.

Горький фактически стал заложником собственных призывов к социальной «буре», своих прежних отношений с Лениным, да и в целом своего творчества. Рерих мог оказаться в такой ситуации, позволим себе улыбку, если бы возродилось древнеславянское государство «поморян», к власти пришли бы герои его живописной «Державы»…

«Буреглашатай», надо признать, проявил себя в этой нелегкой ситуации героически. Он не уподобился тем, о ком метафорически писал: «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах...». Христианский мыслитель, историк культуры Георгий Федотов откликнулся в 1936 году на смерть М.Горького примечательными словами: «Горький эпохи Октябрьской революции (1917 – 1922) – это апогей человека. Никто не вправе забыть того, что сделал в эти годы Горький для России и для интеллигенции…» Не здесь перечислять многочисленные его добрые дела. Обратимся всего лишь к его страстной публицистике того времени. Также беспощадно, как он критиковал Временное правительство, Горький обрушился на те действия своих друзей, которые противоречили его убеждениям.

Он публикует «Несвоевременные мысли» в своей газете «Новая жизнь» о «безумной деятельности народных комиссаров»:

«Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву своей грёзе о всемирной или европейской революции…

Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них – та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обречённый на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть…»

«Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чём свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.

Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути к «социальной революции» - на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции… Не так же ли Ленинская власть хватает и тащит в тюрьму всех несогласномыслящих, как это делала власть Романовых?.. Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России – русский народ заплатит за это озёрами крови…» В чём же видит выход Горький? Он обращается к своим героям-рабочим: «Мне безразлично, как меня назовут за это моё мнение о «правительстве» экспериментаторов и фантазёров, но судьбы рабочего класса в России – не безразличны для меня.

И пока я могу, я буду твердить русскому пролетарию:

Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты всё ещё не человек!»

Нельзя не вспомнить при этом знаменитое провозвестие героя Горького «Человек – это звучит гордо!». И его горькое понимание - так не получается. В наши времена строки использовал Виктор Шендерович: «Человек – это звучит гордо, а выглядит мерзко»…

Сходство мыслей Рериха и Горького о культурной политике новой власти было налицо, хотя один находится среди просторов финской природы, а другой – в кипении общественной жизни Петрограда. Но надо отметить, что приход большевиков к власти, их действия, вызвали в тот момент всеобщее осуждение – от ближайших соратников, социал-демократов, до монархистов.

Рерих в это время воодушевлённо изучает произведения Рамакришны, Вивекананды, читает «Бхагавадгиту». И, видимо, вспоминает разговоры с Горьким.

«За последние дни учителя напомнили нам о путях духа, - пишет он в статье «Единство». - Учителя знали, что наступает время великих исканий. Это время должно быть возглавлено выявление духа…»

Рерих напоминает:

«Проповеди пророков, осмеянные «здравыми» людьми, всегда казались мечтами. Но не бытовые собрания, не выдуманные решения толпы, а вещания избранных всегда строили главные пути жизни.

Мнящие себя уже готовыми носителями всемирного единства должны помнить, что вся грязь жизни, клевета и личные счёты безмерно далеки от светлой мечты о единстве. А между тем, глубокие философские учения, которые единственно могут приблизить торжество сознательной правды и единства, встречаются малознающими людьми без всякого внимания. И если сами проповедники крайнего социализма сами лично так нечутки, так далеки от основных начал единства, то значит человечество ещё не организовано для восприятия великой идеи…»

…Конечно, газету Горького закрывают уже в июле 1918 года. Но не прекращается его культурная деятельность, его размышления над судьбой человечества, которую пытаются решить социальные реформаторы в России. Он многое переосмыслил.

Примечателен в этом отношении его разговор с А.А.Блоком во время их совместной работы в редакции «Всемирной литературы». Уместно предварительно вспомнить небольшой эпизод. Когда Блок перестал ходить на Религиозно-философские собрания, то он объяснил это Рериху словами: «Там говорят о Несказуемом» (интересно, что на медали, которую вручают лауреатам Премии имени Александра Блока (журнал «Наше наследие») выгравированы слова поэта: «Я вам поведал Неземное»).

Блок поинтересовался мнением писателя о своей статье «Крушение гуманизма». Горький осторожно высказал несколько суждений. И неожиданно поэт спросил: «Что думаете Вы о бессмертии, о возможности бессмертия?»

Горький сослался на Ламенне, французского публициста и философа первой половины девятнадцатого века. В этот период ожесточённой полемики с Лениным, его интерес к «христианскому социалисту» был не случаен. Блоку он сказал, что «может быть, прав Ламенне: так как количество материи во вселенной ограничено, то следует допустить, что комбинации её повторяются в бесконечности времени бесконечное количество раз. С этой точки зрения возможно. что через несколько миллионов лет, в хмурый вечер петербургской весны, Блок и Горький снова будут говорить о бессмертии, сидя на скамье в Летнем саду…»

Блок потребовал, чтобы Горький не ссылался на чужую точку зрения, а высказал свою.

«Лично мне, - сказал Горький, - больше нравится представлять человека аппаратом, который претворяет в себе так называемую «мёртвую материю» в психическую энергию и когда-то, в неизмеримо отдалённом будущем, превратит весь «мир» в чистую психику.

Не понимаю – панпсихизм, что ли?

Нет. Ибо ничего, кроме мысли, не будет, всё исчезнет, претворённое в чистую мысль; будет существовать только она, воплощая в себе всё мышление человечества от первых проблесков сознания до момента последнего взрыва мысли.

Не понимаю, - повторил Блок, качнув головой.

Я предложил ему представить мир как непрерывный процесс диссоциации материи. Материя, распадаясь, постоянно выделяет такие виды энергии, как свет, электромагнитные волны, волны Герца и так далее, сюда же, конечно, относятся явления радиоактивности. Мысль – результат диссоциации атомов мозга, мозг создаётся из элементов «мёртвой», неорганической материи. В мозговом веществе человека эта материя непрерывно превращается в психическую энергию. Я разрешаю себе думать, что когда-то вся «материя», поглощённая человеком, претворится мозгом его в единую энергию – психическую. Она в себе самой найдёт гармонию и замрёт в самосозерцании – в созерцании скрытых в ней, безгранично разнообразных творческих возможностей.

Мрачная фантазия, - сказал Блок и усмехнулся. - Приятно вспомнить, что закон сохранения вещества против неё.

А мне приятно думать, что законы, создаваемые в лабораториях, не всегда совпадают с неведомыми нам законами вселенной. Убеждён, что, если б время от времени мы могли бы взвешивать нашу планету, мы увидали бы, что вес её последовательно уменьшается.

Всё это – скучно, - сказал Блок, качая головою. – Дело – проще; дело в том, что мы стали слишком умны для того, чтобы верить в Бога, и недостаточно сильны, чтоб верить только в себя. Как опора жизни и веры существуют только Бог и я. Человечество? Но разве можно верить в разумность человечества после этой войны и накануне неизбежных, ещё более жестоких войн? Нет, эта Ваша фантазия… жутко!»

«На самом деле, - пишет нынешний ведущий исследователь жизни и творчества А.М.Горького Павел Басинский, - «фантазия» Горького предваряла философские открытия двадцатого века: В.И.Вернадского и Тейяра де Шардена. А вполне религиозная мысль Блока следовала в русле «метафизического эгоизма» Константина Леонтьева…»

ПУТИ ПРЕТВОРЕНИЯ

Приведём здесь размышления Рериха в тот период в статье «Единство»:

«Мне могут сказать, что единство человечества вообще невозможно, ибо оно противоречит несовершенной природе человеческой. Но я подчёркиваю, что об абсолютной идее нужно говорить вне случайных условий нашей обстановки.

Наша раса к этому феномену бытия, конечно, не приспособлена. Но раса следующая, быть может, ближайшая, при измененных биологических условиях жизни, при одинаковой степени просвещения духа , при знаниях могучих, при разумном пользовании забытыми силами природы, создаст реально возможное человеческое мировое единение. Где личные устремления будут превзойдены ревностью о благе общем. Но наши неумелые, шаткие шаги – это только неясные мечтания о том, что ясно возможно на нашей планете при тех же видимых звёздах. Мы ещё элементарно не вооружены для новой, мирной, светлой жизни. Но надо спешить. Надо закалять и поднимать дух. Надо создать людей, которые могут породить человечество, способное взглянуть в ослепительное лицо солнца единства…

И всё вы это можете проводить в жизнь… Перед нами путь претворения культуры механического, материалистического интеллекта в культуру духа. В светлую жизнь благословенного, могучего, просвещённого духа… Духотворчество должно прийти. Иными путями не прийти. Надо восстановить духотворчество. Вспомнить о водительстве духа…» Наверное, Рерих вспоминает при этом своё стихотворение «Поможет» (1916 год) из сюиты «Мальчику»:

«…Ты улыбнулся.
Ты замолчал. Ты не ответил.
Мальчик, водительство духа
чаще ты призывай,
оно тебе в жизни
поможет» .

Эти темы глубоко волновали Рериха, что засвидетельствовал его сердобольский собеседник 1918 года Иосиф Владимирович Гессен, впоследствии редактор берлинской эмигрантской газеты «Руль» и издатель многотомного «Архива русской революции». Правда, изложил он их в упрощённом варианте, это были не близкие ему, общественному деятелю, вопросы.

«Когда мы ближе познакомились, - писал впоследствии И.В.Гессен, кстати, издавший книгу Н.К.Рериха «Цветы Мории» в 1921 году, - он всё чаще стал заговаривать о таинственных силах, неосновательно отвергаемых цивилизацией, о многих достижениях древних культур, бесследно исчезнувших, о телепатии, случаи которой, как нарочно, обнаружились и в наших отношениях, и, наконец, признался в своей глубокой привязанности к теософии и заявил, что, если бы не дети, он с женою охотно переехал бы в Индию, в Теософскую общину. Я не очень этому поверил, а оказалось, что он действительно направился в Индию, побывал в Тибете, и взял с собой и сыновей, тогда прелестных многообещающих мальчиков, преклоняющихся перед отцом. Его художественное творчество, необычайно плодовитое, явственно отражало теософскую устремлённость…» Несомненно, что эти темы были затронуты и в разговорах Рериха с Леонидом Андреевым, жившим в Финляндии неподалёку от Рериха.

Однако, основное, что волновало тогда писателя – борьба с большевизмом. Самым известным и широко печатаемым воззванием против большевиков стала статья Леонида Андреева «S.O.S.» 1919 года. Картину Н.К.Рериха «Меч мужества» Андреев выбрал для обложки отдельной брошюры. Конечно же, в их разговорах не раз возникало имя Горького.

Сохранились письма, где Андреев рассказывает о финне, приходившем к нему и размахивавшем револьвером – «грозя убить М.Горького», осуждает действия своего бывшего друга. Андреев категоричен: «Что значит работать совсем против совести, показывает Горький. В последнем № «Либератора», большевистского американского журнальчика, почему-то мне присылаемого, есть его статья «Следуйте за нами», т.е. за советской Россией и её мудростью – и что это за жалкая, убого-бездарная, ничтожная статья! Когда поэт и пророк начинает лгать, Бог карает его бессилием, - таков закон вечной справедливости…»

В марте 1919 года в гельсингфорской эмигрантской газете «Русская жизнь» Рерих печатает статью «Ко времени». Само название говорит, что размышления вызваны переживаемыми событиями. Рерих пишет:

«Вот скажу не общее место, не пустое слово. Скажу убеждённое устремление подвига: единственная опора в жизни – знание и искусство. Именно в наши трудные дни, в наше тяжкое время будем твёрдо помнить об этих светлых двигателях…

А теперь обращусь я к вам, которые остались во граде обречённом; к тем из вас, которые имеют международное значение (несомненно, что А.М.Горький – один из первых среди них – А.А.)! И к вам, друзьям, в рассеянии сущим!

Вы, что-то сохраняющие и затворяющие. Не затворите и совести вашей и не прикройте значением вашим убийц и предателей.

Поймите, что есть настолько злые вещи, что и приближаться к ним нельзя. Помните, что цель не освящает средства. Знание и искусство не живут на этих вредных корнях. Отличите же, наконец, признаки от сущности. Неужели же затворилась и совесть?

Пусть мой зов просочится к вам, и пусть сердце ваше подскажет вам, где истинный народ и где та ваша Родина, во имя которой вы должны принести ваши силы и знания.

А вы, друзья в рассеянии сущие! Пусть и к вам через все наваждения просочится зов мой. Соединимся невидимыми проводами духа. К вам обращаюсь, вас зову: во имя знания и красоты, для борьбы и труда соединимся…»

«Осенью 1919 года в Лондоне, – пишет комментатор сборника, - вышла датированная днём смерти Андреева (12 сентября 1919) брошюра, содержащая страстное обличение культурной политики большевиков: Roerich N. Violators of Art. London, 1919». Именно «страстное обличение культурной политики большевиков» сближало Горького и Рериха, несмотря на различные жизненные ситуации, в которых они находились. Однако, было и существенное различие. Если Горький в этот период призывал «Следуйте за нами», то Рерих предостерегал: «Мы ещё элементарно не вооружены для новой, мирной, светлой жизни. Но надо спешить. Надо закалять и поднимать дух. Надо создать людей, которые могут породить человечество, способное взглянуть в ослепительное лицо солнца единства…».

Поэтому в статье «Ко времени» он писал: «Не входите в ряды прародителей большевизма. Оттуда нет возврата. Ведь светлой работы так много. Каждый человек на счету, и мало, безмерно мало людей. А строение храма велико, и близко, и непреложно…».

И следом цитирует «Бхагавадгиту»:

«Знай, что То, Которым проникнуто всё сущее, неразрушимо. Никто не может привести к уничтожению То Единое, Незыблемое». «Здесь нет ни затраты сил, ни нарушения; даже и неполное знание спасает от великого страха».

«Этот греховный великий страх надо изгнать», - заключает он .

Пути «духотворчества» повели Рериха в Индию. Ни о каком изгнании не могло быть и речи. Это было продуманное решение художника. Не исключено, что на него произвело впечатление положение, в котором оказался М. Горький после революции.

После выставок в Скандинавии, Англии и в Америке, Рерих отправился на родину создателей «Бхавагадгиты», Рамакришны, Вивекананады, Тагора, Ауробиндо Гхоша.

Если бы он не сделал этого, примкнул к новой власти, его бы, возможно, ждала судьба Валерия Брюсова, назвавшего Октябрь «торжественнейшим днём земли». Большевики предоставили поэту и писателю, основателю русского символизма, автору книг «Огненный ангел», «Учителя учителей», ряд постов, он заседал и председательствовал, но творческий человек в нём погиб. И Брюсов, ровесник Рериха, умер 9 октября 1924 года, не дожив двух месяцев до 51 года…

В 1921 году умер Блок, написавший честную статью об ответственности «Интеллигенция и революция», которого Совнарком на своём заседании отказался выпустить в Финляндию на лечение. Несмотря на многократные просьбы Горького.

Осенью того же 1921 года Горький уехал за границу. Если раньше это подавалось как отъезд на лечение по «дружеской просьбе» Ленина, то теперь исследователи приходят к выводу – Горький «не смог договориться с Лениным о своём месте в революции», «Горького с его «социальным идеализмом» «народная власть» выдворила…». Да и сам он испытывал гнетущее чувство и разочарование...

Эмиграция была расколота на непримиримых, лояльных, идейно-сочувствующих и элементарно работавших на Москву. В определённом смысле за границей и Рерих, и Горький оказались в сходном положении – они сторонились всяких группировок. Оба испытали творческий взлёт.

В 1924 году Рерих из Индии пишет В.А.Шибаеву о своей книге «Пути Благословения»: «Пошлите два экземпляра книги (в русском новом правописании) Горькому в Берлин с приложенным письмом (адрес в издательстве Гржебина)» . В предисловии к книге «Пути Благословения» выражены основные стремления художника:

«Н.К.Рерих через бури разрушения, через тьму непонимания и через стены вражеских препятствий приносит в Будущее не расплёсканною чашу Красоты и Мудрости. И тем самым он становится одним из величайших духовных вождей современности, к голосу которого с особой чуткостью должны прислушиваться молодые поколения.

Именно к молодым и новым людям направлены благия мысли автора – Путей Благословения. Убедительно и бодро, к истинному пониманию красоты, к подвигу весёлого труда зовёт Рерих. И слова свои он первый обращает в действие примером собственной редчайшей самодеятельности, неустанного труда и подвига, любви и поисков тех сокровищ духа, которые быть может скоро откроют врата в небывало-новую и радостную жизнь, Благословенную.

Н.К.Рерих не только верит в это, но он несомненно знает многое такое, чего ещё не знает мир при всей своей научной прогрессивности, но что рано или поздно должны будут знать все жаждущие истинного созидающего знания…»

Многое хотелось, видимо, обсудить с Максимом Горьким.

15 августа 1924 года Рерих писал Шибаеву: «…Встречайте меня в Париже около 20 декабря… Не узнаете ли, там ли Горький?»

А вот встреча с родиной состоялась летом 1926 года. Надо признать, что имеющиеся на настоящее время объяснения мотивов, содержания и результатов «московской поездки» нельзя признать удовлетворительными. Отметим лишь, что Н.К.Рерих проявил максимум дипломатического искусства, позволивший, в частности, побывать на Алтае. Именно там он планировал организовать центр, университет или Город Знания.

В рамках же темы статьи нельзя не упомянуть о факте беседы с наркомом просвещения А.В.Луначарским, давним знакомым А.М.Горького. В начале века (1908) большевистский нарком вместе с М.Горьким, А.А.Богдановым, В.А.Базаровым выпустил книгу «Очерки философии коллективизма». Книга подверглась резкой критике Ленина за «богостроительство», за интерпретацию идей австрийского физика и философа Э.Маха, считавшего, что исходные понятия классической физики (пространство, время, движение) субъективны по своему происхождению, задача науки - их описать. Споры вызвала и повесть М.Горького «Исповедь» (1908). Богостроитель там - это народ, а самое выдающего достижение народного богостроительства - раннее христианство, до того, как оно было извращено церковью, которую Горький ненавидит. Тему богостроительства М. Горький с А. В. Луначарским и А. А. Богдановым проповедовал в каприйской партийной школе для рабочих, что вызвало его расхождения с Лениным, проклинавшим «заигрывание с боженькой».

В те же годы вышла программная вещь Горького – поэма, или рассказ в ритмической прозе, под названием «Человек»:

« - Мое оружье - Мысль, а твердая уверенность в свободе Мысли, в ее бессмертии и вечном росте творчества ее - неисчерпаемый источник моей силы!

Мысль для меня есть вечный и единственно не ложный маяк во мраке жизни, огонь во тьме ее позорных заблуждений; я вижу, что все ярче он горит, все глубже освещает бездны тайн, и я иду в лучах бессмертной Мысли, вослед за ней, все - выше! и - вперед!

Для Мысли нет твердынь несокрушимых, и нет святынь незыблемых ни на земле, ни в небе! Все создается ею, и это ей дает святое, неотъемлемое право разрушить все, что может помешать свободе ее роста…»

Поэма вызвала шквал отрицательной критики. Там был представлен апофеоз гордого человека, который не просто один во Вселенной, «на маленьком куске земли, несущемся с неуловимой быстротою куда-то в глубь безмерного пространства», не просто «мужественно движется – вперёд! и – выше!», но и обязательно придёт «к победам над всеми тайнами земли и неба».

«Аргументы против материализма, - пишет М.Агурский, - Горький мог почерпнуть, прежде всего, из философии природы немецкого философа и химика Оствальда, а также у французского философа и физика Ле Бона. Оба утверждали, что причиной всех природных явлений является не материя, а энергия, рассматривавшаяся ими как неразрушимая субстанция, способная на бесконечные превращения, а не как некий атрибут материи. Оствальд распространил понятие энергии на все психические и социальные явления и измерял прогресс человечества мерой энергии, накопленной в данном обществе. Согласно Оствальду, понятие энергии снимало противоположность между материей и духом

Горький, конечно, знал энергетизм непосредственно по работам Оствальда, но влияние энергетизма на него резко усилилось благодаря его тогдашнему другу, выдающемуся левому большевику Богданову. Богданов также сделал энергетизм частью своей философской программы и полагал, что снимает само противоречие между материализмом и идеализмом. Для Богданова имело значение лишь различие между физическим и духовным опытом, а понятия материи и духа он считал ошибочными…»

Несомненно, что в лице А.В.Луначарского Н.К.Рерих встретил просвещённого большевика. Возможно, в дальнейшем найдутся материалы обсуждения Н.К.Рерихом и А.В.Луначарским проблемы соединения коммунизма с буддизмом.

В Москве Н.К.Рерих оставил серию картин «Майтрейя (Красный всадник)». «Случайно» об этом рериховском даре узнал приехавший из Сорренто Горький. Он прожил за границей семь лет – до 27 июля 1928 года, когда вновь ступил на советскую землю.

Горького встретили «по-царски»: «подарили» особняк Рябушинского, дачи в Горках и в Крыму. После того, как в 1931 году он окончательно перебрался на родину, стены столовой в Горках украсили картины его давнего друга: «Конь счастья», «Твердыня стен (Монастырь Бон-по)», «Знамя грядущего», «Мощь пещер», «Шепоты пустыни (Сказ о Новой Эре)», «Майтрейя Победитель», «Красные кони (Кони счастья)», «Явление срока».

Вспоминает В.М.Ходасевич: «В один из приездов в 1935 году в Горки, в столовой я увидела развешанными на стенах восемь картин Н.Рериха. Они озарили довольно неуютную большую столовую и поражали (как всегда рериховские вещи) каким-то свечением красок. Эти картины в основном запомнились по цвету - золотисто-лимонному, оранжевому и багряному. Как мне сказали, Рерих был проездом через СССР из Гималаев в Америку и оставил эти вещи в Москве. Картины эти нравились Алексею Максимовичу. Правда, он говорил про них лишь: «любопытные вещи». Более ранние работы Рериха Горький больше ценил и отдавал ему должное, как одному из крупнейших самобытных русских художников» .

Николай Константинович долгое время не знал о том, где находится живописная сюита, оставленная им в Москве. Не знал также, что зрителями его картин стали многочисленные гости Горького. Только малую часть их перечисляет Валентина Ходасевич: «Сталин, Калинин, Молотов, Куйбышев, Радек, Жданов, Киров, Микоян, Булганин, Ягода, Погребинский, Авербах, Киршон, И.Минц, Е.Малиновская, Бубнов, Ольга Бубнова, Стецкий, Ворошилов, Будённый, Щербаков, А.Н.Толстой, Вс.Иванов, Фадеев, Федин, Леонов, А.А.Игнатьев, Буренин, Пинкевич, Немирович-Данченко, Р.Симонов, М.Кольцов, И.Ильин, Маршак, Михоэлс, Бабель, Халатов, Ионов, Чагин, Сейфуллина, Ладыжников, Кукрыниксы, П.Д. и А.Д. Корины, Ирина Щеглова, Н.Альтман, В.Яковлев, Богородский, С.Уранова, Форш, Малаховский, А.Тихонов, Оборин, Шостакович, А.Д.Сперанский, Л.Н.Фёдоров, Ирма Яунзем, Юдина, Ромен Роллан, Уэллс, Мальро, Эльза Триоле, Арагон, Е.П.Пешкова, М.Ф.Андреева…» Такой состав зрителей мог бы доставить честь любому художнику. Тем более, что не рядовые люди смотрели не рядовые эскизы, а программные вещи художника-мыслителя. К сожалению, Николай Константинович узнал, что картины были у Горького только в годы войны из письма Игоря Грабаря.

А в очерке, написанном после смерти А.М.Горького в 1936 году, он упоминает: «Он очень хотел иметь мою картину. Из бывших тогда у меня он выбрал не реалистический пейзаж, но именно одну из так называемой «предвоенной» серии – «Город осуждённый», именно такую, которая ответила бы прежде всего поэту. Да, автор «Буревестника и не мог не быть большим поэтом…».

Н.К.Рерих писал это в 1936 году. К этому времени были опубликованы его книги «Пути Благословения», «Держава Света», «Твердыня Пламенная», «Священный Дозор»… Очерк «Горький» вошёл в книгу «Нерушимое».

Вышли книги, в которых было опубликовано Учение Живой Этики. Пока нет сведений о том, знал Горький о них или нет. Известно, что в личной библиотеке А.В.Луначарского, с которым они, конечно, возобновили общение, находились рериховские издания, вышедшие в 1920-х годах, в том числе книга «Община» (монгольское издание 1927 года) .

Письмо А.М. Горького, написанное журналисту Борису Агапову за полтора месяца до смерти, показывает, что он сохранил верность концепции психофизического преобразования мира. Комментируя книгу Агапова "Материя для сотворения мира", Горький пишет: "Вещество превращается посредством включения в него человеческой энергии... Вы берёте вещество как нечто непрерывно оплодотворяемое энергией людей, трудом их мысли и фантазии" .

В те же годы Н.К.Рерих написал очерк «Парапсихология», в котором кратко изложил свои размышления об «изучении энергии мысли».

Приведя различные примеры из области изучения «тончайших энергий, постепенно улавливаемых человечеством», Рерих заключает: «Завершительным куполом всех этих исканий будет та основная область, которая сейчас идёт под наименованием парапсихологии, ибо в основе её лежит всё та же великая всеначальная, или психическая энергия. Мечта о мысли уже оформилась в науку о мысли. Мысль человеческая, предвосхищающая все открытия, уже носится в пространстве и достигает человеческое сознание именно «из голубого неба». Мозговая деятельность человека приравнивается к электрическим феноменам; ещё недавно биолог Г.Лаховский утверждал, что все этические учения имеют определённо биологическую основу. И таким порядком труд Ляховского подтверждает опыты д-ра Аниты Мьюль с электрическим аппаратом, наглядно отмечающим качество мысли. Даже миф о шапке-невидимке получает научное подтверждение в открытых лучах, делающих предметы невидимыми. Итак, повсюду вместо недавних отрицаний и глумлений возникает новое безграничное знание. Всем отрицателям можно лишь посоветовать – «знайте больше и не затыкайте ушей ваших ватою преступного невежества». Издревле было сказано, что невежество есть прародитель всех преступлений и бедствий.

Будет ли парапсихология, будет ли наука о мысли, будет ли психическая или всеначальная энергия открыта, но ясно одно, что эволюция повелительно устремляет человечество к нахождению тончайших энергий.

Непредубеждённая наука устремляется в поисках за новыми энергиями в пространство, этот беспредельный источник всех сил и всего познания. Наш век есть эпоха энергетического мировоззрения» .

В письме к одному из сотрудников в 1940 году Рерих писал: «Древние народы гораздо лучше понимали смысл перемены бытия, нежели современные цивилизационные мудрецы. Сколько раз повторено в древних учениях о том, что смерти не существует, но есть лишь смена оболочки. «Мы не умрём, но изменимся». В этой краткой формуле всё сказано, но люди как-то не обращают внимания на это основное утверждение закона бытия. Вы пишите, что стремитесь скорей перейти в Тонкий Мир. Правильно, что Вы думаете об этом переходе, ибо сознание должно быть к этому подготовлено, но чем-либо ускорить этот переход будет равносильно неудачной преждевременной операции. Каждый должен выполнить задание в плотном мире: невозможно оказаться дезертиром! Все элементы, входящие в состав наших оболочек, плотной и тонкой, должны закончить естественно своё земное выявление, чтобы тем самым беспрепятственно приобщиться к жизни в Тонком Мире… Именно в сферах духа притяжение особенно остро действует. Ведь дух, прежде всего - магнит. Прекрасное сердце, как выразитель духа, является лучшим проводником или мостом среди сфер. Мысль, как тончайшая энергия, является основою Тонкого Мира, и добрая мысль есть крепчайшая творческая сила. Там всё творится мыслью и мыслью же разрушается. И земные мысли имеют такое же назначение, потому можно себе представить, как важно посылать в пространство мысли созидательные и прекрасные. Эти добрые мысли сплетутся с прекрасными тончайшими мыслями («оттуда»), и получится контакт сильный. Воздействия «оттуда» непрестанны, а люди вместо того, чтобы принять их благодарно, стараются отмахнуться, как от мух назойливых. Помните, «как внизу, так и наверху», и эта аксиома вечной непрерывной жизни должна быть всеми твёрдо усвоена. Жизнь продолжается в тонких формах и, увы, часто даже слишком отражающих наше земное пребывание. Всё это аксиома, но столько в земном быту нагромоздилось всяких искажений и самых диких представлений, что прекрасный смысл непререкаемых труизмов и аксиом затемнился. Человек, переходя, не проваливается в «хладную бездну», но продолжает свой путь, применяя свои накопления…»

Жизнь Н.К.Рериха свидетельствует, что он всегда ощущал взаимосвязь своей деятельности с Космическим творчеством. Видимо, был близок к такому пониманию и А.М.Горький. Очерк Н.К.Рериха о М.Горьком заканчивается вдохновенными словами признания: «Нерасплёсканной он пронёс свою чашу служения человечеству. От имени «Лиги Культуры» принесём наши искренние чувства памяти Горького, которая прочно и ярко утвердится в Пантеоне Всемирной славы».

Их объединяло многое - это были великие труженики, и великие романтики. Там, где прагматик задумается и отступит, романтик, воодушевлённый высокой идеей, идёт вперёд. Романтики и художественные натуры, они проявили себя в жизни духовными лидерами, рассматривавшими наши земные вопросы в космическом масштабе. Судьба человечества – и не меньше – вот над чем бился их просвещенный разум и беспокойный дух. У них были разные взгляды на пути достижения справедливого общественного устройства, но мы видим личностей, которые влияли на эпоху. Если мы отбросим иронический оттенок в слове «культуртрегер», появившийся по отношению к «империалистам-колонизаторам», то они были великими культуртрегерами в подлинном значении немецкого понятия о носителях культуры, а в русском языке о подвижниках культуры.

Четыре десятилетия А.М.Горький стоял в центре культурной жизни России. До конца жизни он ощущал горячую любовь своих почитателей, к нему тянулись артисты, писатели, художники, научные работники. Многим он помог, многих спас от репрессий. Благодаря ему получили жизнь многие культурно-просветительские программы.

Чувствовал ли себя Горький буревестником в «золотой клетке», в «Граде обречённом»? Понимал ли соратник мифотворцев идеи построения Человека с большой буквы с помощью социальной революции, что потерпел поражение?

Видел ли рыцарь гуманизма, певец Человека будущего скрытые пружины нового строя, когда он писал статью «Если враг не сдаётся – его уничтожают»? Карл Радек двусмысленно шутил: «Предлагаю назвать нашу жизнь Максимально Горькой». Как его разум оправдывал действия большевистских вождей? Душа его протестовала. Недвусмысленный заказ на очерк о «лучшем друге советских писателей» он не выполнил.

В те же самые годы Рерих испытал сильнейшую трагедию. На вершине всемирного признания, вначале против его планов выступили влиятельные силы, а затем – предали американские ученики. Те, с кем начинал проводить в жизнь Учение Живой Этики, на кого надеялся, с кем делился самыми сокровенными мечтами. Но это нисколько не повлияло на убеждённость Н.К.Рериха в жизненности провозглашаемых им идей.

Его страстная мечта последних лет – вернуться на Родину. Это тема отдельного исследования. Известно, например, что последователи Рериха в Латвии, впоследствии вошедшей в состав СССР, которым было поручены переговоры, не смогли добиться положительного решения. В дневнике Р.Я.Рудзитиса появляется запись, в которой приведены слова Михаила Ветрова, секретаря советского полпредства и чекиста: «У вас тут всё старое, а если так, то пусть ваш Рерих сидит в своих Гималаях» .

…Признание на родине пришло через годы.

Идея о высоком назначении культуры, которая воодушевляла Горького и Рериха, по-прежнему востребована. Многие годы государственные деятели, вспоминая о культуре, ссылались на авторитет А.М.Горького. Времена изменились.

Симптоматично, в связи с этим, высказывание на «злобу дня» председателя Комиссии Совета Федерации по культуре Александра Дзасохова в интервью газете «Культура» под заголовком «Культура имеет излечивающее значение»:

«…Главное – не уменьшать финансирование культуры даже сейчас во время финансового кризиса. Напомню, когда была Великая депрессия в Соединённых Штатах, и её влияние распространялось на весь мир, наш великий соотечественник, Николай Рерих написал книгу. Она до сих пор является достаточно известной и в Северной Америке, и в Европе, и среди нашей интеллигенции тоже, где он философски и логично объяснил, что как раз в кризисные периоды культура может помочь людям пройти трудный период – своим духом, своей красотой, своим искусством…».

«Как политик, - пояснил этот государственный деятель, ухвативший не букву, а дух прочитанной им книги Н.К.Рериха, - я отдаю культуре приоритетное внимание: она имеет излечивающее значение. Иначе люди бросаются в другое пространство жизни – отнюдь не созидательное. Я вообще всегда считал, что через культуру можно решить многие вопросы…»

Возникает законный вопрос, так что же мешает? Приведём выдержку из книги П.Ф.Беликова «Рерих. Опыт духовной биографии», которую он писал до конца жизни. Современная научная мысль, пишет он, приближается к признанию Тонкого Мира, но есть одна проблема:

«Хуже обстоит дело с самим человеком. Мы по-прежнему находим на Земле множество «униженных и оскорблённых», множество непримиримо враждующих между собой сторон, столько «мещан», не желающих видеть дальше своего носа, что показаться в Космосе и протянуть кому-то руку со словами: «Мы твои собратья по разуму», - будет величайшей ложью и обманом. Скорее мы – «собратья по неразумию», а таковым в Космосе нечего делать. Неслучайно некоторые фантасты иначе не представляют себе проникновение в Космическое пространство, как «космической войны» с инопланетянами...

Новое время приоткрывает новые дали, и основные положения Бытия должны быть повторены в соответствии с новой, Космической эпохой жизни на Земле. Учение было дано заблаговременно, и нет ничего удивительного, что переосмысление в человеческом сознании не произошло, во всяком случае, в массах. Дальние миры, хотя о них говорится с первой книги, были в то время ещё так далеки, так недостижимы, что и сообщения о них складывались как-то отвлеченно. Когда выдавалось Учение Живой Этики, были сотни проблем, и никому не приходило в голову, что решение их будет зависеть от того, как будет решено вхождение человечества в Космическую жизнь. Отдельные голоса учёных не принимались в расчёт, а «оккультные» науки, несмотря на «Тайную Доктрину» Блаватской, продолжали рассматривать «посвящения» со всеми их человеческими аксессуарами на уровне уходящих в лету времен.

Продолжают они делать это и до сей поры, игнорируя новые аспекты Учения и воспринимая только те положения, которые хорошо вписываются в их, не потревоженное Космическим мировосприятием, мировоззрение. Между тем, подобно одной капле нового вещества, введённого в сложный химический состав, Космическое мировосприятие должно изменить человеческое мышление в корне… Мало, очень мало ещё людей, для которых земной план является обязательным, равноправным и равнозначащим Тонким Мирам, планом Бытия. Все они тесно связаны друг с другом, и трагедия не в том, что кто-то признаёт только материальный план, а кто-то – полный приоритет духовного над материальным. Трагедия заключена в том, что потеряна гармоничная связь между ними, и Мирам Тонким мы приписываем наши земные законы, а материальный план делаем зависимым от Тонких проявлений «потустороннего». Между тем, в разнообразии Бытия часть законов идентична для всех состояний, часть познаваема по аналогии, а часть присуща лишь отдельным планам Бытия и никогда не вторгается в другие планы. Это обстоятельство труднее всего постигается человечеством в его общей массе, потому что она сама по себе очень разнообразна.

И в новую, Космическую эпоху разница сознаний человеческих будет давать о себе знать особенно остро. Ведь для сознания «каменного века» прежде необходимо освоить сознание «бронзового века», а затем уже позаботиться об усвоении понятий «века железного» и, наконец, века Космического. Поэтому-то, если в каменный век было достаточно на один вопрос иметь один ответ, то теперь на один и тот же вопрос необходимо иметь в запасе тысячу ответов. Соизмеримость должна подсказать, какой из тысячи в данном случае будет правильным. Эту тысячу ответов и уроки соизмеримости нам и дают книги Живой Этики. Содержа в себе все основы прежних Учений, они вооружают нас совершенно новым методом отношения к людям и к многообразию Бытия. Этот новый метод необходим, если мы признали наличие Космической жизни и причислили к ней нашу Планету… Без общины, без единства человечества Космос будет для нас закрыт…»

Помните, в пьесе Горького «На дне» старый Актер в жалкой ночлежке, цитируя Беранже, произносит с пафосом девиз русской интеллигенции: «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не умеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!»

Это очень на нас похоже. Интеллигенции мало справедливости юридического толка, то есть равенства всех перед законом, мало и гуманизма (а его было навалом в той дофевральской жизни «под гнетом» монархии).Русской интеллигенции нужна была Правда, да еще святая, да еще на этой грешной Земле. То есть утопия. Даже по Беранже к такой шикарной жизни мир дорогу найти не умел (и слава Богу, а то и эмигрировать русской интеллигенции было бы некуда). Значит, должны были найтись безумцы: меньшевики, анархисты, эсеры, которые обеспечили бы стране вместо реальной жизни хотя бы сон золотой. Хоть ненадолго. И обеспечили.

Роль Оле-Лукойе с разноцветным зонтиком и спринцовкой, полной сладкого молочка для того, чтобы слиплись веки, суждено было сыграть Керенскому. Золотой сон: республика, Учредилка, Временное правительство; барышни с красными бантами, брат царя, требующий для своего восхождения на трон мандата Учредительного Собрания; 8-часовой рабочий день, право голоса для женщин; выборы в Учредилку по партийным спискам, европейские права и свободы, - длился 8 месяцев. Почти летаргия...

Пробуждение было ужасным настолько, что мы задним числом прикидываем: а не следует ли судить судом совести и Керенского, и Блока, и Виктора Чернова, главного правого эсера, и восторженных, безумных нигилистов, которые ввергли нас в то, в чем мы родились, прожили и, скорее всего, умрем? Не преступники ли они все, включая Милюкова и Набокова?

Современники тех давних бурь, которых накрыло историческим цунами и которые обладали способностями к анализу и обобщению, поэты и историки вроде Бердяева и Каннегиссера, судили о восьми месяцах Утопии почти в тех же выражениях, что Беранже. Каннегиссер, чья короткая и блестящая жизнь завершилась расстрелом и чье мужество удивило даже чекистов, оставил нам четыре строчки, стоящие исторического трактата:«И возле могильного входа, в блаженном и радостном сне, мы вспомним: Россия, Свобода, Керенский на белом коне».

А на самом деле Керенский никогда к лошади даже и не подходил... Он был позер и фразер, ради красного словца и широкого жеста не пожалевший целую страну. Мягкий, интеллигентный царьсамоустранился с готовностью, загубив страну своей непоследовательностью.Политик-романтик, безответственный революционер и трепач, Керенский угробил Россию в силу бездарности, неумения заниматься делом и считать хотя бы на два хода вперед.Он вел себя как герой-любовник на сцене, но не смог понять и увидеть, что у его спектакля уже был режиссер!Сосредоточенный, неумолимый, лишенный жалости и эмоций, все считающий, как бездушная машина...

Спасителя для России не нашлось...Христа, если и был, то потеряли... Хотя апостолы, безусловно, были. Честно сражавшиеся и отдавшие жизнь, не уступившие, не сломленные.Такие, как тот же Леонид Каннегиссер, да и Николай Гумилев тоже, адмирал Колчак, доктор Боткин, пошедший на смерть вместе с царской семьей и своим маленьким пациентом Алексеем. Отказавшиеся сотрудничать с большевиками и погибшие в застенках ВЧК интеллигенты; офицеры, священники, верующие. Митрополит Вениамин, Любовь Новосильцева, белые офицеры, павшие в бою, а не отплывшие «за кордон», связная Белого Движения Мария Захарченко, племянница генерала Кутепова, оставившая последний патрон для себя.

Спасителя не нашлось, а вот Антихрист был. Классный Антихрист, Демиург Ада, в который он удачно и,кажется, необратимо превратил Россию. Настолько необратимо, что над Кремлем горят красные звезды, как визитная карточка абсолютного Зла, а сам Демиург лежит почище всякого Хеопса в пирамиде на главной площади страны.

8 месяцев кадеты, октябристы из «радикалов», прогрессисты и энесы (по убеждениям левые, но по действиям безобидные народники дотеррористического периода, то есть мечтатели и донкихоты), от самого правого: князя Львова - до самого Керенского - делали вид и даже верили в то, что они чем-то управляют и что-то направляют, что они легитимны и признаны страной, что они правопреемники Госдумы. Они верили в то, что можно оседлать цунами пугачевщины ХХ века.

Но во главе этой жуткой стихии(не щадившей не только старых капитанов и их жен, но и капитанских дочек); стихии, развязавшей не без помощи социалистических «учителей» классовый террор против дворян, вообще имущих классов и сословий, да и просто против грамотных людей, стоял отнюдь не Пугачев.А стоял человек-компьютер, фанатик, умевший не увлекаться, разрушитель, движимый чувством мести и холодным пафосом утопизма.

Его враги просто жили, ситуативно барахтаясь, беспорядочно нанося удары; он же, В.Ульянов, аватара Зла, играл. Играл на всех досках сразу, не гнушаясь и краплеными картами, и переменой правил во время игры. А когда это было нужно, он смешивал фигуры, сбрасывал их с доски и бил доской по голове и гроссмейстера напротив, и зрителей, и арбитров матча.

«… Усаживаемся на самой высокой точке. Ландшафт беспредельный, неописуемая красота ... Я настраиваюсь на высокий стиль и уже готова начать декламировать Шекспира, Байрона. Смотрю на Владимира Ильича: он сидит, крепко задумавшись, и вдруг выпаливает: "А здорово гадят меньшевики!"» (Эссен М. М. Встречи с Лениным накануне и в дни первой русской революции .)

Нет другой такой исторической фигуры, относительно которой так бы заблуждались современники, потомки, историки, писатели, драматурги и политики. Еще можно понять бедолаг-коммунистов (от которых генетически пошли шестидесятники), которые,попав в сталинскую печь, от горя и бедствий вообразили, что под Лениным было бы прохладнее. И тут же возник ряд мифов: о том, что Ленина извратил Сталин, о «добром дедушке Ленине», о «социализме с человеческим лицом», который он якобы планировал и в который, кажется, искренне верили Млынарж, Горби, да и сам Дубчек со товарищи. Да и теперь, пожалуй, есть некие «еврокоммунисты», и итальянские, и французские, которые продолжают верить. Сам Оруэлл верил, пока в 30-е годы, явившись спасать Испанию от Франко, не попал в лапы коммунистов, управляемых из Кремля. Прошедшие лагеря и чудом уцелевшие партийцы мечтали о том, чтобы кончилась сталинская эра и вернулись бы они к «ленинским нормам».

Сталин, конечно, монстр, но он строил свой концлагерь не на пустом месте. Ленин сделал для него вполне приличный котлован. Тот самый «Котлован» Платонова пополам с его же «Чевенгуром». Слабо было недоучке Сталину с прошлым семинариста и «бандюгана», над которым потешались ученые марксисты в Париже за незнание языков, уничтожить цивилизацию на 1/6 части суши. Сталин бы не сумел сохранить адское древо Утопии и протащить его через революцию 1905 года, войну 1914 года, Февраль, Гражданскую войну, Кронштадт, НЭП, Рапалло.Ленин был лучшим загробным учеником Макиавелли. И все теплые воспоминания о добреньком «дедушке» совершенно ложны.

«… Был правша. Слабым не был, но не был и особенно сильным. Физической работой не занимался. Вот разве на субботнике. Еще помню - починил изгородь, когда были в ссылке. На прогулках не очень быстро утомлялся. Был подвижной. Ходить предпочитал. Дома постоянно ходил по комнате, быстро из угла в угол, иногда на цыпочках "из угла в угол". Обдумывал что-нибудь. Почему на цыпочках? Думаю, отчасти, чтобы не беспокоить, в том числе в эмиграции, когда снимали комнату, не беспокоить и хозяев квартиры. Но это только отчасти. Кроме того, наверное, еще и потому, что такой быстрой бесшумной ходьбой на цыпочках создавалась еще большая сосредоточенность. Лежать определенно не любил. Скованности в движениях не было, так же, как и дрожания или судорог. Движения не мягкие, но они не были и резкими, угловатыми.
Ходил быстро. При ходьбе не покачивался и руками особенно не размахивал.
Неуклюжим не был, скорее ловкий. Беспорядочности и суетливости в движениях не было. На ногах был очень тверд» . .)

Как это ни странно, ближе всего к правде истории сталинская баллада (им инспирированная) о двух соколах на одном дубу: «первый сокол - Ленин, другой сокол - Сталин». Сообщники, соратники. А когда первый сокол ослабел (в 1922 году), второй его заклевал. У них, стервятников, акул, грифов так принято. Закон стаи. Слабых добивают. «Письмо к съезду»- это попытка хищника послабее апеллировать к шакалам помельче, чтобы справиться с хищником-победителем. Тоже не слабый прием. Могло бы сработать, если бы Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Радек и остальные фигуранты будущих расстрельных процессов не были идиотами и навалились бы на Сталина, вернув Ленину власть.

А о смерти он не думал, как всякий атеист. И в поединке со Сталиным он отнюдь не архангел Михаил, «поборающий» Змия, Нечистого, Сатану. Ленин же сказал раз и навсегда самое худшее: «Нравственно то, что способствует победе коммунизма»... Умный циник, он не удостаивал общество лжи, он говорил правду и откровенно глумился и над гуманистами, и над Западом, и над историками.

Он всех «развел», потому что имел дело с теми, кто против него был как «плотник супротив столяра», по словам хозяина Каштанки. То есть они все оказались «лохами». В Ленине было очень мало человеческого: ни страстей, ни любви, ни детей, ни романов(не считая «желтых» сплетен об Инессе Арманд, отношения с которой были эгоистичны и мимолетны. Блажь. Отдушина).

Может,лишь юношеская любовь к брату Саше? Вряд ли...Но если все же это и так, то родственные чувствабратьев Ульяновых дорого обошлись России и человечеству: Владимир уничтожил казнившую Сашу страну, не разбирая правых и виноватых.

«… небольшого роста, плотный, короткая шея, круглое красное лицо, бороду и усы бреет, нос слегка вздернутый, острый взгляд, лысый, цвет волос - рыжий, высокий лоб, почти всегда носит на руке непромокаемую накидку ...» (Из описания Ленина в ориентировке, разосланной Московским Охранным отделением для ареста Ленина в 1908 году .)

И эта эпидемия Зла, эта пандемия оказалась похуже чумы, оспы, СПИДа, «испанки». Все жертвы в Китае, Кампучии, Лаосе, все издержки испанской Смуты; бесчисленные попытки (с сотнями тысяч жертв) внедрить марксизм в Африке и Латинской Америке, половина (как минимум) ответственности за Вторую мировую; все несчастья, казни, пытки и восстания в Восточной Европе - все это мировое Зло тоже пошло-поехало от страшных талантов Владимира Ильича.

Он был настоящим Мастером Разрушения; Сталин - только его угрюмый подмастерье и кое-чего нахватавшийся ученик. Многие приемы он усвоил: хватило, чтобы «развести» Рузвельта и Черчилля, хватило на Ялту, на пакт «Молотов - Риббентроп», на интриги против «ленинской гвардии», которую он передушил, как хорек - «курей» их же руками, поодиночке. А так он тупо шел по ленинским рельсам. Много ли надо ума, чтобы в середине XXвека создать и страхом, железом, кровью держать государство, использующее методы фараонов Xв.до н. э.?

У дьявола тоже бывают ученики с вилами и сковородками наперевес. Но ад надо построить. Так, чтобы вошедшие оставляли упованья. Чтобы «с вечностью пребывал наравне».Ленин - это было редкостное сочетание умной холодной головы, безжалостного холодного сердца и рук, которые он,в отличие от Понтия Пилата,никогда даже для вида не пытался омыть. Кем же надо быть, чтобы даже не притворяться чистеньким?Надо распять - распнем. И не скажем, что неповинны в крови праведника сего.

С 1917 года и до конца в каждой второй статье Ленина - призыв к массовому террору. Он требует крови спокойно, как колбасник, приготовляющий кровяную колбасу. И в последних своих документах он твердит все о том же, о крови и смерти. На смертном одре твердит.

Однако он считал, что убийство должно быть функциональным. Убивать же Бухарина, Троцкого, Каменева, Пятакова, Сокольникова было не в интересах революции. Личные же интересы Сталина, требовавшие истребления конкурентов, ибо иначе он не мог возвыситься, будучи последним среди равных, должны были показаться Ленину верхом глупости и бесхозяйственности. У него было другое отношение к кадрам. Стальная, гипнотическая воля, огромный интеллект, дар политика и демагога - все это делало «Ильича» непререкаемым, харизматическим лидером. До него было не достать, его было не опровергнуть. Оставалось ссылаться на его наследие, что иные убогие левые умы продолжают делать и сегодня, не найдя за без малого век более мощного авторитета.

Поэтому ересь Бухарина или Троцкого Ленину была не опасна. Он мог спокойно послушать, последнее слово было за ним. Сухой и черствый циник, прагматик до мозга костей, Ленин мог показаться близким и родным только от большой беды, в сталинских лапах. Он и детишек (показатель!) терпеть не мог,только одно у них и спрашивал: «А ты станешь настоящим большевиком?» Больше в детях этого фанатика ничего не интересовало.

«…Если слушал музыку, то на следующий день чувствовал себя плохо. Обычно уходил после первого действия. Видела раз, как они чуть не подрались с Богдановым, схватились за палки и озверело смотрят друг на друга (в особенности Ильич). Вообще был горячка.

Азарт на охоте - ползанье за утками на четвереньках. Зряшнего риска - ради риска - нет. В воду бросался первый. Ни пугливости, ни боязливости. Смел и отважен» . (Из ответов Н.К.Крупской на вопросы Института мозга .)

К несчастью, Ульянову нужна была не власть. Не власть, не деньги, не слава. Иначе он не стал бы увечить и ломать Россию, а сделался бы президентом и правил 4-5 сроков, до смерти. Ему нужно было «мысль разрешить», по Достоевскому,ему нужна была утопия. Несосчитанные десятки миллионов живых, теплых людей, которые погибли из-за него от голода, пуль, на полях Гражданской войны, в застенках, просто мешали ему строить его Чевенгур. Нет, Ленин не был садистом типа Сталина, он не наслаждался муками жертв.

Все было значительно хуже. Ленин воспринимал людей абстрактно, как некую функцию. Они ему были не интересны. Для его Утопии старое человечество, отягченное корыстью и себялюбием, не годилось. Значит - в отвал. Широкий жест экспериментатора. Ленин не был чудовищем, он был мыслящей машиной. А еще говорят, что роботы никогда не правили людьми...Вот вам вариант, задолго до Айзека Азимова, вот вам и нашествие интеллектуалов-марсиан, спокойно и без эмоций питающихся человеческой кровью.

«… Чем больше представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» . (Из выступления В.И.Ленина на Политбюро 19 марта 1922 г.)

Стоит оценить то, чего достиг этот суперкомпьютер за не очень долгую жизнь. Написал кучу трудов, где изысканно высмеял и перечеркнул все человеческое, что было придумано на Земле, за нефункциональность или несоответствие его Утопии (томов 20). В остальных 30 с лишним томах он откровенно и цинично объяснил, как скрутить страну в бараний рог, и оставил практическое пособие для всех автократоров и строителей тоталитарного государства (как для прихода к власти, так и потом).

Ленин создал партию-фалангу, партию-нож, которая должна была мягко войти(как в масло) в любое общество и уничтожить «буржуазную» цивилизацию. На Ленине оправдалось шуточное изречение философа и юмориста Феликса Кривова: «Там, где не справятся Гог и Магог, нужен один демагог».

Он, в отличие от Николая II, Гумилева и других романтиков, прекрасно понимал, к чему приведет война. Он был, наверное, лучшим провокатором в истории планеты. Что «империалистическая» война будет превращена его партией в гражданскую, он сразу понял. А должен был предвидеть царь.

И вся военная и пропагандистская машина Империи проиграла злой воле одного человека, потому что этот человек понимал реальность и умел приноровиться к ней! Он знал и про бесперспективность этой войны, и прото, что французы воспользуются «русскими баранами» для своих целей, и про разлагающее действие окопов, и про страшную силу винтовки в руках вчерашнего крестьянина.

И когда это понадобилось, Ленин, не понимавший даже смысла слов «честь» и «Родина», легко воспользовался разработками Генштаба (уже немецкого) и, обведя вокруг пальца и немцев, с комфортом приехал в Россию в пломбированном вагоне (а денег они ему сколько надавали!).Большевики одни высказались против войны (и хотя по диким мотивам, но оказались правы). И когда война надоела народу до чертиков, комми обещали мир (а кадеты, октябристы и Временное правительство не догадались и все тянули волынку про «верность союзникам»).

«… Власть большевиков в Москве поддерживается, главным образом, латышскими батальонами ... Я все еще стараюсь противодействовать усилиям союзников и поддерживаю большевиков. Однако я был бы признателен за получение инструкции насчет того, оправдывает ли общее положение трату больших сумм в наших интересах?» (Из писем посла Германии графа фон Мирбаха канцлеру Бетману-Гольвегу и министру иностранных дел фон Кюльманну .)

«… Пожалуйста, тратьте большие суммы, так как весьма в наших интересах, чтобы большевики оставались у власти. Фонды Рицлера в вашем распоряжении. Если нужны еще деньги, пожалуйста, телеграфируйте сколько» . (Из ответа фон Кюльмана фон Мирбаху .)

Апрельские тезисы - это была огромная дерзость и Октябрьский переворот - тоже. По сути, это был блеф. Но противники были плохие игроки, и никакая карта им помочь не могла. И Ленин сорвал банк. Он знал, что сорвет. Он видел, что страну некому защищать. И все 8 месяцев он создавал силовые структуры (Красная гвардия, Советы солдатских и матросских депутатов, а Рабочие и Крестьянские Совдепы - в запасе, но ведь и они давно были при винтовках, это за четыре-то года войны!).

Что мог противопоставить ему Керенский, правивший в пределах Зимнего Дворца? Речи на митингах? Ха-ха. На насилие надо было ответить насилием, и залить этот вулкан мятежа и бунта можно было только кровью. Большой кровью. Сами виноваты. Монархию рано было отвергать. Хотя бы конституционную.

Корнилов был единственным решением. Он бы усмирил. У него были и армия (и воля тоже играла не последнюю роль), и способности вождя, и желание предвосхитить большевистский удар. Но Керенский хотел остаться чистеньким и побоялся замарать ручки. И, проиграв страну, кинулся спасать свою личную жизнь и писать мемуары. Это уже было непростительно.

Поле битвы осталось за Лениным. Чем же он взял? В самом Ленине не было ни одной национальной традиции:ни славянской, ни скандинавской, ни Дикого Поля, ни ордынской, ни византийской. Чистый человек in vitro . А на страну он бросил дикие силы и разнузданную мощь двух кочевнических, хищнических традиций: Дикого Поля и Ордынской.

Бродяги, алкаши, люмпены, бандиты, уголовники, идейные анархисты, поэты бунта вроде Багрицкого, сельские батраки, лодыри (будущие комбеды), неудачники - вся эта армия была поставлена Лениным под ружье (и их было не «Двенадцать», а больше) и брошена против людей работящих, зажиточных и успешных.

Страшны силы распада и аннигиляции, но Ленин сумел управиться с этой опасной стихией, нейтрализовав лживыми посулами интеллигенцию и даже заставив этих безответственных идеалистов работать на себя (Маяковский, Есенин, Багрицкий; масса художников и архитекторов; отчасти даже Блок и Грин, а до этого Леонид Андреев и Максим Горький).

Дать чужую землю крестьянам, а потом отобрать у них в ходе продразверстки последнее зерно; отдать немцам Украину (предав украинских товарищей), но заключить Брестский мир; измордовать независимую Грузию (с 1918 по 1921 год!), но втащить ее в СССР, а Польшу и Финляндию отпустить, потому что этот кусок было не проглотить: «панская» Польша побила Тухачевского и его свору.

В этих парадоксах весь Ленин. Релятивист и реалист, но все в целях сохранения Утопии. А если люди не могут стать ангелами, то надо отрубить им ноги: авось полетят, от корысти и частной собственности отвыкнут. Не полетели, стали уродами, инвалидами, до сих пор на обрубках ползают. В мире, созданном Антихристом, иначе не бывает. Политический и социальный геноцид стал практикой, бытом России.

«… Речи о равенстве, свободе и демократии в нынешней обстановке - чепуха ... Я уже в 1918 году указывал на необходимость единоличия, необходимость признания диктаторских полномочий одного лица с точки зрения проведения советской идеи. Все фразы о равноправии - вздор» . (В.И.Ленин. Собр. Соч. т.30 .)

Взяли только 25% в Учредилке? Снимем караул, сами разойдутся. А назавтра повесить на дверь Таврического дворца замок. Постоят и уйдут. Демонстрацию - расстрелять. Сотнями тысяч расстреливать ученых, студентов, предпринимателей, землевладельцев, банкиров, зажиточных крестьян и просто инакомыслящих. За чай с печеньем и разговоры, как Таганцева и его «заговорщиков». Истреблять монахов и священников (конкуренты в ловле душ!) под корень, баржи с офицерами топить в Белом море. Чисто марсианские масштабы истребления земной жизни. Если кто не успел убежать или опоздал на философский пароход. Кто не спрятался, он не виноват. Рабочие, крестьяне и попутчики из интеллигенции победнее (учителя, врачи, инженеры, ученые, словом, «спецы») могли еще пожить. Если приспособились и согласились работать на победителей.

«… Надо тотчас провести массовый террор, расстрелять и вывести сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления. Надо действовать во всю; массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадежных». (В.И.Ленин. Собр. Соч. т. 35)

«… Суд должен не устранить террор, обещать это было бы самообманом и обманом, а обеспечить и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас » . (В.И.Ленин. Собр. Соч. т. 27)

«… Необходимо провести массовый беспощадный террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь ...» (В.И.Ленин. Собр. Соч. т. 29 .)

Что такое был НЭП? Нет, военный коммунизм, конечно, - это идеал. Но страна не потянула на идеал, Кронштадт («братишки» восстали!) был последним звонком. И Ленин понял: их скинут. Надо извернуться, обмануть, пусть будущие жертвы накормят и оденут своих палачей.

И ведь захотели поверить (вопреки ленинским статьям о продолжении террора и «временном отступлении»), и поверили, и впряглись. Спасли большевикам власть, накормили, и одели, и обули. Что жажда жизни и нежелание бороться за достойную жизнь делают!

Накопили резервы и для будущей индустриализации (продавать все зерно до последнего и менять на станки), и для коллективизации (а откуда бы в колхозах взялись скот и инвентарь, да и кое-какое посевное зерно и хаты для сельсоветов, если бы все это не отняли у законных хозяев в ходе «раскулачки»?).Это на тему известного анекдота «Приносить веревку с собой или там выдадут?» У кого не было - выдали; у кого была - с собой принес. Ленин организовал новое монгольское иго, новый половецкий полон. Только вместо копий, стрел и сабель - маузеры, пулеметы «Максим» и газы, которыми Тухачевский травил крестьян.

Число «Зверя» оказалось вовсе не «666», а «1917». И я не верю, что если бы Ленин пожил еще, мы избежали бы тоталитарного сталинского варианта. Когда в 1928 году возникли «ножницы» между рентабельным сельским хозяйством и убыточной государственной промышленностью, а крестьяне отказались продавать государству хлеб, ибо оно не давало товаров, было только два варианта. Первый: раскулачивать, запугивать, добивать, чтобы рады были, что не в ГУЛАГе, а в ГУЛАГе радовались пайке;ломать жизнь до основ, чтобы стереть даже память.

Это сделает Сталин. И Ленин сделал бы. Потому что второй вариант таков: отпустить и промышленность. Приватизация. Нэпманы у руля. А самим уйти. Если страна сама себя кормит, если есть собственники, никто не будет терпеть комиссаров. Кому они нужны? Ленин не вернул бы жизнь назад. Фанатики на это не идут. Такого не бывает.

Ленин предусмотрел все: он создал постмодернистскую Инквизицию - ВЧК, психологию осажденной крепости, вечные поиски(а если не находишь, то и создание) врагов, зомбирование, программирование на Зло и Абсурд, новую арифметику(2x2=5)... Мясорубка, которую нельзя остановить, не разнеся ее в клочья. Перемалывающая даже тех, кто крутит ручку.

Ленин разобрался даже с Западом. Всех развел, и немцы после Рапалло признали СССР, и бизнес стал хватать концессии (потом будет считать убытки). Железная ленинская формула: «Они не только продадут нам ту веревку, на которой мы их же повесим, они дадут нам ее в кредит».

Ленин позволил себе все, даже пытки в чрезвычайках, даже ад на Соловках. И все сошло с рук. И умер в своей постели.

Он отбросил Россию в третье тысячелетие до рождества Христова. С пирамидами, живым богом - фараоном, рабством и презрением к обычным людям. И, положа руку на сердце, можем ли мы сказать, что мы избавились от Ленина в нем, в своем сердце? Я иногда вспоминаю эту песню. Песню, которая казалась всем такой обычной и которая звучит теперь столь зловеще:

День за днем идут года

Зори новых поколений, -

Но никто и никогда

Не забудет имя ЛЕНИН.

Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой -

В горе, в надежде и радости.

Ленин в твоей весне,

В каждом счастливом дне,

Ленин в тебе и во мне!

Леонид Каннегиссер - поэт-социалист, убивший чекиста Урицкого в Питере, где тот играл роль Дзержинского местного разлива.

И, заметим, не очень умный и дальновидный.

Интересно, что 6+6+6 = 1+9+1+7 = 18.

Забавно, как сегодня нынешние силовики молятся на бюстики Дзержинского и называют себя «чекистами», не понимая, что это синоним слова «палач».

В мой мир

Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой
Из стихотворения «Безумцы» французского поэта Пьера Жана Беранже (1780-1857) в переводе (1862) Василия Степановича Курочкина (1831 - 1875):
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

• - Группа психоделического блюза "Кот Который" образовалась в 1987 г. в Д/К деревни Гольелово из частичного слияния двух уже не существовавших к тому времени команд - "Саквояж" и "Стресс"...

  Малая энциклопедия русского рока

• - наречное выражение Не требует постановки знаков препинания. Нет, колокола радостно гудели, и Белоус был встречен честь честью, как воевода. Д. Мамин-Сибиряк, Охонины брови...

  Словарь-справочник по пунктуации

• - КОТО́РЫЙ, -ая, -ое, мест. 1. вопрос. и союзн. Какой по порядку или какой именно из нескольких. К. час? Забыл, в котором году это было. 2...

  Толковый словарь Ожегова

• - Это слово имеет индоевропейскую природу. Первоначально – " из двух" в отличие от кцъ, имевшего значение " из нескольких"...

  Этимологический словарь русского языка Крылова

• - Общеслав. индо-европ. характера, авест. katāra-, греч.-ионич. koteros «кто из двух» и т. д.). Исходное значение - «кто из двух»...

  Этимологический словарь русского языка

• - Ср. Отдавайте каждому должное... Римл. 13, 7. См. Всякому свое. См. Воздадите Кесарево Кесареви, а Божие Богови...

  (ориг. орф.)

• - См. ДОСТАТОК -...
• - в кото́рый ра́з нареч. качеств.-обстоят. разг. Не в первый раз; неоднократно...

  Толковый словарь Ефремовой

• - по-челов"...

  Русский орфографический словарь

• - Ср. Отдавайте каждому должное... Римл. 13, 7. См. всякому свое. См. воздадите...

  Толково-фразеологический словарь Михельсона

• - по милосердию, любви к ближнему Ср. Пускай их сначала покарает закон - и тогда можно будет "" пожалеть их... П. Боборыкин. Распад. 3. Ср. Мне жаль их... не только, а оттого, что они мои, что я... воспитала их.....

  Толково-фразеологический словарь Михельсона

• - По человѣчеству - по милосердію, любви къ ближнему. Ср. Пускай ихъ сначала покараетъ законъ - и тогда можно будетъ «по человѣчеству» пожалѣть ихъ... П. Боборыкинъ. Распадъ. 3. Ср. Мнѣ жаль ихъ.....
• - См. ПОМОЩЬ -...

  В.И. Даль. Пословицы русского народа

• - опять, вновь, снова, по новой, еще раз,...

  Словарь синонимов

• - гуманно, человечно, из человеколюбия, по-человечески,...

  Словарь синонимов

• - нареч, кол-во синонимов: 2 по-человечески по-человечьи...

  Словарь синонимов

"Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой" в книгах

№ 7. Байка «Человек с золотой серединой». Часть 3. «Золотой Илюшенька»

Из книги 111 баек для педагогов автора Защиринская Оксана Владимировна

№ 7. Байка «Человек с золотой серединой». Часть 3. «Золотой Илюшенька» Сидел Илюшенька на любимой кухонной табуретке и болтал ножками. После происшествия со съеденным маслом смотреть на него он не мог. После этого случая мама объясняла ему, что у каждого человека

Глава 14 Который вы? Который из миров? Ваша повседневная реальность как выражение конкретных вероятных событий

Глава 14 Который вы? Который из миров? Ваша повседневная реальность как выражение конкретных вероятных

Глава 15 Который вы? Который из миров? Ответить можете только вы Как освободиться от ограничений

Из книги Природа личной реальности. Часть 2 автора

Глава 15 Который вы? Который из миров? Ответить можете только вы Как освободиться от ограничений (22:41–22:47.)Итак, я начну следующую главу, или, если хотите можем раньше закончить сеанс.(«Нет, продолжай. Я нормально себя чувствую», - сказал я, хотя слегка устал.)Глава 15: «Который

Глава 2 Сто лет спустя. Золотой век Перикла. Такой ли уж золотой?

Из книги Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах автора Баганова Мария

Глава 2 Сто лет спустя. Золотой век Перикла. Такой ли уж

Очерк пятый Узбек, или "золотой век" золотой орды

Из книги Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды автора Почекаев Роман Юлианович

Очерк пятый Узбек, или "золотой век" золотой орды (Хан,

Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой

Из книги Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений автора Серов Вадим Васильевич

Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой Из стихотворения «Безумцы» французского поэта Пьера Жана Беранже (1780-1857) в переводе (1862) Василия Степановича Курочкина (1831 - 1875): Господа! Если к правде святой Мир дороги найти не умеет, Честь безумцу, который

Как назовем: в честь бабушки или в честь любимой футбольной команды?

Из книги Я беременна! Что вас ждет и о чем вас никто не предупредил автора Фофанова Наталья

Как назовем

И этот Жан Дюпон, который на самом деле больше ничто, который все меньше и меньше является кем-то, который улетучивается через все поры своего тела, останавливается еще раз, потом останавливается все чаще и чаще в этом толкущемся потоке и уже не задает вопроса, и даже не ждет ответа: он сам стал воп

Из книги На пути к сверхчеловечеству автора Сатпрем

И этот Жан Дюпон, который на самом деле больше ничто, который все меньше и меньше является кем-то, который улетучивается через все поры своего тела, останавливается еще раз, потом останавливается все чаще и чаще в этом толкущемся потоке и уже не задает вопроса, и даже не

Из книги автора

10.4. Отождествление Золотой Чаши Грааля с Золотой Колыбелью Иисуса следут также из легенды о короле Артуре Как мы уже говорили, история Грааля тесно связана с королем Артуром. Не исключено, между прочим, что в данном случае имя АРТУР - попало в старинный рассказ как

Честь безумцу

Из книги Газета Троицкий Вариант # 43 автора Троицкий Вариант Газета

Честь безумцу Можно, конечно, спорить о том, считать ли Горького классиком. Можно вспомнить оценки, данные писателем и драматургом в «Климе Самгине» тогдашнему русскому образованному слою: для этого нынче уже не обязательно читать сам роман. Горького сейчас вообще

12. Я, Я Сам - Утешитель ваш. Кто ты, что боишься человека, который умирает, и сына человеческого, который то же, что трава,

автора Лопухин Александр

12. Я, Я Сам - Утешитель ваш. Кто ты, что боишься человека, который умирает, и сына человеческого, который то же, что трава, 12-13. Содержат в себе упрек по адресу малодушных и близоруких людей, которые боятся людского ничтожества, но забывают о силе Божественного всемогущества

2. Блажен муж, который делает это, и сын человеческий, который крепко держится этого, который хранит субботу от осквернения и оберегает руку свою, чтобы не сделать никакого зла.

Из книги Толковая Библия. Том 5 автора Лопухин Александр

2. Блажен муж, который делает это, и сын человеческий, который крепко держится этого, который хранит субботу от осквернения и оберегает руку свою, чтобы не сделать никакого зла. Блажен муж... который хранит субботу от осквернения... Мысль очень близкая к известным словам

11. Тогда народ Его вспомнил древние дни, Моисеевы: где Тот, Который вывел их из моря с пастырем овец Своих? где Тот, Который вложил в сердце его Святого Духа Своего, 12. Который вел Моисея за правую руку величественною мышцею Своею, разделил пред ними воды, чтобы сделать Себе вечное имя, 13. Которы

Из книги Толковая Библия. Том 5 автора Лопухин Александр

11. Тогда народ Его вспомнил древние дни, Моисеевы: где Тот, Который вывел их из моря с пастырем овец Своих? где Тот, Который вложил в сердце его Святого Духа Своего, 12. Который вел Моисея за правую руку величественною мышцею Своею, разделил пред ними воды, чтобы сделать Себе

50. то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает,

Из книги Толковая Библия. Том 9 автора Лопухин Александр

50. то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, (Лк. 12:46). Мысль та же, какая развита была в предыдущей речи - о неожиданности второго пришествия Христа, о необходимости постоянного бодрствования и ожидания и соответственного им

7. Господь, Бог неба (и Бог земли), Который взял меня из дома отца моего и из земли рождения моего, Который говорил мне и Который клялся мне, говоря: (тебе и) потомству твоему дам сию землю, - Он пошлет Ангела Своего пред тобою, и ты возьмешь жену сыну моему (Исааку) оттуда; 8. если же не захочет же

Из книги Толковая Библия. Том 1 автора Лопухин Александр

7. Господь, Бог неба (и Бог земли), Который взял меня из дома отца моего и из земли рождения моего, Который говорил мне и Который клялся мне, говоря: (тебе и) потомству твоему дам сию землю, - Он пошлет Ангела Своего пред тобою, и ты возьмешь жену сыну моему (Исааку) оттуда; 8.

Справка: Не довольствуясь понятиями «личность» и «государство», которыми оперировали XVIII век и либерализм XIX века, Сен-Симон даёт между ними место и даже преобладающее значение «обществу», в котором личность - органическая частица, государство по отношению к личности - нечто производное. Вообще, всем своим учением об обществе Сен-Симон связал своё имя с первой стадией эволюции позитивизма, а взгляды, высказанные им в последние годы относительно рабочего класса, сделали его родоначальником социализма.

Википедия Справка: Идея фаланстеров (фаланг). Франсуа Мари Шарль Фурье - французский философ, социолог, один из представителей утопического социализма...
«300 семейств поселян, соединившись в ассоциацию, имели бы один прекрасный сарай, вместо 300 никуда не годных, - одно хорошее заведение для выделки вина, вместо 300 плохих» и так далее. Не меньшую выгоду представит введение во все отрасли крупной системы производства пользование лучшими машинами, обработка земли согласно почвенным условиям. Самый труд будет значительно продуктивнее благодаря энтузиазму и соревнованию, которые охватят членов ассоциации, - тем более, что конкуренция здесь не исчезнет, а только потеряет свой острый характер, который придаёт ей противоречие интересов. Дело в том, что все работы здесь будут распределены между «страстными сериями»; каждый без различия пола и возраста избирает себе то занятие, которое его больше всего привлекает, и имеет право в один и тот же день переменить несколько серий; здесь для всех найдутся любимые занятия, и никто не захочет предаваться безделью. Результаты труда всех членов фаланги будут стекаться в её общие хранилища, и отсюда они могут получать всё необходимое: таким образом не будет нужды ни в каких посредниках при обмене товаров, и сама внутренняя торговля исчезнет. Вместе с тем, однако, в фаланге сохраняются частная собственность и неравенство состояний. Каждый будет иметь отдельное помещение сообразно не только своим склонностям, но и состоянию, питаться и одеваться, как кто захочет и сможет. Коммунизма здесь нет и следа: каждый будет владельцем продуктов своей работы, начиная с детей 4,5 лет, и, несмотря на общность жизни и труда в страстных сериях, деятельность каждого будет оплачиваться по количеству затраченного труда, по свойству работы, по силе его таланта и по величине вложенного в предприятие капитала. Общий доход фаланги будет разделяться на двенадцать частей, из которых четыре придутся на долю капитала, пять - труда, три - таланта, теоретических и практических знаний. Мало того: для более правильной оценки все работы будут распределены по степени привлекательности, по степени трудности и полезности, и в зависимости от этих свойств оплачиваться. Только в распределении продуктов, полученных фалангой, Фурье не допускал индивидуальной свободы: во всём остальном она является верховным принципом.